квально въелось ей в душу. Как ни крути, нерабочая неделя — самое подходящее время, чтобы впасть в тоску.
— Что это с ней? — Рой посмотрел на ребенка, который никак не мог успокоиться. — На пляж мы сегодня не пойдем. Не та погода.
— Дело не в пляже, — ответила Лиз, — а в ярмарке. Ты же знаешь, она от них сама не своя. А эта ярмарка, по-моему, просто помойка. Как будто по ней прошелся ураган или цунами. Миссис Хьюдхес говорит, сегодня там была грандиозная драка. Сотни молокососов, как их… Ангелы Ада. Почти два часа полиция не могла их обуздать. Двое хулиганов, — она понизила голос и покосилась на Ровену, желая убедиться, что девочка не видит ее губ, — погибли. Несколько человек, в том числе трое полицейских, отправлены в больницу.
— И поделом им, сволочам, — сказал Рой, натягивая рубашку через голову. — Я, конечно, о щенках, а не о полицейских. Боже, куда катится эта страна? Как нам все-таки недостает виселиц, розог, всеобщей воинской повинности…
— Слушай, хватит, а? Завел шарманку. — Лиз подошла к зеркалу платяного шкафа и принялась расчесывать длинные, до плеч, волосы.
— Что тебя так завело? Первый день выходных? Лиз резко повернулась к мужу, но увидев, что Ровена смотрит на них, сдержалась.
— Нет, наверное, устала с дороги.
Рой опустился в плетеное кресло и закурил сигарету. Такое начало нерабочей недели не входило в его планы. Не то чтобы он любил отдыхать — просто, как глава семьи, он ни в коем случае не должен поддаваться унынию. Хотя это совсем нелегко. Жизнь — это действие от рождения и до смерти. Одним приходится тратить больше сил, другим меньше.
Рою не хотелось быть средним. Он сопротивлялся. Всю жизнь. Но иногда ему казалось, что лучше быть ниже среднего.
В школе он не блистал оценками, но и в двоечники не скатывался. Всегда где-то посередке. Не везло ему и в спорте, в ежегодных кроссах по пересеченной местности. Не лучше обстояли его дела и после школы. Имея аттестат с высшими баллами всего лишь по четырем предметам, трудно рассчитывать на интересную и высокооплачиваемую работу. Хотя Рой делал все возможное, чтобы избежать заурядной участи клерка. Его привлекала служба в полиции — там можно быстро подняться в чинах, давая в лапу начальству. Но ему так и не выпало шанса надеть мундир. Он был отбракован медкомиссией; по той же причине его не взяли в армию. После этой неудачи выбор профессии существенно сузился, и ему пришлось довольствоваться «временной» работой. Должность кассира в юридической консультации Бэлфура и Врена была неплохой, но с первого же дня работы Рой обеими ногами вступил в колею. Там уже был старший кассир, человечек тридцати с лишним лет, мечтавший остаться в этой должности до пенсионного возраста, а если позволят, и дольше. Перетруждаться Рою не приходилось, но едва ля он мог рассчитывать на повышение. Мистер Бэлфур, спорадически наведываясь в контору, дразнил его, как дразнят кролика морковкой на бечевке, иногда угрожая и вовсе убрать морковку.
«Разумеется, Кэтлин (никогда — мистер), тебе необходимо знать обязанности мистера Стаффорда, чтобы заменить его в случае необходимости». Хотя на памяти Роя такой необходимости не возникало ни разу. Никто не слышал, чтобы Стаффорд когда-нибудь болел. Даже в выходные он почти каждый день приходил в контору на несколько часов — «просто убедиться, что нет никаких проблем».
Зато у Роя Кэтлина проблемы были. Пока жена наряжалась к ужину, он глядел на себя в зеркало. Вообще-то он неплохо смотрится, хоть и не красавец. Нечто среднее. Посредственность. Будь глаза посажены на полдюйма шире, подбородок — чуть квадратнее, кожа — чуть смуглее (впрочем, он надеялся загореть до конца недели), он бы отдаленно походил на Алана Ладда, киногероя своего детства. Подумать только, двадцать лет Рой поклонялся этому идолу только потому, что не хотел быть самим собой — ничтожеством, способным полтора десятка лет пресмыкаться в затхлой диккенсовской конторе Бэлфура и Врена. «Временная» работа растянулась на вечность. А Лиз даже не снисходит до того, чтобы в глаза назвать его неудачником. Подругам она говорит, что ее муж «работает у Бэлфура и Врена», но на вопрос, что именно он там делает, старается не отвечать. Была ли она когда-нибудь счастлива? Этого Рой не знал. Нередко Лиз говорила, что она не в восторге от своей жизни. Возможно, про себя она винит его во врожденной глухоте Ровены («Ну, извини, пусть будет частичная глухота, хотя что от этого меняется?»), но теперь уже поздно что-либо предпринимать. Слишком быстро уходят годы, слишком глубока «средняя» колея.
— Ты готов? — повернулась к нему Лиз.
— Еще не было гонга…
Где-то внизу раздался вибрирующий металлический звон — и утих, раскатившись по всему дому. Рой встал с кресла, пригладил прямые, цвета спелой кукурузы, волосы. Что ни говори, выходные ничуть не лучше будней — такая же тоска. Завтрак в девять, ленч на пляже, ужин в шесть. Болото. От тебя самого почти ничто не зависит.
Кормили в «Бьюмонте», как Рой и ожидал, посредственно. Хотя владельцы пансионата называли свою кухню «отменной». Впрочем, никто не имел к ним претензий. Бывает хуже.
— Дождь еще не кончился? — Прихлебывая кофе, Лиз повернулась в кресле к небольшому окну-«фонарю».
— И не обещает. — Ее муж видел, как с моря на берег наползает бледно-серая пелена. — Может быть, завтра распогодится.
— Может быть. — Лиз отвернулась от окна, налила Ровене апельсинового сока. — Но сегодня нужно куда-нибудь выбраться, иначе мы спятим от скуки. Сейчас всего-навсего четверть седьмого.
«Это мы можем», — подумал Рой. Тут же мелькнула мысль, что они могли бы сделать еще очень многое, не будь они мистером и миссис Посредственность из Зауряд-тауна. Впрочем, думать об этом — только душу себе травить.
— Ну, на машине мы уж точно никуда не поедем, — Рой поморщился, вспомнив дороги, заполненные злополучными обывателями, которым еще повезло, что можно вернуться домой. — Давай лучше пройдемся по городу — если будет ливень, переждем где-нибудь под навесом магазина.
— Ялмалка! Ялмалка! — Ровена, пристально следившая за губами родителей, закричала так громко, что привлекла к себе неодобрительные взгляды тех, у кого нет проблем с глухими детьми.
— Тихо, милочка. — Лиз успокаивающе положила руку на запястье ребенка и посмотрела на Роя. — А что? Пожалуй, это мысль. Таким дождливым вечером там ничуть не хуже, чем в любом другом месте. И хулиганы, наверное, уже убрались восвояси.
Рой мысленно застонал. Лиз решила идти на ярмарку — значит, возражать бесполезно.
— Ялмалка! — торжествующе завопила Ровена.
До полудня Джейн вырезала по дереву. Со стороны она казалась абсолютно спокойной, правда, мрачноватой, и вы ни за что бы не догадались, что несколько часов назад ее зверски изнасиловали. Об этом не знали ни полицейские, которые ее расспрашивали, ни Джекоб Шэфер. Проку в том никакого, решила Джейн. К тому же, все они белые. Она не питала ненависти к отдельным белым, только ко всей расе, убивавшей, грабившей, насиловавшей, отнимавшей землю у ее предков. Об этом Джейн слышала от своей матери, та — от бабки, а бабка — от прабабки.
Она вырезала фигурки из дерева — ничего другого ей не оставалось.
— Ужас, что они натворили, — сказал Шэфер, — но нам не впервой. Ты не починишь кукол, а, Джейн? Тех, что сама сделала? В первую очередь Панча и Джуди, не то сорвется сегодняшний спектакль. Сделай одолжение, для тебя ведь это пара пустяков.
В этот день Джейн работала чуть быстрее обычного. Она уже починила Джуди и Полицейского, еще полчаса, и Панч будет готов к представлению. Внезапно она замерла, вскинув голову, чувствуя, что кто-то стоит у входа и глядит на нее. Странно, что только сейчас она ощутила взгляд. Даже страшно, ибо это означает, что ее ощущения притуплены жизнью в чужой среде.
Увидев в проеме входа ребенка, она испытала нечто незнакомое, необъяснимое. Нет, не страх — что-то другое. Больше похожее на понимание без слов.
Несколько секунд она в молчании смотрела на маленькую посетительницу. Дети редко забредали в ее владения. Джейн заметила слуховые аппаратики в ушах девочки, безошибочно определила выражение застенчивости на ее лице, и как будто забыла о своей ненависти к бледнолицым. В это мгновение белый ребенок и краснокожая девушка ощутили связавшую их нить обоюдной симпатии. Взгляд Ровены опустился, но через секунду поднялся и отправился в путешествие по убранству шатра. Внезапно девочка с ужасом попятилась. Панч и Джуди, прислоненные спиной к парусиновой стенке шатра, казалось, смотрят на нее. Они были как живые.
— Не бойся, маленькая. — Джейн проследила за взглядом Ровены и поняла причину ее испуга. — Это всего-навсего деревянные куколки, я сама их сделала. Они были сломаны, и мне пришлось их чинить.
Ровена улыбнулась, но не смогла подавить дрожь. Она знала, что куклы всего-навсего деревяшки, в прошлом году, на пляже она смотрела спектакль с Панчем и Джуди. Но те артисты были так непохожи на этих… Казалось, Ровену обволакивает исходящий от кукол липкий холод. В их глазах были разум и злоба.
Девочка повернулась, готовая броситься прочь, но осталась. Не зная, почему. Только потому, наверное, что в голосе смуглой леди звучали искренность и доброта.
— Ровена! — В крике, донесшемся снаружи, паника соперничала с истерикой. Девочка услышала и узнала голос матери. Но не отозвалась.
— Тебя зовут Ровена? — улыбнулась Джейн. Ребенок молча кивнул.
— Там твоя мама. Наверное, надо идти.
Ровена отрицательно покачала головой. Она не хотела уходить. В шатре индианки ей нравилось все, кроме трех деревянных кукол. Но их можно не бояться, потому что их хозяйка — добрая, участливая.
— Ровена! — Половинки полога раздвинулись, и в шатер заглянула Лиз Кэтлин. Испуг на ее лице сменился облегчением.
— Боже мой, что ты здесь делаешь? Мы с папой тебя по всей ярмарке ищем. Нельзя же так, в самом деле. Рой! Рой Кэтлин пробрался в тесное обиталище гадалки.
— Слава Богу! — пробормотал он. На его лице блестели капли пота, как после бега. — Ровена, пойдем, тебе пора спать.