— Мне льстит ваше беспокойство, милорд. Но я не прошу и не приму иной помощи, кроме уже названной.
Она позвонила в колокольчик, знаменуя конец беседы. Гвардейцы вошли, чтобы проводить лорда-канцлера.
— Вы совершаете ошибку, — выдохнул он.
— Не большую, чем в день нашего знакомства.
* * *
Последнее дело перед отъездом весьма и весьма подходило под настроение. День открытия судоходства…
Ханай уже взломал ледяные кандалы и, бурля, стремился к Крайнему Морю. Но остатки льда — от крохотных футовых осколочков до увесистых глыб с телегу размером — тут и там пятнали реку. Они налетали на причальные пирсы и опоры мостов, обходили преграды неуклюжей ощупью, как слепцы. Они сталкивались меж собою, сцеплялись зазубренными краями, будто помогали друг другу плыть, либо, напротив, яростно выпихивали с фарватера мелких и слабых. Хаотическое их движение напоминало бегство разбитой армии. Белый цвет мундиров роднил льдины, да общее отчаянное желание скорей добраться до моря…
Для большинства судов торгового и военного флота плавание среди такого крошева представляет немалую опасность. Но предприимчивые купцы, желая выгадать две недели, пока длится ледоход, построили особые корабли: небольшие округлые шхуны с прочными бортами, прозванные «орешками». «Орешек» спокойно переживал столкновение со льдиной любого размера, мог доставить товар и принести прибыль, пока иные суда еще стояли на зимовке. Императорский военный флот также взял на вооружение эту конструкцию. Сегодня дюжина «Орешков» — восемь купеческих и четыре боевых — открывали судоходный сезон.
Городские зеваки наблюдали действо с набережной, придворные — со стен Дворца Пера и Меча. Хотя капитаны кораблей предлагали всем первородным господам взойти на борт, желающих нашлось немного. Малый размер судов предполагал толкотню на палубе, а льдины то и дело били в борта, вызывая неприятную тряску. Смотреть со стен было комфортней, да и вид с высоты открывался великолепный: Ханай, срывающий покровы; изящная арка Воздушного Моста; колонна кораблей, готовых к отплытию…
Владычица, однако, сочла возможным посетить головной «орешек» — шхуну Е. И. В. военного флота «Стремительная». В связи с этим палуба небольшого корабля пестрела алыми мундирами гвардейцев, издали напоминая цветник роз. Знатоки придворных ритуалов высказывали некоторое удивление: отчего непосредственная охрана владычицы поручена алой гвардии, а не исконной лазурной? Тут же находился ответ: императрица позволила генералу Алексису взойти на борт с нею вместе. Эскорт полководца и эскорт владычицы просто не уместились бы на палубе одновременно. Ее величество поступила весьма тактично, попросив воинов генерала обеспечить ее охрану: тем самым она и решила проблему с местом, и проявила доверие к Алексису. Видят боги: после разгрома в Лабелине, генерал весьма нуждался в подтверждении высочайшего доверия.
И почти никому при дворе — даже женам церемонийместеров, что славятся абсолютным всезнанием, — не было известно: вместе с императрицей и генералом «Стремительную» посетил еще один гость. Он прибыл на борт по личному приглашению Минервы за два часа до начала торжеств и коротал время на юте в обществе штурмана. Штурман «Стремительной» не зря слыл отменным рассказчиком морских историй, а на борт шхуны к прибытию ее величества доставили восемь бочек прекрасного вина (спрашивается, сколько сможет выпить сама Минерва, а сколько останется команде?..) Словом, гость имел все возможности насладиться проведенным временем, однако не воспользовался ими. Не раз, и не два он повторял, как срочно ему необходимо отправиться в Маренго, и сколь важные дела рушатся от его задержки, и если бы не каприз ее величества, он был бы уже за много миль от Фаунтерры… В конце концов, даже штурман — весьма жизнерадостный человек — устал от роптания гостя и оставил его в одиночестве, а сам вышел на шканцы и излил свое удивление капитану:
— О, боги! Никогда не думал, что бывают такие недовольные министры! Коль тебе повезло стать министром, то живи и наслаждайся. Но нет, он ноет больше, чем наш юнга, когда драит палубу!
Юнга громко заверил штурмана, что не привычен ныть ни при каких условиях, и тут же получил подзатыльник за вмешательство в беседу старших офицеров. А вскоре все было забыто, поскольку ее величество и генерал Алексис взошли на борт.
Полководец был хмур — да чего еще ждать от жертвы самого вопиющего разгрома за полвека! Впрочем, выйдя на палубу, ощутив под ногами водную стихию, заслышав плеск волн и посвист ветра в снастях, генерал оживился и приобрел мечтательное выражение лица.
— Я родился на острове, среди моряков… Сухопутная служба Короне — для меня гордость и честь. Но если бы боги дали мне иную судьбу, это точно была бы судьба морехода.
Штурман заверил ее величество и генерала, что не существует более романтического дела, чем мореплавание. Капитан же ограничился сдержанным: «Гм, да», — поскольку, в отличие от штурмана, не страдал лишним оптимизмом.
Императрица выразила желание осмотреть корабль, и оно немедленно было исполнено. Ее величество проявила большой интерес к оснастке и парусному вооружению судна, спросила о названиях каждой детали. Однако лицо Минервы хранило странно напряженное выражение, словно какие-то тяжкие мысли снедали ее.
— В добром ли здоровье ваше величество? — решился спросить штурман.
— Вполне, благодарю вас… Я сосредоточена потому, что пытаюсь запомнить слова. Вы говорите, это… барсель?
— Брамсель, ваше величество. А точнее, фор-брамсель.
— Фор, сударь?..
— Изволите видеть, «Стремительная» оснащена двумя мачтами, из которых передняя зовется фок, а задняя — грот.
— Почему же тогда парус — не фок-брамсель, а фор-брамсель?..
Впрочем, вскоре ее величество разобралась в этих премудростях и выучила все названия, а морские офицеры получили немало удовольствия, просвещая ее. За беседою все как-то позабыли о существовании третьего гостя, брошенного в штурманской каюте.
— Виноват, ваше величество!.. — вдруг опомнился капитан. — На юте вас дожидается гость — министр Дрейфус Борн. Прошу прощения, что не вывели его немедленно с вашим появлением. Сейчас же он будет…
— Вы говорите, ют?.. — императрица свела брови, перебирая свежие пласты познаний. — Это кормовая надстройка, где каюты старших офицеров?..
— Так точно, ваше величество.
— Прекрасно! А мы сейчас стоим тоже на юте?..
— Никак нет, ваше величество. На шканцах.
— Простите мои глупые расспросы, но в чем разница?
Прояснив этот вопрос, вернулись к персоне гостя.
— Прикажете вывести его на верхнюю палубу, чтобы присутствовал при торжествах?
— Господин министр не сможет участвовать в торжествах — он слишком занят. Я лишь обсужу с ним один вопрос касательно налогообложения винодельческих гильдий, после чего проводите его на берег.
Генерал Алексис уточнил:
— Доставлены ли на борт бочки вина?
— Так точно, милорд. Восемь штук — шесть плюс две, — отрапортовал лейтенант, отвечавший за доставку бочек.
— Их разместили на грузовой палубе, милорд, — сообщил капитан.
— Проводите меня туда и приведите гостя, — приказала Минерва.
Необходимость доставить императрицу в трюм вызвала замешательство среди моряков. Однако ее величество проявила известную ловкость и спустилась по узкой лестнице, не запутавшись в складках собственного платья. Она даже как будто не заметила царящий в трюме ядреный запах дегтя, солонины и плесени. Штурман рискнул пошутить:
— Ваше величество уже наполовину готовы к мореплаванию!
Минерва тут же полюбопытствовала, что входит во вторую половину подготовки, но прежде, чем штурман раскрыл рот, капитан оборвал его строгим: «Грм!»
— Господа, благодарю за экскурсию. Прошу, ждите меня на шканцах — верно сказала, да?.. Я вскоре выйду к вам.
Морские офицеры поднялись наверх. Когда гостя привели на нижнюю палубу, его ждала императрица с генералом и тремя воинами эскорта.
— Ваше величество, — проворчал Дрейфус Борн, недовольно постукивая тростью. — Благодарю за приглашение, но вынужден сообщить: мне не до празднеств. Срочные дела ждут в Маренго. Казна Империи требует моей заботы.
— Ах, министр, простите, что побеспокоила. Я не займу много вашего времени.
— И зачем было тащить меня в трюм? В высшей степени странный выбор места встречи!
— Не трюм, а грузовая палуба, сударь. Она зовется так потому, что здесь размещаются грузы. Об одном из них хотела с вами посоветоваться. Сегодня мне доставили восемь бочек необычного вина…
Она указала: бочки лежали пирамидой, скрепленные ремнями. Одна была уже вскрыта, отверстие заткнуто пробкой; остальные пока запечатаны.
Скривив губы, министр стукнул тростью по ближайшей бочке.
— К сведению вашего величества: я не мальчик на побегушках. Я занят делами, которые приносят деньги. Я кормлю весь двор лорда-канцлера! Вспомните об этом, когда снова захотите обсудить какое-то вино или чей-то портрет.
— Весьма невежливо с вашей стороны, сударь. То был портрет Юлианы Великой, вовсе не чей-то, как вы изволили выразиться. И вино в этих бочках тоже не может быть описано словом «какое-то». Это — совершенно исключительный груз, с которым вам непременно следует ознакомиться.
Минерва кивнула гвардейцу. Воин выхватил кинжал и, всадив клинок в щель между крышкой и стенками бочки, принялся давить. Крышка скрипуче сдвинулась с места, и министр отскочил в сторону.
— Идиот, что ты делаешь? Сейчас хлынет!
Но вино не потекло, даже когда гвардеец полностью снял крышку.
— Пустая, что ль?..
Дрейфус Борн приблизился, чтобы заглянуть. Бочка отнюдь не была пустой. Поджав колени к груди, в ней лежала белокурая женщина. Ее руки были связаны в запястьях, во рту плотно сидел кляп.
— Какого черта?! — возмутился министр.
В этот момент женщина запрокинула голову и глянула в лицо Борну. Он издал крик. Трость со стуком упала на пол.
— Марго!.. Марго!..