Когда прошло достаточно времени, она вышла в коридор, но все же успела заметить, как явно прячущийся мужчина исчезал за поворотом.
На электрической лампочке, свисающей с потолка, не было абажура. Она давала яркий резкий свет. К тому же мужчина шел быстро, и Эбби видела его лишь мгновение. Она не могла бы поклясться, что его редкие волосы были телесного цвета. Яркий свет ослепил ее. Ей вполне могло показаться, что это тот самый человек…
Кто-то произнес за ее спиной:
— Вам что-то нужно?
Она повернулась и увидела женщину с мертвенно-бледным лицом, подававшую им вино. Она выглядела так, как будто всю жизнь жила в погребе.
— Мне нужна горячая грелка!
Она дико дрожала. Не было необходимости объяснять, что она замерзла.
— Конечно, — сказала женщина. — У вас есть своя? — Эбби отрицательно покачала головой. В Сиднее было жарко, хотела она сказать. Ящерицы выползали на теплое дневное солнце.
— Тогда я одолжу вам. Я покажу, где вы можете наполнить ее.
Кухня была большой, старомодной, деревенской. Пестрая кошка с очень круглой, как апельсин, головой замяукала и потерлась о ее лодыжки. Эбби беспокойно ждала, пока закипит чайник. Бар был как раз напротив. В него вела дверь из цветного стекла с узкими прозрачными полосами. Было очень просто подойти и заглянуть, не выпивает ли тот мужчина с Милтоном и Люком. Как старый друг…
Но вопреки ее ожиданиям, его не было видно. Люк и черноволосый мужчина из Дарвина сидели за столом, и кресло Милтона было подвинуто к ним. Люку, казалось, задали какой-то вопрос, так как двое других мужчин с глубоким интересом ждали его ответа.
Наконец он кивнул. Он ничего не сказал. Но его кивка было достаточно, так как те двое расслабились и улыбнулись. Затем Милтон подал знак бармену принести еще выпить.
В баре было еще трое мужчин и женщина. Ни у кого из них не было редких волос телесного цвета.
Чайник яростно плевался в кухне. Эбби сняла его и наполнила свою грелку, слегка ошпарив палец, когда наливала воду дрожащей рукой. Упрямая кошка хотела последовать за ней в комнату.
Она оставила ее в кухне, вышла в коридор и, как бы по рассеянности, открыла дверь в помер Лолы.
— Ах, извини! — воскликнула она. — Я перепутала комнаты.
Лола сидела на краю своей кровати полураздетая. Она подняла глаза:
— Я думала, что ты давно спишь.
— Я спала, но проснулась от холода. Я только что нашла горячую грелку. Не знаю, когда же, наконец, придет Люк.
— Ох уж эти мужчины, — сказала Лола. — Как легко они забывают свои обязанности, но ты не должна вмешиваться — не стоит соревноваться с охотой, гольфом или крепкой мужской выпивкой. Кое-чему тебе придется научиться, милая.
Ничто не указывало на то, что Лола до этого была в комнате не одна. Ее лицо было, как обычно, беспечным и дружелюбным. Хотя у нее как будто был тот же напряженный, яркий взгляд, что и у Люка.
Эбби не могла спросить: «Не был ли только что в твоей комнате мужчина с лицом, похожим на рыбу?» Их уже тошнило от ее вопросов.
— Когда Люк придет спать, ты могла бы отдать мне эту грелку, — продолжала Лола. — Меня некому согреть.
От крайней усталости Эбби заснула до того, как Люк вернулся. Она только наполовину проснулась и не могла понять, где находится.
Но когда Люк тяжело плюхнулся рядом, она пришла в себя.
— Хорошо провел вечер, дорогой?
От него сильно пахло спиртным. Он был пьян.
— Черт возьми, большая рыба! — казалось, он не сознавал, что говорит вслух.
Сердце Эбби екнуло. Значит, он тоже видел того мужчину с рыбьим лицом.
— Но кто же он? — прошептала она. Но Люк спал.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
В сером свете раннего утра Эбби недовольно подумала, что, пожалуй, была слишком сдержанна. Прошлой ночью ей следовало визжать, кричать и требовать обыска в этом несчастном развалюхе-отеле, чтобы убедиться, что прячущийся мужчина с рыбьим лицом не был в комнате Лолы.
Но даже если бы его нашли, в чем она могла обвинить его? Он ни за что не признался бы, что был в той пустой комнате в Киигз-Кроссе или что угрожал ей. И вообще, мог отрицать, что видел ее раньше.
Не лучше ли молчать и делать вид, что не знаешь о его присутствии и интриге с Лолой? Кто предупрежден, тот вооружен.
Но все-таки в чем тут дело? Она слишком слушалась рассудка. Если бы она подняла шум, то могла бы хоть что-то выяснить.
Эбби растолкала Люка.
— М-м-м, — пробормотал он. — Что такое?
— Люк, что это за большая рыба, о которой ты говорил прошлой ночью?
— Большая рыба? Понятия не имею, — он снова заснул.
— Проснись, Люк! Я должна знать. Ты, наконец, должен хоть что-то рассказать мне. Если, конечно, ты мне не враг.
Она шептала настойчиво, не забывая о тонких стенах. Люк неохотно и в дурном настроении проснулся.
— О чем ты говоришь, черт возьми?
— Ты сказал, что не поймал большую рыбу прошлой ночью. Помнишь?
Его глаза, усталые и равнодушные, смотрели в потолок.
— Должно быть, я был пьян.
Забавно, подумала Эбби, они лежали в постели вместе, два счастливо женатых человека. Скоро белокурая горничная или женщина принесет им чай. Они встанут, умоются, оденутся и будут вести себя вежливо и цивилизованно. Но их мысли, настороженные и скрытные, будут в миллионе миль друг от друга.
Она была сегодня так же одинока, как посреди унылого пейзажа прошлым вечером.
Потом Люк совсем проснулся и понял, что был груб. Или неосторожен.
— Извини, милая. Что я сказал? Или что ты говорила? Боже, ну и дыра! Почему никто не несет чай?
— Здесь кто-нибудь ночевал, кроме нас? — спросила Эбби.
— Только тот парень из Дарвина и пара коммерсантов, я думаю. Они все отправляются в Брисбейн сегодня.
Хотя город был маленький, это был не единственный отель. Ветхие гостиницы и бары были неотъемлемой чертой малообжитых районов. Не было особого смысла задавать вопросы, потому что, если этот таинственный человек хитер (а в этом не могло быть никакого сомнения), он не остановился бы под самым ее носом.
— Между прочим, тот парень, Джонсон, предложил мне xopoшую работу в Дарвине, — сказал Люк небрежно.
— Дарвин!? И ты поедешь?
— Не знаю. Посмотрим.
Я ненавижу Австралию, подумала Эбби. Эта грязная комната с пылью под столиком, с этой ужасной кроватью. А Люк обещал, что этот уик-энд принесет счастливые изменения в их жизни.
Люк склонился над нею, наблюдая.
— Взбодрись, милая. Может, мне не придется браться за ту работу. Надеюсь, что не придется.
В контрасте с ее странным необъяснимым чувством страха перед грядущим днем и тщательно скрываемым беспокойством Люка все остальные были невыносимо оживленными.
Милтон, выглядевший здоровым и посвежевшим, спешил отправиться пораньше. Эбби удивилась, как инвалид мог хорошо отдохнуть на таких кроватях, какие предоставлял этот отель, но Мэри сказала, что Милтон мог спать где угодно.
— Но по тебе не видно, что ты хорошо спала, Эбби.
— Да, — призналась Эбби. — Было слишком холодно и слишком шумно. Через эти тонкие стены все слышно.
Она в упор посмотрела на Лолу, но яркие глаза Лолы насмешливо уставились па нее.
— Я спала, — сказала она. — С холодом, шумом и всем прочим.
— Поехали, девочки, — крикнул Милтон резко. — Пора отправляться. У нас будет ленч на свежем воздухе, Эбби. Мы покажем вам, как здесь варят в походном котелке. Будет хороший день.
Действительно, небо чистой сверкающей синевы сияло над маленьким городком, плоским, сонно развалившимся и бесконечно малым на этой огромной земле. Воздух был свежим и прохладным, но обещал тепло. Суета продолжалась, когда Люк и их черноволосый вчерашний приятель выносили багаж и складывали его в машины. Милтон с интересом следил за ними.
— Хватит заталкивать в мой багажник, — сказал он. — Там уже нет места. Ну, поехали. Скорее, Мэри.
— Да, дорогой. Иду.
Вскоре они отправились. Мертвенно-бледная женщина и поджарая овчарка следили за их отъездом. Не было ни малейшего намека на присутствие мужчины с рыбьим лицом. Но на улице стояло несколько автомобилей. Какой из них принадлежал ему и когда он начнет преследование?
Бесконечная дорога тянулась перед ними. Только машина Мэри и Милтона впереди и ни одной сзади.
Эбби начала думать, что напрасно беспокоилась.
Несмотря на недостаток спортивного азарта — они заметили лишь несколько кенгуру вдали, — все были оживлены. В середине дня они остановились на ленч. Милтон выкатил кресло и сидел на ярком солнце, пока женщины собирали хворост, а Люк разводил костер, укрепляя над ним закопченный котелок.
Было тихо и мирно. Пейзаж больше не казался зловещим, напротив, спокойным и каким-то заброшенным, здесь ничего не росло, кроме низкорослых эвкалиптов и колючих кустов. Вороны поднимались и падали камнем в синем небе с хриплыми криками. Сухие эвкалиптовые листья хрустели под ногами Эбби. Ей было тепло, она была сыта, и от этого склонна согласиться с Милтоном, что следовало наслаждаться побегом из города.
Милтон откинулся в своем кресле, его странные глаза мерцали из-под полуопущенных век.
— Ну, Эбби, разве это не впечатляет?
— Невероятно.
Она подумала, что сегодня Милтон ей нравится больше. Его раздражение было менее заметно. Он не сделал своей жене ни одного язвительного замечания. Он жил в маленьком пузыре удовольствия, явно выкинув из головы мысли о больнице.
— Вы рады, что мы взяли вас? — Эбби безмятежно улыбнулась:
— Я бы все равно поехала, не правда ли, Люк?
— Думаю да, раз уж ты решила. Я женился на упрямой женщине.
Даже Люк говорил с ленивой терпимостью.
— Упрямство может быть опасным, — сказал Милтон. Он зевнул, и Мэри начала суетиться.
— Не суетись, Мэри. Этого будет достаточно в больнице.
— Сколько времени займет лечение? — спросил Люк.
— Не знаю. Две или три недели. На этот раз я выйду оттуда на своих собственных ногах. Я обещаю вам.