ьбы унизительно, а он не просил. Попросить помощи? Глупо, ведь все бытовые штуки она умеет лучше него. Вот если бы дошло до схватки, Новичок показал бы мастерство, а Чара — свое. Но боев не было… Порой Чара подходила к нему и спрашивала что-то, лишь бы завязать разговор.
— Ты какое любишь мясо?
— Употребляю всякое, но предпочитаю курятину: она легка и не утомляет мозг.
Или:
— Умеешь стрелять?
— Да, но много хуже вас, миледи.
— Откуда знаешь?
— Вижу по вашему разрезу глаз и силе в ваших пальцах.
Или:
— Бывал на Севере?
— Доводилось.
— Видал медведей? А кайров?..
— Да, миледи, но вынужден вас разочаровать: и медведи, и кайры — редкость. Овцы с пастухами — вот истинные северяне.
Всякий раз до того веско звучал его ответ, что Чара терялась, о чем еще спросить. Хмурилась и уходила, а чего действительно хотелось — так это толкнуть его в бок или дать подзатыльник, чтобы не умничал и поговорил по-человечески. А еще мог бы сам спросить ее о чем-то! Или просто взять и рассказать что-нибудь длинное, чтобы она послушала. С другими-то болтает без умолку, даже с Колдуном!.. А с лучницей — нет. Чем она так ему плоха?!
Зорко присматривая за Новичком, Чара открыла то, чего пока не заметили другие: он обладал умением располагать к себе людей. Гурлах и Косматый злились на Новичка за унизительные ушибы, но уважали: превосходя их в мастерстве, он сохранял вежливость. Гирдану нравилась его посадка в седле, Колдуну — остроумие, ганте Бираю — наглость и жажда наживы. Пожалуй, не от страха перед Колдуном ганта до сих пор щадил Новичка. Скорее, видел в нем ценность, возможно — будущего лучшего своего всадника.
Кто явно недолюбливал Новичка, так это Хаггот и Неймир. Хаггот имел на то очевидную причину, а вот Ней… Его Чара не могла понять. Ведь Новичок — такой же хитрый сорвиголова, как сам Неймир! Тоже отличный мечник и знаток земель, и смельчак. Лишь одна разница: Новичок — чужеземец. Ну, и что такого? Чужеземец — зато хороший человек.
* * *
Монетка крутанулась в полете: перо — лицо — перо — лицо — перо, — и упала ликом Праматери кверху. Колдун сказал:
— Дамочка и Новичок — добро пожаловать в Лаксетт.
Новичок кивнул, Чара поднялась на ноги. Ней тоже вскочил.
— Она никуда не пойдет. Я вместо нее.
Колдун уставился на Нея:
— Это как? Светлая Агата выбрала Чару. Ты же не станешь спорить с Праматерью!
— Чара не пойдет в разведку… с этим.
— Почему? — спросила Чара.
— Почему? — спросил Колдун.
— Я ему не доверяю.
— Ты имеешь право не доверять кому угодно, — согласился Колдун. — А я имею право ссать толстой струей на твое недоверие. Те, кого я выбрал, пойдут или в разведку, или на Звезду.
— Меня прельщает первый вариант, — сказал Новичок.
— И меня, — сказала Чара.
Ней глубоко вздохнул, раздувая ноздри, мотнул головой — и сел на место.
— Ладно, лысый хвост. Пусть будет так.
Лаксетт торчал на холме, островерхий и многозубый, как гребень. В отличие от прочих городов, где побывал отряд, Лаксетт целиком опоясывала внушительная стена, усыпанная башнями. Выше городских стен краснела цитадель, на шпилях которой белели лоскуты флагов.
Дорога шла от леса вниз, а после снова вверх — к городским воротам. До них оставалось меньше мили. Солнце клонилось к горизонту, размазывало по дороге длиннющие тени двух всадников, заливало багрянцем громаду цитадели.
Чара спросила Новичка, с обычной неловкостью пытаясь завязать разговор:
— Почему он красный, этот замок?
— Мы в герцогстве Альмера, миледи. Оно недаром прозвано Красной Землей: излюбленный материал здешних зодчих — кирпич из красной глины.
— Значит, замок — из кирпича?
— В Альмере и Короне такие часто встречаются.
— Постой, откуда вообще замок? Мы брали банки только в вольных городах. Теперь уже нет?
— Некоторые вольные города располагают замками, оставшимися от прежних лордов. Но в случае с Лаксеттом миледи права: этим городом владеет феодал. Наш Колдун поступил мудро: изменил тактику выбора целей, чтобы запутать возможных преследователей.
— Угу…
Чара мучительно не находила, что сказать еще. Рядом с Новичком будто язык отнимался: его слова звучали как-то… исчерпывающе, вот как. К ним ни прибавить, ни отнять. Но он, как на зло, искоса глядел на нее и словно ждал ответа. Никогда прежде Чара не думала, что разговор может представлять столько трудностей.
Вдруг на ум пришел вопрос, который давно хотелось задать:
— Новичок, почему ты все время говоришь мне «вы»?
— Это знак уважения. В центральных землях на «ты» обращаются к самым близким, либо к тем, кого не уважают.
— Я уважаю тебя! — воскликнула Чара.
— Знаю, — кивнул Новичок. — А Колдуна?
Она придержала коня.
— Ты это о чем?
— Вы говорили, что не можете уйти от него. Я спрашиваю: почему? Какая веревка держит?
— Много хочешь знать! — возмутилась Чара.
— Верно, много, — не моргнул глазом Новичок. — Собственно, миледи, я желаю знать о вас все.
— И думаешь, я тебе отвечу?
— Думаю, вы не купите половину коня.
Чара умолкла от удивления. Новичок сказал:
— Доверие, как и лошадь, продается только целиком. Нельзя доверять наполовину.
Она вперила в него взгляд:
— Решил, что я тебе доверяю?! Ты чужеземец, и я знаю тебя всего пять дней!
— Вы поверили мне с первой минуты в доме лекаря. Так верьте до конца — либо не верьте вовсе.
Есть люди, склонные лгать самим себе. Есть люди, готовые свернуть с половины пути. Чара никогда не входила в их число.
— Мы с Неймиром были с разведкой в Мелоранже. Принц Гектор Шиммерийский поймал нас и приказал казнить. Колдун спас. Так мы ему задолжали.
— Выходит, вы должны ему жизнь?
— Да.
— Если однажды спасете его, то будете в расчете?
— Да.
— Благодарю, миледи.
Он умолк с задумчивым видом.
— Какого хвоста?! — вот теперь Чара действительно разозлилась. — Запомни: я не люблю тех, кто темнит! Хочешь быть моим другом — выкладывай, что имеешь на уме!
— Вы правы, миледи, я хочу видеть вас своим другом. А ум мой занят тем фактом, что мы с вами… — он бросил взгляд на город, до ворот оставалась четверть мили, — …едем в ловушку.
— Дух Червя!.. В какую еще ловушку?
— Я кое-что слышал о бароне Лаксетте, здешнем лорде. Имеется у него премилая страстишка: вешать людей. Под это действо отводится лучшая площадь, строится роскошный эшефот, воздвигаются зрительские трибуны. В полдень трубят фанфары, бьют барабаны, милорд Лаксетт занимает почетное место и собственной рукою дает отмашку. Он заключает с вассалами пари о том, как долго будет дергаться казнимый, и сломается ли его шея. Говорят, ставки барона всегда выигрывают — ему довольно одного взгляда на человека, чтобы понять, насколько крепки шейные позвонки. Что доказывает, миледи, давнюю истину: опыт — великая сила.
— Но он же не повесит нас просто так.
— Конечно, нет. Барон уважает законы: сперва ждет какого-нибудь преступления, потом хватает кого-нибудь, годного в подозреваемые, и лишь тогда затевает действо. Поскольку собственные жители платят ему налоги, а приезжие — нет, то предпочтение отдается приезжим. Заведен такой порядок: всякому, кто вступает в город, на руке делается чернильная пометка — дата въезда. А когда выезжаешь, стражники сверяют пометку со списком последних преступлений. Если во время твоего присутствия в Лаксетте совершено злодеяние, ты попадаешь в каземат и шагу не ступишь, пока не докажешь невиновность.
— Выходит, Колдун выбрал скверный город для грабежа.
— В этом — самая соль моей мысли.
— Почему сразу не сказал Колдуну?
Новичок глянул на Чару с лукавым огоньком:
— Я хочу воплотить одну задумку. И вы, миледи, мне поможете.
* * *
Новичок вернулся в лагерь спустя пару часов. Один, без Чары. В ответ на общее недоумение сказал:
— Лаксетт — скверный город для грабежа. Здешний лорд обожает вешать людей, причем предпочитает приезжих. В полдень воздвигают эшефот…
Он повторил всю историю и показал руку. На запястье темнели чернильные цифры.
— Видите: нынешняя дата повторена дважды — в час въезда и выезда. Если бы в означенном промежутке времени в городе случилось преступление, меня бы задержали до прояснения ситуации.
Шаваны ворчливо зашептались. Ней спросил:
— Где Чара?
— Она осталась в городе, чтобы довести разведку до конца.
— А почему ты вернулся?
— Предупредить вас об опасности. Если бы я остался на ночь, а ночью в городе кого-нибудь убили, то нас с Чарой задержали бы до конца следствия, а вы остались в неведении.
Шаваны задумались, ганта Бирай проворчал:
— Дерьмо шакала. Нельзя в этот город. Войдем — не выйдем.
— Утром дождемся Чару и поскачем прочь, — сказал Гурлах. — Другую цель возьмем.
— Не очень-то хочется болтаться в петле, — добавил Косматый. — Паскудная смерть для всадника.
— Поедем отсюда, братья, — с надеждой выронил Хаггот.
Колдун оттопырил губу:
— У меня иное мнение, хе-хе. Говоришь, в Лаксетте вешают в полдень?
— Точно так.
— А завтра будет действо?
— Стражники только о том и говорят. Вздернут ведьму, насильника и воровку.
— Значит, завтра около полудня вся полиция будет на центральной площади и все горожане без дела — тоже. А если так, кто расскажет про ограбление стражникам на воротах? Налетим — и ускачем раньше, чем стражники узнает о нашем дельце!
— Должен заметить, план представляется весьма рискованным, — сказал Новичок.
— Я с ним согласен, — буркнул Бирай. — Хвосты нам прийдут.
— Советую, Колдун, избрать иную цель для атаки. Это будет проявлением ума.
Колдун опустил руки на чародейский пояс, усыпанный разноцветными бляшками.
— Ты, никак, хотел назвать меня глупцом?
— Пока еще нет. Я лишь сказал, что ты проявишь ум, если поведешь отряд в другой город.