Когда тело перестало дергаться, он подошел поглядеть. Разряд спалил одежду и кожу меж лопаток шпиона, обуглил мышцы. На спине мертвеца чернел огромный смрадный ожог, в центре которого торчало оперение стрелы. Сам «кипарис» вплавился так глубоко в ткани тела, что даже не был виден.
— Южная сука не лгала, — кивнул Бакли. — «Кипарис» — мощная штука. Ну-ка, братец, вытащи его и почисти.
Шестой похлопал глазами:
— Порыться в трупе и вытащить око?
— Оно стоит двести эфесов! Предлагаешь оставить похоронщику? Давай, дружок, принеси пользу.
— Сучья работа, — пробурчал Шестой и склонился над телом.
Вечером в таверне Шестой принес камень Бакли. Но не отдал, а лишь показал и сунул в карман.
— Ты чего это?
— Он не твой, а хозяина. Вот хозяину его и отдам.
— Не мой?
— Не твой. Ты купил его на хозяйские деньги.
Бакли озверел: безмозглая дубина — а туда же, умничает!
— Я — рука хозяина, сучий ты хвост! Я — его доверенный, я — его спаситель! Я тащу хозяина из болота!
— Ты только тратишь деньги и командуешь. А сучьи дела делаю я. Вся грязь мне, а деньги — тебе. Это что, справедливо?
— У меня есть мозги, вот и командую! Понимаешь или нет? Хотя где тебе понять, тупому мордовороту!
В следующий миг Бакли оторвался от земли и завис, хрипя. Ладонь Шестого сжимала ему горло. Бакли ловил воздух ртом, пытаясь вдохнуть. Шестой положил ему на язык камень, что час назад был в теле мертвеца.
— Кто тупой мордоворот? Я?
— Нет, нет…
— Я тупой? Я тебе эту дрянь в глотку затолкаю! Я тупой?! Я?!!
— Нет, прости, братец, ну прости…
Шестой швырнул его на пол, Бакли кое-как поднялся на четвереньки, закашлялся.
— Прости меня, дружок… кха-кха-кха… ну, слетело с языка, сглупил… кха-кха… работа видишь какая нервная… Я и осерчал, а на тебе сорвался… Дурак я… Ну ты же знаешь, как тебя люблю. Всегда же о тебе забочусь, родной мой!.. Кха-кха-кха… Прости, брат!
— Ладно, — Шестой отошел от него, сел, бросил на стол «кипарис». — Давай сыграем.
— У тебя же денег нет.
— Я одолжу у хозяина. Вот этот камушек. Говоришь, он стоит двести?
Бакли сел напротив.
— Ты же проиграешь, парень. И будешь должен хозяину двести золотых. Как вернешь, а?
— Это мое дело, Бакли. Играешь или нет?
Сверху или снизу. Плевать на голову или ползать на четвереньках — вот выбор. Иногда приходится то, иногда другое. Но никого не презираешь сильней, чем тех, перед кем только что стоял на коленях.
— Играю. Я раздену тебя, дружок. И посмотрим, что скажешь хозяину. Как без меня выкрутишься — посмотрим.
Он взял колоду, перетасовал. Шестой не возражал, лишь слушал, как карты шуршат друг о друга. Бакли швырнул ему две и две взял себе. Раскрыл — два короля. Гарантированная победа. Все равно, что получить деньги по векселю.
— Так что, дружище, какова ставка? — насмешка сочилась ядом. — Цельный камушек? Двести эфесов?
— Двести.
— Доберешь карту?
— Нет.
— Ну, тогда наслаждайся, браток.
Бакли бросил на стол своих двух королей. Шестой потер подбородок, хмыкнул. Издал странный звук — не то смешок, не то всхлип. И раскрыл карты: король и туз.
— Твою… — Бакли потер глаза, не желая им верить. — Твою Праматерь!.. Так не бывает!..
— Деньги на стол, сучий хвост! — рявкнул Шестой.
Бакли бросил мешочек монет. Шестой сунул его за пазуху, а камень щелчком отправил в руку напарнику.
— Еще сыграем? — спросил Бакли.
— Нет. С меня хватит.
— Что?..
— Я ухожу, вот что. Хватит с меня этой дряни.
— Эй!.. Братец, постой, постой!.. Ты что, из-за трупа озлился? Ну хочешь, следующего мертвеца я обыщу! Хочешь? Так честно будет…
— Ссать на мертвеца. Это ты мне надоел, а не трупы. Твоя чванливость и ложь. Ты мне: братец да дружок, а сам держишь меня за дерьмо. Думал, не вижу? Все я вижу! Одно дело делаем, но ты будто лорд, а я будто быдло. Осточертело. Я ухожу.
— А как же я?.. Куда я без тебя?..
— Плевать.
— И что хозяину скажу?.. Он же спросит о тебе!
— Вот и скажешь, почему я ушел. Бакли ко всем знает подход, ага? Вот и расскажешь ему, как ты со мной поладил!
Сверху или снизу… Иногда приходится снизу. Даже часто, если разобраться. Полезное умение, нужно им владеть…
Бакли умоляюще глянул на Шестого.
— Прошу тебя, не делай так. Как человек прошу… Хочешь уйти — ладно, иди. Я же тебе добра желаю, если хочешь — так иди. Но хоть злобу не уноси в сердце! Да, я зазнался, было дело… но при том всегда тебе хотел добра! Прости меня, дурачину… Такой вот я — маленький человек, слабый… Но ты же сильный, можешь меня простить! Не уходи по злому, давай выпьем мировую напоследок!
— Баба, — презрительно буркнул Шестой.
— А если и баба, так что?.. Не всем быть воинами. Не всем боги дали сил, как тебе. Тут пожалеть бы человека, что он слаб, а не презирать!.. Не моя в том вина, понимаешь?
— Ладно, — скривился Шестой, — наливай мировую. Выпью, потом пойду.
Бакли вынул из багажа ту самую бутылку. Откупорил, налил. Поднес кубок ко рту, сделал вид, будто пьет, шумно глотнул воздуха. Шестой выпил взаправду.
Спустя минуту агония кончилась, маска боли и удивления застыла на лице трупа. Бакли пнул бывшего напарника, чтобы убедиться в смерти… или просто для удовольствия.
— Сверху или снизу, дружок. Твое место снизу, а мое — сверху. Ты дурак, что не понял этого.
* * *
Злой сырой ветер гулял над городом Грейс. Восточное море плевалось холодом на материк. Бакли кутался в шубу и плед, зябко выглядывая из окна экипажа. Могильно-серые дома, неприветливые оконца, забранные ставнями, толпы воинов на улицах. Рыцари… Эти рыцари и этот жалкий город, и огрызок побережья — вот все, что осталось во владении хозяина Бакли. Почти все. Еще — четыре миллиона эфесов, вывезенных из Лабелина. Два золотых галеона, стоящих в бухте под охраной десятков боевых кораблей. Бакли даже разглядел их, когда улица перегнулась через холм, и между крыш мелькнул лоскут моря. Там, на свинцовой воде, темнели два могучих силуэта с костлявыми мачтами без парусов. А вокруг россыпь других — уменьшенных подобий. Четыре миллиона эфесов. Пока ты хочешь — ты полезен. О, в эту минуту Бакли чувствовал себя очень полезным!
Дворец маркизов Грейсенд охраняла рыцарская рота. Капитан сделал вид, что не узнал Бакли, и заставил ждать четверть часа на ветру, пока из дворца не вышел секретарь хозяина.
— Отчего вас так долго не было? Хозяин заждался!
— Я спешил, как мог.
— Неделю хозяин откладывал совещание, дожидаясь вас, но сегодня таки начал его. Вы едва успели.
— Ну, слава богам.
Когда секретарь ввел его в кабинет хозяина, там находились шестеро.
Маркиз Уиндли — лорд, лишившийся земли. Его городом, его землями, его флотом теперь правит кто-то из северной своры, пока сам Уиндли с горстью людей и кораблей сидит здесь.
Барон Хьюго Деррил — железный кулак хозяина, жестокий несгибаемый вояка. Прославленный в трех боях: в одном намял бока медведям Нортвуда, а из двух других крайне успешно бежал. Это он привел с собой тех рыцарей, что теперь заполняют Грейс.
Маркиз и маркиза Грейсенд — двое славных дворян, породивших на свет круглую дуру. Это они владеют Грейсом и принимают у себя всех остальных.
Леди Магда — дочь хозяина. Толстая, уродливая, в сумерках не отличишь от свиньи. В свои двадцать пять все еще не замужем, что и не диво. Но в ее голове, покрытой жиром и прыщами, определенно имеются мозги.
И, наконец, сам хозяин: великий герцог Морис Лабелин. Повелитель трети Южного Пути, сюзерен горстки безземельных вассалов и войска трусливых рыцарей. Владелец четырех миллионов золотых монет.
Когда Бакли вошел в кабинет, говорил барон Деррил:
— Милорд, я не вижу иного пути, кроме атаки. В Дойле, Уиндли, Солтауне, Эльфорте стоят по две жалких роты северян, в Лабелине — один батальон. За нами четыре тысячи всадников. Мы вышибем мятежников изо всех городов и вернем наши земли. Рельсы разрушены. Ориджину понадобится месяц, чтобы вернуть из Фаунтерры главные силы. За это время мы…
— Обделаемся со страху, — сказала леди Магда, чем вызвала у Бакли усмешку. — Когда Ориджин шел к нам в прошлый раз, именно этим мы и занимались. Точнее — вы.
Барон, стиснув зубы, проглотил обиду. Вместо него ответил маркиз Уиндли:
— Шпионы доносят, что на Севере не все гладко. Граф Флеминг с батальоном кайров восстал против Ориджина и держит побережье Моря Льдов. Мы можем сомкнуться с ним и общими силами пойти на Первую Зиму. Что запоет чертов мятежник, когда мы сожжем его столицу?!
— Вы не сожжете Первую Зиму, господа, — сказала леди Магда. — Вы упретесь лбом в ее стены, а ваша задница будет торчать на юг. Ориджин сядет на своего вороного, прискачет в Кристальные Горы и трахнет вас в эту самую задницу. А потом — его конь. А потом — все десять тысяч его кайров вместе с их конями.
— Доченька, — сказал герцог. Не разобрать было, стыдит он леди Магду или хвалит.
— Милорд, я прошу вас отнестись серьезно… — начал барон Деррил.
— К чему? — перебила леди Магда. — К вашим идиотским планам или полководческой бездарности? О, второе действительно серьезно!
— Дочь! — рыкнул герцог резко, но с долей похвалы. — Барон, мы достаточно бились с Ориджином, мне хватило. Я готов купить кого угодно: вассалов Ориджина, кайров, греев, его коня, его матушку, кузенов, шлюх — да хоть весь чертов Север! Но сражаться с Ориджином я больше не стану.
— Милорд, посмею напомнить: мы пробовали купить вассалов Ориджина. Потеряли сто тысяч золотых и пять агентов, но так ничего и не добились. Подлый Стэтхем…
Леди Магда хохотнула:
— Взял у вас сто тысяч, но остался верен сюзерену? Естественно! Чего еще вы ждали! Я сделала бы так же на его месте. Все любят деньги, но и все хотят быть на сильной стороне. Пока Ориджин побеждал, никто не предал бы его. Нужно быть круглым дураком.
— Дочь, — одернул ее герцог, теперь с обидою, ведь это он заговорил о подкупе. — Маркиз Грейсенд, что вы посоветуете?