у в кишки. Очнется Джо, скажет: «Убираемся отсюда! Седлай коней!», — а Весельчак ответит: «Вот они. Так и знал, что пригодятся». Но когда подошел к шатру, услыхал внутри какой-то шум. Сдавленное пыхтение, возню — ни дать, ни взять парочка любится. Но среди Подснежников у Джо имелась лишь одна знакомая барышня — Луиза, — да и та уехала. А если бы вернулась, то, при ее темпераменте, не стала бы тихонько терпеть, а заголосила по полной… Словом, Весельчак заподозрил неладное. Осторожно отклонил полог и заглянул, держа руку на кинжале.
Один из этих сидел на животе раненого, второй зажимал лицо Джоакина свернутым одеялом. А третий стоял у входа на страже, и сразу увидел Весельчака, как тот ни старался войти незаметно.
В долгом пути из Альмеры Джо каждый вечер учил оруженосца обращаться с кинжалом, убеждал: «Когда-нибудь это спасет тебе жизнь». Весельчак вечно спорил: «Мозги спасают, а не железо. Надо ум в голове иметь, тогда убережешься». Но прав оказался Джо: спас кинжал, не голова. Убийца махнул тесаком, но промазал: Весельчак быстро упал на колени и ткнул ножом в пах врага. Тот упал, визжа, как свинья, и двое других оставили жертву, поднялись навстречу Весельчаку. У обоих имелись топоры. «Они здесь! Сюда, братья!» — крикнул Весельчак наружу, будто бы призывая помощь. Но хитрость не сработала — молодчики были слишком тупы, чтобы на ходу изменить план. Решили драться — и ринулись в драку.
Весельчаку немножко повезло — не зря каждое утро молился Заступнице. Один убийца оказался слишком рослым и при махе задел топором ткань шатра. Удар замедлился, Весельчак успел отшатнуться и всадить кинжал в бок противника. Но другой не зевал — пнул Весельчака в колено, и тот грохнулся на пол. Убийца занес топор.
Вдруг со всей ясностью раздался голос Джоакина: «Миледи, вы в опасности!» Это было так внезапно и несуразно, что оба — убийца и Весельчак — обернулись к раненому. Джо стоял на четвереньках и пытался выхватить искровый кинжал, но едва отрывал руку от земли, как сразу падал. «Сдохни, лорденыш!» — сказал убийца и саданул его по голове. Обратным движением — обухом.
«Оружие имеет инерцию, запомни это, — когда-то учил Весельчака Джо. — Чем мощнее клинок, тем он медленнее. После выпада врага с тяжелым мечом получаешь секунду времени». А топор-то всяко тяжелее меча, — рассудил Весельчак и бросился в атаку. Не поднимаясь, перекатился врагу под ноги и пробил ножом лодыжку. Джо и тут был прав: убийца не успел поднять топор, как рухнул с подсеченным сухожилием.
Вот так все и было. Помощь Глории-Заступницы, уроки Джоакина и короткий клинок. А разум включился лишь потом и сказал Весельчаку: надо убираться! Если Зуб всадил в Джоакина стрелу, то он же и послал этих троих. Ждет их теперь с докладом: «Все сделано, хозяин, досточки выструганы!» Но их все нет. Зуб заподозрит что-то и пошлет новых гадов проверить, куда делись старые гады. Потому Весельчак бросил шатер, быстро собрал самые ценные пожитки, закинул Джо на коня, сам сел в седло — и убрался поздорову. Погони за ним не было. Видимо, Зуб не жаждал именно смерти Джоакина — исчезновение с глаз долой его тоже устроило.
— Выходит, ты меня спас? — спросил Джо.
— Ну, или ты меня своими уроками. Это как посмотреть.
— Я твой должник. Без тебя уже лежал бы в земле.
— Не буду спорить, с тебя причитается.
— А что с Салемом?
— Как что? Посадили под замок. Выбрали самый прочный фургон — в котором казна хранится. Туда запихнули вождя, заперли, поставили стражу. Всем говорят, что Салем не в себе, как просветлеет рассудком — так и выйдет на свободу.
— И люди верят?
— Мещане — да. Они и раньше считали, что Салем того, блаженный. А крестьяне сомневаются, но горожан больше. Поди не поверь, когда трое на одного…
Помолчали немного.
Сумерки совсем уже сгустились, только полоска багровела над краем мира. Безлюдный темный простор. Унылое чавканье грязи под копытами…
— Заночевать бы где-то, — сказал Весельчак. — Без шатра на сырой земле как-то не того… А там вон, вроде, деревенька. Давай двинем туда, попросимся — авось примут.
— Авось…
— И жратвы бы недурно купить. Я ведь все побросал в спешке, а теперь кишки сводит. Это тебя искрой накормили, а я голодный остался.
— Угу…
— Ты о чем задумался, Джоакин?
— О Салеме. Говоришь, он жив?
— Днем еще был.
— А сейчас?
— Почем мне знать? Я тебе не Светлая Агата… Но рассуждаю так: Салем — человек известный, о нем все знают. Если Зуб с Доджем таки доберутся до владычицы, она их непременно спросит: «Где Салем из Саммерсвита?» Они ж не смогут ответить: «Ваше величество, мы его придушили втихую», — тогда конфуз выйдет. Так что Салем нужен им живой…
— М-да…
Джо проехал еще десяток ярдов и натянул поводья.
— Мы вернемся за ним.
— Э!.. — Весельчак ухватил его за плечо. — Э, э! Ты что надумал?! Это плохая мысль, слышишь? Изо всех мыслей на свете — самая гробковая!
— Да, но мы все же вернемся.
— Джо, дружище, тебя сегодня дважды чуть не убили. Дважды за один день! Это даже для тебя чересчур! Подумай: дома матушка ждет, поди, плачет от тоски. А Луиза тебе дело предлагала — хорошее дело, и Луиза тоже ничего. И деньжищ у тебя полон карман! Так и потратить не успеешь — обидно же!..
Джо дал приятелю выкричать возмущение, а после сказал:
— Ты советовал не возвращаться к Аланис — я послушал. Ты говорил не ехать послом к Ориджину — я не поехал. Ты говорил зря не лезть в драку — я не лез. Сегодня на моих глазах убивали парламентеров стрелами в спину — я стоял и жевал сопли. Очень благоразумно, как ты учил. Но мы с тобой забыли одно обстоятельство: я все еще сын рыцаря. Хороший человек — мой друг — остался в беде. Если брошу его, как посмотрю в глаза отцу?
* * *
Самое уязвимое место лагеря — отхожая яма. Нет точки лучше для ночной атаки. В любой темноте найдешь ее без труда: смрад разносится на четверть мили. Яма находится вне лагеря, но легко доступна изнутри — значит, представляет дыру в обороне. Часовые проходят ее быстрым шагом, не глядя. А солдаты, сидящие на яме, — вообще не сила. Что может человек со спущенными штанами?
Северяне, как помнил Джо, разными способами залатывали эту брешь в периметре лагеря. Выставляли вокруг ямы двойную стражу — понятно, из числа солдат, провинившихся за день. Каждые два часа посылали бригаду засыпать фекалии землей, чтобы ослабить запах. Придумывали пароли для ночных походов в нужник. Забудешь словечко — в лагерь до рассвета не вернешься, останешься ночевать у смрадной канавы.
Но повстанцы — не северяне, бдительность — не их достоинство. Джо с Весельчаком привязали коней в поле, проползли пару сотен шагов, целясь на запах, — и оказались у заветной ямы. Дождались минуты, когда никого не было рядом, поднялись, шумно помочились в канаву — и спокойненько пошли в лагерь. Пара часовых все же попалась на пути, один страж даже раскрыл было рот, но Весельчак вытер руки о собственные портки, и все вопросы отпали. Кто идет, откуда, зачем — как будто неясно?
Без труда миновали стенку из телег, в которых дремал ночной караул, вошли в стан Подснежников. Повсюду из палаток и шалашей неслось сопение и храп, лагерь сладко, безмятежно спал. Редко где еще потрескивали костры и шуршали голоса засидевшихся у огня; вдалеке кто-то тихо напевал…
— Кх-кхм.
Звук кашля целился прямо им в спину. Джо и Весельчак обернулись. Бродяга сидел на мешке, спиной привалившись к колесу фургона.
— Наконец-то дождался. Чуть меня сон не сморил…
— Ты ждал нас?
— Кого же еще?
— Почему здесь?
— Так нужник же. А вы ветераны — знаете, где войти в лагерь.
Джо понизил голос и опустил руку на эфес, на всякий случай:
— Ты разве не за Зуба?
— Никогда за него не был. Но и переть напролом — дурная идея. Нужно все обстряпать тихо, вот как я думаю.
Джоакин присел рядом с ним, спросил шепотом:
— Хочешь убить его?
— Хочу, да нельзя. Мещане обидятся, отомстят. И потом, нужен козел отпущения. Когда дойдет до суда — а непременно дойдет — владычица захочет вздернуть тех, кто убил гвардейцев. Вот Зуб и пригодится.
— Тогда что?
Бродяга шепнул в ответ:
— А сам-то что? Зачем вернулись?
— Спасти Салема.
Бродяга развел полы плаща. На его коленях лежали скрещенные два искровых самострела. Один он протянул Джоакину.
— Поддерживаю твою идею.
— Где его заперли?
— В фургоне с казной, я покажу.
— Сколько охраны?
— Дюжина молодчиков.
— А нас трое?
— Есть еще Лосось и Билли — они ждут на месте. И все крестьяне-путевцы за нас, но сейчас не хочу их втягивать. Поднимется шум, начнется резня. Лучше тихо.
— Согласен, — кивнул Джо.
Переглянулись, еще раз кивнули друг другу. Встали и зашагали через спящий лагерь. Тишина сладко посапывала тысячей носов… Джоакин подумал мимоходом: будь генерал Гор мстительным ублюдком, вернулся бы и атаковал. Сейчас. Голых, храпящих, завернутых в одеяла, как младенцы в пеленки… Но если Гор — ублюдок не только мстительный, а и осторожный, — то сейчас он марширует в Фаунтерру, чтобы вернуться, ведя не два полка, а все силы Короны.
— Слушай, Трехпалый, — спросил Бродяга, — я все пытаюсь вспомнить: откуда тебя знаю? Никогда не имел ни одного знакомого без пальцев — а все ж ты мне кого-то напоминаешь.
— Та же история, — ответил Джо. — Не было у меня хромых приятелей, но тебя знаю откуда-то.
— Я держал пивную в Уайтхилле на Торговом Тракте. Может?..
— Не был я там… А при Лабелине ты стоял?
— Боги миловали… А в паломничество к Бездонной Пропасти не ездил?
— Какой из меня паломник!.. А ты, может, в Печальном Холме бывал? Или в Альмере, во владениях Бройфилда?
— Ни там, ни там…
Весельчак шикнул на них:
— Идите тихо, ради Глории.
Они умолкли. Но вскоре сам же Весельчак шепнул:
— Как мы это сделаем?
— Кто стоит на страже? — спросил Джо. — Молодчики, верно?