— Будьте добры, выпишите вексель на восемьдесят тысяч эфесов от моего имени.
— Восемьдесят тысяч?.. — Бакли наморщил лоб. — Виноват, ваше величество, но…
— Воспринимайте это как задаток. Даю слово, что выплачу вам, Могеру Бакли, остальные девять десятых суммы в том случае, если события пройдут именно так, как вы описали здесь, в присутствии господ офицеров. Господа, прошу вас быть свидетелями обещаний Могера Бакли.
Оба офицера подтвердили, что слышали все от первого до последнего слова.
— Великий Дом Лабелин глубоко расстроен недоверием вашего величества, — проворчал Бакли. — Оно ранит нас в самое…
Мира возразила:
— Дом Лабелин здесь ни при чем. Я не доверяю лично вам, сударь.
Она отвернулась, отмечая конец беседы. Капитан выпроводил Бакли за двери, напоследок сунув ему вексель.
Едва Бакли исчез, в зал ворвался церемониймейстер.
— Ваше величество ждет министр двора и представители торговой гильдии!
— Отмените все встречи.
От растерянности церемониймейстер даже стукнул посохом.
— Как отменить, ваше величество?..
Мира не выдержала:
— Отмените все! Что неясного в этих двух словах?! Отмените. Все! …И приведите фрейлину.
* * *
Выслушав Миру, леди Лейла Тальмир сохранила невозмутимый вид. Стояла себе, чинно сложив руки на животе, уважительно склонив голову. Кажется, она не понимала, чего хочет императрица.
— Что мне делать? — спросила Мира.
— А что смущает ваше величество?
Брови Миры поползли вверх. Леди Лейла уточнила:
— Вы сомневаетесь, что план Бакли сработает? Полагаете, Ориджин не станет убивать крестьян?
Мира покосилась на Шаттэрхенда, переадресовав вопрос.
— Ориджин взял с собой и кайров, и медведей, — ответил капитан. — Кайры вовсе не считают мужиков за людей, а медведи злы от долгого безделия. И те, и другие будут рваться в бой наперегонки, чтобы похвалиться друг перед другом. Я уверен, ваше величество: кровь бунтарей прольется, хочет того герцог Ориджин или нет.
Леди Лейла развела руками — мол, вот видите. Спросила:
— Верит ли ваше величество, что этот инцидент настроит Палату против Ориджина?
Мира как следует обдумала ответ, прежде чем заговорить.
— Я изучила закон: карательный поход в пределах Земель Короны может совершаться лишь с личного позволения императрицы. Я его не давала, так что Ориджин нарушил закон. Лордам Палаты, конечно, до этого нет дела. Но их смутит иное: Ориджин убьет чужих крестьян, а не своих, поднимет руку на чужую собственность. Кроме того, он поставил Крейга Нортвуда во главе искрового войска — это серьезное нарушение традиций и новая ступень усиления Севера. Полагаю, Палата действительно попробует ограничить власть Ориджина, использовав расправу с крестьянами как повод. Вероятно, он кого-то подкупит, кого-то убедит, кого-то запугает, и повернет голосование в свою пользу — но часть нынешнего влияния утратит неминуемо.
Лейла Тальмир вновь развела ладони.
— Быть может, вы боитесь, что Бакли обманет вас и все-таки передаст крестьянам самострелы?
— В этом случае он потеряет львиную долю оплаты. Не зря же я выписала задатком лишь сорок тысяч.
— Тогда простите, но я вынуждена повторить вопрос: что смущает ваше величество?
— Цена!
— Согласна: восемьсот тысяч — огромные…
Мира стукнула подлокотник трона.
— Не восемьсот тысяч, а двадцать! Двадцать тысяч крестьян, которые всего лишь желали со мной поговорить! Да, я хочу избавиться от Ориджина, да, я напьюсь от радости, если Палата обернется против него. Но не такой ценою!
Лейла Тальмир трижды хлопнула в ладоши — будто аплодировала в театре.
— Благодарю, ваше величество. Я очень надеялась услышать эти слова.
— Проверяли меня?!
Игнорируя ее негодование, фрейлина продолжила:
— Коль вы признаете, что есть вещи важнее вашей вражды с Ориджином, то и план действий должен быть очевиден.
— Не понимаю, к чему вы клоните.
— Либо не хотите понять. Слишком привыкли ненавидеть «злодея»… — слово сочилось сарказмом.
— Объяснитесь, сударыня.
— Пошлите вестовых, предупредите лорда-канцлера. Лабелины поставили ему ловушку. Герцог побьет крестьян — будет кровавым деспотом хуже Адриана. Крестьяне побьют герцога — будет слабаком и тряпкой. Он может выкрутиться лишь одним способом: вообще не вступать в бой. Скажите ему об этом.
Фрейлина права: Мира даже не думала о таком варианте. А вот Лабелины просчитали наперед, включая все последствия. Ориджин вступит в капкан и опозорится как раз накануне весенней Палаты. Репутация благородного воина безнадежно рухнет. Когда речь шла о битве с серьезным противником — ордой Степного огня, — герцог отсиделся в столице, предоставил владычице решать самой. Но бить крестьян, к тому же, чужих — выступил запросто, с удовольствием. Слухи о милосердии Ориджина развеются, как дым, а ведь только хваленое его милосердие и примиряло всех с могуществом агатовца. Палата обратится против него. И Запад — примирившийся с Короной, но не с Севером. И Литленд, вовремя не получивший от Ориджина помощи. И шиммерийцы, связанные торговлей с Южным Путем, и Галлард Альмера, так и не добившийся желанной головы Аланис… Так будет, если я позволю Ориджину угодить в ловушку.
Заманчиво.
Весьма заманчиво.
Но не такой ценой.
— Прикажете составить письмо, ваше величество? — с поклоном спросила леди Лейла.
Предупредить герцога…
А почему бы и нет? От этого не станет хуже, чем теперь. Изменятся две вещи: герцог будет мне должен, и — главное — я спасу крестьян.
Спасу ли? Ориджин ведь не идиот. Как бы ни хотелось видеть в нем чудовище… Давай судить по правде, Минерва: Ориджин каков угодно, но не жесток и не глуп. Вряд ли ему по нраву избиение бедняков. Однако он все же выступил в поход — лично. Дело не в жестокости или милосердии, причина — совершенно в иной плоскости. Зачем-то ему нужно это сражение. Не ради подавления бунта — плевать ему на бунт, как и на большинство проблем державы. Какую-то свою, неизвестную мне цель он преследует, выводя кайров и медведей против Подснежников. Наверняка предвидит и ущерб для репутации, и реакцию Палаты, и, может быть, даже мучается совестью за погубленные жизни. Но все же ведет батальоны в эту несуразную экспедицию.
А значит, он не отступит, если я просто попрошу. Слова не изменят его плана.
Нужно действие.
— Благодарю, леди Тальмир, не нужно письма. Капитан, будьте добры, подготовьте карету и усиленный отряд эскорта.
* * *
— Проснитесь, ваше величество.
Фраза отзывается столь страшным воспоминанием, что шаткий тревожный сон мгновенно разлетается вдребезги. Мира вздрагивает, чуть не подпрыгивает на сиденье.
— Нет!..
— Прошу прощения, ваше величество… Мы прибываем.
Мира в карете. Напротив — сконфуженный капитан Шаттэрхенд. Сквозь шторку на окне в кабину вползает серый свет. Она выглядывает. Небо затянуто тучами крысиного цвета. Солнце встало лишь для того, чтобы тут же утонуть в облачной мешковине. Нещадно раскачиваясь на ухабах, карета огибает возвышенность, и взгляду открывается длинная низина. Вдоль нее по обеим сторонам тянутся шеренги холмов — строгих и одноликих, как часовые в мундирах. По дну низины, затопив ее от края до края, располагаются люди.
Зрелище заставляет Миру затаить дыхание. Впервые в жизни она видит войско такого размера. Отдельных воинов нельзя различить — не от расстояния, но из-за их численности. Батальоны кажутся цельными стальными плитами, уложенными поперек низины. Их окружают фигурки вестовых, адъютантов, знаменосцев, трубачей — мечутся, словно пылинки на ветру, суетятся, трепещут флагами. Батальоны стоят неподвижно — безучастные ко всему, нерушимые монолиты. Миру пробирает озноб. Даже со стороны тревожно смотреть на эту силищу. Каково же теперь крестьянам?..
— Скоро начнется атака, — говорит капитан. — Полная готовность, штурмовой порядок.
— Быстрее! Нужно ехать быстрее!
Карета и без того мчится с опасной скоростью. Шаттэрхенд стучит в стенку условным сигналом, возница хлещет лошадей. Предваряемый эскортом, экипаж несется в низину — в просвет меж двух красно-черных квадратов.
— Глядите, ваше величество. Очень странное место для штаба.
Капитан указывает назад и в сторону. Далеко за спинами последней шеренги, в самом низком месте поля багровеет огромный шатер, увешанный вымпелами. Возле него люди в блестящих одеждах… Не суетятся, сидят…
— Герцог уверен в победе.
Я бы тоже была уверена, — думает Мира. Ряды ориджинской кавалерии тянутся за окном — блестящие, бесконечные и абсолютно спокойные. Становится жутко. Это даже не три сотни степных дикарей…
Отряд верховых кайров нагоняет кортеж. Слышится отрывистая перебранка. Капитан распахивает оконце, гвардеец эскорта докладывает:
— От генерал-полковника Стэтхема. Хотят знать, здесь ли владычица и с какой целью.
— Передайте Стэтхему: я здесь, чтобы не дать его сюзерену совершить ошибку.
Вестовой отпадает от группы кайров, уносит сообщение полководцу. Остальные следуют за каретой.
— Прикажете им отстать? — спрашивает капитан.
Мира абсолютно уверена, что кайры не выполнят ее приказа. Счастье уже то, что ей позволено ехать сквозь их боевые порядки! Видимо, никто из строевых офицеров не решается ее задержать, а генералы в тыловом штабе опаздывают с приказом. Императорская карета мчится вдоль низины от тыла к фронту, сквозь просветы в шеренгах, оставленные для вестовых. Как мушка меж зубов медведя.
Ближе к фронту доспехи кайров становятся тяжелее, кони — сильнее и выше, построения — плотнее. Просвет сужается, карета вынужденно сбавляет ход. Новые кайры вклиниваются в кортеж.
— От графа Лиллидея. Нам не рекомендуется продолжать движение.
— Императрица продолжит движение, куда ей будет угодно!
Кайры вновь не решаются остановить ее. Мелькает за окном последняя — первая! — шеренга, распахивается лоскут чистой черной земли. Мира льнет к стеклу, желая разглядеть впереди пресловутых крестьян, но видит спины новых всадников — уже не красно-черных, а бурых с зеленым.