— Сперва я не придал значения бунту. Крестьяне казались честными бедняками, их требования — не такими уж абсурдными. Я даже всерьез подумывал принять их — ведь фиксированный налог подарил бы нам симпатии народа, упорядочил казну и избавил двор от кровопийц вроде Дрейфуса Борна… Но этот излишне умный шаг нарушил бы мою роль идиота. Потому я поручил крестьян генералу Гору — с надеждой, что он о чем-нибудь толковом договорится с ними, или хотя бы приведет их послов. Но вместо этого…
— Искра!
— Искра! Сестрица, вообрази мою радость, когда я нащупал настоящую ловушку врага! Тысячи безобидных пареньков идут в столицу молить ее величество о справедливости… Боги, это как в детских сказках — заплакать можно от умиления… И вдруг у них — искра! Нечто наивное, как упомянутый тобою щенок, вдруг превращается в змеиное жало! Вот она — подлинная атака Кукловода! Вот его почерк!
— Но у них лишь дюжина самострелов…
Эрвин рассмеялся.
— Разумеется, нет! Несчастный генерал Гор, конечно, был прав: искра есть у тысяч Подснежников! Никто не может и вообразить такое — поэтому оно сбудется. Мы бросимся в атаку и напоремся на искровые копья. Какова драма — только вообрази! Крестьяне крушат батальоны кайров! Кукловод обожает подобные эффекты!
— Он всерьез рассчитывает, что Подснежники разобьют кайров?.. Но это же…
— Конечно, невозможно. Но по его плану кайры вступят в бой, вонзятся в порядки повстанцев и на время увязнут в них, как топор в древесине. Вот тогда идовская бригада с Предметами ударит нам в тыл. Убьет меня и полководцев в штабе, расстреляет всех офицеров, кто подвернется, уничтожит столько кайров, сколько успеет. Затем бригада ринется в Фаунтерру — сюда, в беззащитный дворец, чтобы добить оставшихся Ориджинов. С непобедимыми внуками Агаты будет покончено, войско Севера развалится, наши вассалы сцепятся друг с другом за власть над Первой Зимой… Вот тогда Кукловод придет в Фаунтерру и займет долгожданный трон.
Эрвин распахнул дверь, и впереди показался широкий коридор. Одна из его стен была усеяна амбразурами, сквозь которые проникал мертвенный свет. Перед бойницами чернели жутковатые силуэты самострелов — словно обугленные ребра, подвешенные к потолку. Десяток орудий целился сквозь стену в невидимые мишени. Стрелков не было. Казалось, оружие предназначалось для призраков.
— За стеной — тронный зал?.. — догадалась Иона.
— Да. Бойницы скрыты драпировкой, но ткань, конечно, не помеха болтам.
— Ты хочешь убить Кукловода?!
— Очень хочу. С того самого дня в Запределье хочу постоянно, все сильнее. Если Кукловод будет настолько глуп, что сам явится во дворец, то моя мечта… — Эрвин погладил ложе арбалета, — исполнится с великой легкостью.
— Он умен, — возразила Иона.
— Да. Поэтому, скорее всего, он не покажется до тех пор, пока бригада не покончит с Ориджинами. Что ж, на это и рассчитан мой главный план: захватить бригаду в плен. Полным составом.
Эрвин звучно хлопнул ладоши — будто закрыл капкан.
— Ты абсолютно права, дорогая сестрица: предстоящая битва на Святом Поле — кромешный идиотизм. Но Кукловод не удивится и не заподозрит подвоха, ведь целых три месяца я приучал его считать меня идиотом. Череду моих глупостей завтра увенчает подлинная жемчужина: я размещу штаб не на возвышенности, а в самой низине. Наблюдая за полем боя из своих укрытий, парни бригады увидят, как медведи ринутся в атаку на крестьян, а офицеры и генералы Первой Зимы раскупорят бутылки и примутся хлебать ордж вокруг идиотически расположенной штабной палатки. Штаб будет лишен прикрытия: все батальоны кайров двинут в наступление, следом за нортвудцами. Когда медведи напорются на искровый залп, они растеряются, оторопеют, откатятся — и кавалерия Первой Зимы влетит сзади в их ряды. Под взглядами торжествующих Подснежников полки медведей и кайров смешаются, боевые порядки обратятся в хаос, оба войска лишатся управления. Возможно, крестьянам хватит смелости ринуться в отчаянную и безнадежную атаку… Важно другое: именно в эту минуту хаоса бригада атакует штаб. Молниеносно и беспощадно — как всегда. Убийцы с Перстами Вильгельма придут за головами двух Ориджинов — Эрвина и Роберта… Но к своему удивлению найдут в штабном шатре только каторжников, переодетых в парадные доспехи северян. Прежде, чем бригада опомнится, мой лучший батальон выйдет из укрытий на холмах и накроет ее тысячей стрел. Мы не приблизимся, пока хоть кто-либо остается на ногах. А когда лягут все — мы возьмем их, заштопаем дырки в шкуре и отдадим палачам. Через неделю я узнаю подлинное имя Кукловода, а он лишится своего огненного меча.
Эрвин перевел дух.
Иона обняла его за плечи, заглянув в глаза.
— Ты играл все время…
— Еще как! Мать гордилась бы мною.
— Почему ты не сказал мне?..
— Сказал отцу и Роберту. Тебе же я отвел особенно важную роль — роль критика. Твоя реакция показывала, работают ли мои уловки. Когда ты сомневалась во мне, я ликовал: значит, игра хороша. Когда ты меня хвалила, я понимал: нужно сгустить краски, играть выразительнее. Прости мне этот обман. Но если я смог обмануть тебя, то Кукловода — и подавно!
Голова шла кругом от услышанного. Иона пошатнулась, брат подхватил ее.
— Прости меня, Эрвин… Если только сможешь, прости за то, что так ужасно не верила тебе…
— О, нет! Ты была совершенно права! Ты не боялась иметь свое мнение и отстаивать его — на это я и надеялся. Ты была лучом милосердия в царстве холодного расчета, живой душой среди мертвых стратемных фигур… Иона, это счастье, что ты есть на свете!
Тогда она поцеловала брата.
И он ответил на поцелуй.
Секунду или час, или день в мире не было ничего иного, кроме губ мужчины и женщины.
Но вот Эрвин отстранил сестру… Или она вырвалась из объятий… Или обоих толкнула в разные стороны одна и та же мысль: мы не станем счастливей. Мы можем сделать несчастными Виттора, Аланис, отца и мать, но сами не сделаемся ближе… Поскольку это просто невозможно.
Тяжело дыша, Иона отвернулась к бойнице. Сквозь ткань драпировки виднелся зал, громоздкий силуэт трона на постаменте… Там никого не было: пустое кресло, молчаливые люстры, сумеречный простор, свободный от суеты… Буря в душе Ионы медленно угасала.
— Знаешь, дворец очень красив, когда нет людей…
— Как и весь город… Люблю гулять в дождь. Все спрятались — и улицы только мои.
— Тогда и видишь настоящее лицо города… Мы поняли Первую Зиму, когда убежали из замка в майский ливень. Помнишь?
— Еще бы! Меня угораздило простудиться, я провалялся неделю… Но час прогулки того стоил.
— Она была чудесна!.. Пригласи меня гулять по Фаунтерре. Когда будет дождь… или война, или пожар… Когда улицы будут пусты.
— Довольно пожаров и войн. Эта — последняя. Пойдем гулять, когда случится самый красивый ливень на свете!
— А когда он случится?
Иона обернулась к брату, заранее почувствовав ответ:
— Когда ты вернешься из Уэймара.
— Ты считаешь, мне нужно уехать? — спросила она без тени обиды.
— Да. Меньшая причина в том, что Кукловод таки может сглупить и заявиться во дворец. Тебя не должно быть здесь, когда это случится. А большая причина — Виттор.
— Он нужен тебе, как финансовый советник?..
— Плевать на финансы! С ними как-то образуется… Мне нужно видеть тебя счастливой. Два месяца муж не писал тебе, и ты о нем не говорила. Казалось, вы равнодушны друг к другу. Но теперь пришло письмо, а ты заговорила об Уэймаре еще прежде, чем получила его. Вы скучаете друг по другу, меж вами остались недомолвки. Вы расстались в конфликте, он гложет обоих. Поезжай — и выясни все. Вернись, когда будешь любить Виттора, или не любить… Когда выберешь что-то одно.
— Ты прав…
Иона улыбнулась, полная тихой светлой радости. Теперь ясно, как солнечный луч: ее любят в Уэймаре и любят в столице. И она будет любить Уэймар, Фаунтерру, даже Первую Зиму. Теперь в ней хватит любви на весь мир!
— Я уеду с очень спокойным сердцем. Мне давно-давно не было так светло… Но прошу тебя, сделай для меня одно. Пощади Подснежников!
Он улыбнулся в ответ:
— Как только бригада попадется в капкан, я остановлю битву. Подснежники получат помилование и столько хлеба, что хватит на половину Южного Пути. Все, что от них требуется — один-единственный раз отбить атаку медведей.
Сегодня Иона верила в лучшее: и в то, что крестьяне устоят, и в то, что Эрвин поймает Кукловода, и в то, что она, Иона, научится говорить с Предметами, наденет Руку Знахарки и исцелит отца. И даже в то, что ее любовь к Виттору разгорится с новой силой.
Она взяла брата за руку и тихо произнесла:
— Эрвин… только не вздумай умереть!
Он рассмеялся:
— Еще чего придумала!
Перо — 8
Е.И.В. рельсовые дороги герцогства Альмера, ветка Алеридан — Оруэлл
Один паренек жил на окраине Империи. Однажды отправился в долгое и опасное путешествие, и за ним увязался черт. Черт был особый, какие только на окраинах водятся, а в центре их не встретишь. Звался он Хеном и умел управлять удачей. Паренек же, что пустился в странствие, был добрый и неунывающий. Понравился он черту. Не стал Хен пареньку вредить, а даже напротив, начал помогать. Провалился паренек в трясину — вылез; подобрал змею — не ужалила; рассердил лорда — лорд простил. Это все Хен так подстраивал удачу, что пареньку всегда везло. Однако тот не замечал черта. Проделал громадный путь — туда двести миль и столько же обратно, и Хен все время шел следом, а парень его так и не заметил! Пришел в родное село и стал похваляться: «Какой я молодец-удалец: и из болота сам вылез, и змею изловил, и лорда задобрил!» Черт услышал это и не выдержал: щелкнул пальцами — парень тут же яблоком подавился. И сразу все вокруг закричали: «Аааа! Ему черт напакостил!» Тут-то заметили черта и кинулись ловить. Насилу Хен копыта унес. Вот как бывает.
— Послушай, Дед… Я не хочу обидеть тебя вопросом, но все же… К чему ты это рассказал? Тебе что, спокойней становится от болтовни?