— Ты что, хочешь ездить с нами?.. — прохрипел ганта Бирай.
— Ваше удивление, сударь, меня озадачивает. Вы же выбрали для себя путь грабителей банков! Почему считаете, что больше никто не возжелает той же участи?
Чару порадовало слово «путь» из уст странника. Однако она разделила удивление ганты:
— Мы — шаваны, дети Степи. А ты, странник, — родом из Альмеры или Надежды, или еще откуда… но точно не с Запада!
— Но я же не северный волчара и не ползун из Литленда. Так отчего бы мне не разделить путь с шаванами?
Эти слова тоже порадовали Чару — аж на душе потеплело.
— Ты правда так считаешь? Рожденный на востоке, хочешь ездить с шаванами?
— Денег он хочет, — буркнул ганта Бирай.
Странник развел руками:
— Не могу отрицать истинности данной реплики. Но позволю себе встречный вопрос: кто их не хочет?
— А если я не возьму тебя?
Странник покачал головой:
— Тогда мы все вместе окажемся в очень дурном положении. Тебе, ганта, придется совершить новую попытку убить меня, чтобы я не донес на вас. Мне придется оказать сопротивление, а твоим всадникам придется умереть (чего они, очевидно, не имеют в планах). Тебе придется самому вступить со мною в поединок, а прекрасной леди — выбрать, на чьей она стороне. Ее выбор определит того единственного, кто выйдет отсюда живым… Я глубоко убежден, что такое развитие событий опечалит всех участников, даже выжившего.
— Положим, ты прав… А если я возьму тебя, но потом зарежу при первом удобном случае?
— Тогда твой отряд потеряет прекрасного бойца и знатока центральных земель, коим я являюсь. На твоей совести образуется весьма прискорбное пятно, которое будет мучить тебя. А еще ты никогда больше не сможешь спать спокойно. Ведь если дашь понять всадникам, что в вашем отряде принято втихую резать своих, то у всякого сможет зародиться мысль…
— Положим, и тут ты прав…
Ганта толкнул локтем Чару:
— Убери уже кинжал! Видишь — спокойно говорим!
Лучница помедлила в сомнении, странник с улыбкой кивнул. Нечто такое было в этом мужчине, что Чара ощутила удовольствие, подчинившись ему: убрала клинок не по собственному решению, но по кивку странника.
— Я бы взял тебя, альмерец, — сказал после паузы ганта, — но нас нанял один парень. Он должен решить.
— Прекрасно! — обрадовался странник. — Это идеальный вариант. Просто отведи меня к нанимателю — и мы все поступим так, как решит он. По рукам?
Ганта протянул руку, и странник пожал ее, но отпустил не сразу.
— Кроме денег, я хочу еще кое-чего. Оставь лекарю дочку.
Ганта фыркнул:
— Вот потому и плохо ездить с чужаками — законов Степи не знаете. Она — мой трофей.
— Я оплачу тебе ее цену. Из первой своей доли.
По правде, это была сомнительная сделка — ведь неясно, наймет ли Колдун странника. Но ганта Бирай подумал, прикинул себе что-то — и согласился.
Лекарь чуть не расплакался, сообразив, что дочка спасена.
— Как я могу отблагодарить вас, добрый рыцарь?..
— На моем теле имеется царапина. Буду рад, если осмотрите ее и предложите подходящее средство…
* * *
Пока всадники скакали к месту встречи с Колдуном, Чара поняла: она хочет, чтобы странник остался с ними. И тут же осознала другое: будет подло с ее стороны — не предупредить. Поравнявшись с ним, сказала:
— Странник, послушай. Тебе лучше уехать.
— Мое общество не по душе миледи?
— Дело не во мне. Наш наниматель… он тебе не понравится.
— Отчего же? Он глуп? Жаден? Лишен чувства юмора?
— Он…
Вряд ли стоило доверять это первому встречному… но странник не казался простым себе встречным.
— Он колдун.
— Вот как!..
— Он убивает словом или щелчком пальцев. Он выпивает души мертвых, глядя им в глаза.
— Потрясающе!
Чара озлилась:
— Сотри ухмылочку со своей рожи! Ты ведь из большого города, правда? У вас там не верят в магию — она в городах не живет. Но этот тип, Колдун, вылез из самого гнилого болота Дарквотера, и плевать хотел, веришь ты в колдовство или нет. Если не понравишься ему, он щелкнет пальцами — и ты рухнешь в пыль. Тогда он глянет в твои мертвые зрачки, и твоя душа никогда не попадет в Орду Странников.
— Ты боишься его? — без тени издевки спросил мужчина.
— Нет.
— Но презираешь?
— Он — мерзкая тварь, которой нет названия.
— Почему ты ездишь с ним?
— У меня нет выбора. А у тебя есть. Потому и говорю: уезжай, пока не поздно.
— Благодарю за предупреждение, миледи. Но все же попытаю счастья.
— Дурак, — бросила Чара с большей злостью, чем ждала от себя.
Колдун выпучил глаза, даже сдвинул шляпу на затылок.
— Это кто?
Ганта Бирай изложил события. Почти правдиво, не особенно черня странника.
— Так все и было? — спросил Колдун у Чары.
— Да.
Он повернулся к страннику:
— Значит, ты ищешь приключений и хочешь быть с нами?
— Святая истина, сударь.
— Почему?
Странник повторил краткую историю своей жизни, уже слышанную Чарой, и добавил:
— Помимо жажды приключений, сударь, я всей душой разделяю идейный фундамент ваших действий. Я — убежденный противник банковской системы. Банкиры — самые ушлые из мошенников, что наживаются на честном люде. Кто бьет банкиров, тот делает мир счастливее. Сама Праматерь Янмэй писала об этом, а если не писала, то точно собиралась.
— Х-хе, — Колдун ухмыльнулся, мерзко выпятив губу. — В идейной части ты прав. Но скажи: какой мне от тебя будет прок?
— Во-первых, мои навыки мечника приятно удивят тебя и придутся особенно кстати, поскольку один из твоих всадников ранен. Во-вторых, я знаю центральные земли лучше любого в отряде. В-третьих, я мастерски умею пользоваться вот этим, — он постучал себя по макушке.
— И я должен поверить твоей похвальбе?
— Ни в коем случае. Призываю тебя верить только фактам. Я разыскал твой отряд раньше, чем любой шериф Альмеры. Я смог убедить троих шаванов привести меня к тебе.
Гурлах и Косматый хмуро переглянулись. Нога Косматого не сгибалась в колене; ухо Гурлаха так опухло, что шлем пришлось нести в руке.
— Сколько же ты хочешь? — осведомился Колдун.
— Быстротой и ловкостью я не уступлю твоим воинам. Потому прошу столько же, сколько получает раненый всадник.
— Чтобы ты знал: я плачу им не только за быстроту и ловкость.
— Назови остальные требования и увидишь, что я им соответствую.
Не бояться колдовства — таково было главное требование. Колдун не назвал его, а просто смерил странника с головы до ног косоглазым взглядом и хмыкнул.
— Ладно. Заинтересовал. Проверю тебя в следующем деле… Если хорошо себя покажешь, получишь долю раненого Хаггота.
Меж шаванов прошелестел тихий ропот. Странник отметил:
— Хаггот, вероятно, расстроится от такого поворота. Хорошо ли, чтобы воин таил обиду на своего нанимателя?
— Очень плохо. Но Хаггот не сможет таить обиду, будучи мертв. Ты прикончишь его и заберешь его долю.
— Полагаю, ганта Бирай воспротивится этому.
Колдун хлопнул странника по плечу:
— Как-нибудь решишь эту проблему. Ты же мастер меча, еще и знаток нравов. Вот и придумаешь что-нибудь… А я погляжу.
Северная Птица — 4
Фаунтерра, Дворцовый Остров
Ту-туру-ду ту-тууу! Ту-туру-ду ту-тууу! Ту-туру-ду ту-туууууууу!
Фанфары трижды взвыли, калеча слух Ионы. Эту традицию музыкальной пытки — встречать гостей фанфарами — отменил еще Адриан в первый же месяц правления. Но сделал исключение для Его Самолюбивости принца Шиммерийского — и не ошибся.
— Гектор Эльвира Аделаида рода Софьи Величавой, Первый из Пяти, барон Мраморных Ущелий, граф Астеллит, почетный бургомистр Белокаменного Лаэма, наследный принц королевства Шиммери!
С каждой ступенькой титула церемонийместер совершал удар посохом по паркету, а принц Гектор делал ровно шаг, идеально попадая в такт велеречию. Когда представление отзвучало, он уже стоял на полпути к трону, а за его спиной входила в зал свита: генералы, вассальные дворяне, славнейшие из купцов, альтессы. От множества шелковых, драгоценных, истекающих златом южан в зале сделалось тесно. Дюжина гвардейцев и чиновников Минервы выглядела теперь сиротливо. Принц Гектор проявил себя и в другом. Согласно ритуалу, императрица должна была заговорить первой, но долго не могла этого сделать: южане все входили и входили, и входили в тронный зал. Принц улыбался, вполне осознавая, с каким изяществом на целых несколько минут заткнул рот владычице Империи Полари. «Заносчивая задница», — подумала Иона словами брата.
— От всей души приветствую ваше высочество, — мягко произнесла императрица. — Позвольте побеспокоиться о здоровье вашего отца.
Иона улыбнулась — Минерва дала достойный ответ южному нахалу. Отец Гектора, король Шиммери — страстно верующий и отчаянно благочестивый человек — проводил большую часть жизни в монастыре на краю Священной Бездны. Но оставался в твердом уме, так что принц не мог принять ни единого важного решения без его согласия. Слова владычицы, таким образом, следовало понимать как: «Первая в столице приветствует второго из провинции».
— Благодарю ваше величество. Отец в прекрасном здравии, силою его неусыпных молитв.
Намек на фанатизм и затворничество короля, тем самым — на всевластие принца.
— Ваше высочество, я также буду молить Янмэй Милосердную о его благоденствии!
Двойной укол: и превосходство Янмэй над Софьей, и близость императрицы к королю, а не принцу. Прекрасно, леди Минерва!
— Я счастлив видеть здесь прославленных северян — герцога Эрвина Софию и великолепную леди Иону Софию. Надеюсь, они также вознесут мольбы Светлой Агате о всеобщем здравии и процветании.
Намек на зависимость нынешней Янмэй от могущественной Агаты. Довольно грубый выпад. Но лучше не отвечайте на это, миледи! Пускай последнее слово в пикировке останется за тем, кто глупее.
К большому удовольствию Ионы, Минерва ответила изысканно вежливо: