— Я слушаю, — сказала Мира. — Говорите, Салем.
— Простите, ваше величество… Я не очень-то знаю, как сказать. И в справедливости тоже не мастер… У нас в Саммерсвите и судьи-то нет, когда кого судят, то везут к баронам в замок. Вот я и не видал судилищ и законы плохо знаю… Но позвольте сказать, как думаю.
Мира кивнула. Почему-то ей перехватило горло.
— Я думаю, ваше величество, кое-что мы должны, и кое-что — нам. Когда искровики шли бить нетопырей и выгребли наши закрома подчистую — это было не по правде. Ладно бы половину — но нет, все до зернышка… Когда наш кузнец убил барона Саммерсвита — это тоже не было по правде. Барон — человек черствый и злой, но не он виноват в голоде… Когда его сыновья топтали нас конями — и это не по правде. Убийца средь нас был один, а она растоптали бы всех, если б мы не защитились. Вот в тот день нам пришлось взять оружие… Хотя и это не по правде: крестьянин — не рыцарь, чтоб носить клинок. Каждому свое…
Зуб дернул Салема за локоть и попытался прервать, но рыжебородый даже не заметил. Его как прорвало: все накопившиеся беды и обиды хлынули словами.
— Мы пришли в Грейс, и тамошний маркиз не захотел нас слушать. Это же он стоял над нашим бароном, но дела ему не было… Выставил армию, чтоб нас отогнать… Будто мы — слепни назойливые…
— Как ты смеешь! — прошипел маркиз, стоявший по правую руку Миры.
— Да ничего я такого не смею… Просто не по правде это, мне кажется. Извините, если обидел… Когда мы стрельнули искрой — это тоже несправедливо. С тем генералом был мальчонка из первородных… Его особенно жаль. Он даже крякнуть не успел — хлоп и в землю… И теперь, когда пришли сюда, на Святое Поле, — снова не по правде поступили. Этот Могер Бакли…
Зуб ударил его в бок, Салем зло оттолкнул горожанина.
— Да, Могер Бакли обещал нам еще тысячу копий и тысячу самострелов. Он нас обманул и ничего не дал… Но само то, что мы надеялись, — уже скверно. Ни к чему нам искра. Мы хотели миром. Я так ему и сказал, но он не слушал…
Салем осекся, встряхнул головой, поморгал, будто очнувшись от наваждения.
— Простите, что так долго, ваше величество. Увлекся я… Скажу коротко, чтобы вас не мучить. В убийстве барона виноват кузнец. В смерти послов генеральских… пожалуй, что я. Это же я сказал: идемте в столицу. И я вывел людей на переговоры, допустил смертоубийство… Спросите с меня и кузнеца. А остальных… рассудите по справедливости.
Он вынул из-за пазухи нечто, обвязанное тряпицей. Развернул и подал Минерве пару замусоленных бумажек с гербом Короны. Угловатые канцелярские слова не сразу достигли рассудка. Возмещение за реквизированное в военных нуждах продовольствие… вексель на предъявителя, выданный капитаном фуражной роты второго батальона Бесстрашного полка Янмэй Милосердной… О, боги. Салем верил в эти безнадежные бумажки! В имя Праматери, в перо и меч на гербе, в добрую владычицу, которая поймет и рассудит…
— Да, — сказала Мира и сбилась с дыхания.
Начала:
— Да, я услышала вас… Я разработала один план, который намереваюсь…
Снова сбилась.
— Имеется проект реформы, являющейся компромиссом между…
Ее затошнило от собственных протокольных фраз. Как в день присяги полков Алексиса. Сухо, лицемерно… не по правде. Нужно совсем иначе.
— Салем… люди Южного Пути и Земель Короны… я хочу принять закон, который все изменит к лучшему. Вы первыми услышите о нем.
Она передала слово Франку Морлин-Мею. Тот прочистил горло и заговорил неторопливо, внятно, простыми фразами.
Прежний министр налогов и сборов Дрейфус Борн сознался в чудовищных хищениях и отдан под суд. Сама система сбора податей в ближайшие месяцы будет изменена. Каждому хозяйству, мастерской, ремесленному цеху в Землях Короны будет назначена фиксированная сумма годового налога. В каждом городе откроется отделение банка. Оплата налогов будет производиться только путем внесения денег на счет имперского казначейства. Суды будут рассматривать дела о неуплате и применять наказание лишь к тем хозяйствам, что просрочили оплату более чем на три месяца. Сборщики налогов как таковые будут упразднены.
— Милостью императрицы я назначен новым министром налогов, — окончил речь Морлин-Мей. — Клянусь перед Праматерями, что до конца года завершу описанную реформу.
Несколько минут горожане осмысливали сказанное. Задали пару осторожных вопросов:
— То есть, сборщики не станут больше ходить по домам?.. Мы будем знать наперед, сколько платить?.. Одна сумма, независимо от выторга?.. Она будет посильной?..
Морлин-Мей отвечал утвердительно. Да, не станут. Да, все будет ясно и предсказуемо. Да, сумма вполне посильна — на уровне десятины от среднего дохода. Но чтобы рассчитать эту среднюю десятину и открыть новые отделения банков, нужно немало времени, потому реформа вступит в силу лишь зимой.
Последнее никого уже не смутило. Горожане, коих было большинство, пришли в восторг. Несколько из них тут же умчались к шеренгам собратьев, чтобы пересказать новости. Остальные принялись кричать «славу Минерве», пока Мира не остановила их взмахом руки.
— К сожалению, реформа касается лишь Земель Короны. Я не влияю на налогообложение Южного Пути — оно в ведении Великих Домов Лабелин и Ориджин. Однако я обещаю, что вы получите тройное возмещение за изъятое армией продовольствие. Также обещаю и то, что никто не будет наказан за участие в походе Подснежников. Ни возмездие, ни новый грабеж со стороны лордов Южного Пути не постигнут вас.
Она повернулась к Грейсенду:
— Ведь мы можем пообещать это, маркиз?
Как умный политик, Грейсенд быстро и верно оценил ситуацию.
— Да, ваше величество. Мы требуем лишь суда над убийцей барона Саммерсвита и не имеем иных претензий.
— Чтобы исключить досадные недоразумения, — Мира продолжала буравить взглядом маркиза, — будущею весной я посещу Южный Путь, в частности баронство Саммерсвит. Искренне надеюсь увидеть эту землю в полном процветании.
— Иначе и быть не может, ваше величество.
Тогда Мира обернулась к Салему — и заметила слезы в его глазах.
— Спасибо, ваше величество… Никто уже и не верил…
— Вы верили, — сказала Мира, — я же вижу.
«Слава Минерве!.. Слава императрице!..» — донеслось из шеренг. Все громче, уверенней, слаженней.
— Мы теперь знаем, что правда существует, — сказал Салем. — Почти не надеялись…
— Справедливость существует, — поправила Мира деревянным голосом.
Позади нее, со стороны северного войска послышался шум, стук копыт. Ориджин опомнился и прислал своих людей… К счастью, они уже не смогут помешать. Все сказано и сделано.
Кроме одного.
— Кто держал в руках искровые самострелы?
Она увидела, как побледнели Зуб и сержант, и те двое рядом с ними.
Салем твердо произнес:
— Я виноват, ваше величество.
— Я не спрашивала, кто виноват. Это мне решать. Я спросила: чьи руки держали оружие?
Она мысленно взмолилась: молчите, Салем, теперь молчите! Не вынуждайте меня…
Салем растерялся — все еще желая взять вину, но не смея лгать императрице. Он промолчал, опустив взгляд. Молчали и остальные.
Мира повысила голос, обращаясь к «свите» Подснежников:
— Я не хочу мерить всех одной меркой. Видят боги, не хочу! Ну же, кто держал самострелы?
Кто-то выкрикнул:
— Сержант…
И закашлялся, будто сам испугался. Другие голоса повторили:
— Да, сержант, точно! И еще молодчики!
Кольчужный вояка и двое мещан побелели, ринулись бежать. Лазурные гвардейцы схватили их.
— Кто еще? — потребовала Мира. Вообще-то, она и сама уже догадывалась. — Кто?!
— Зуб… — раздалось несмело. Повторилось громче: — Зуб! Это он всегда был за войну!
Зубной лекарь залепетал что-то неразборчивое, слюнявое. На него было жалко смотреть. Мира щелкнула пальцами, и гвардейцы убрали его с глаз.
— Салем стрелял? — спросила Мира, и Подснежники ответили в один голос:
— Нет, ваше величество! Салем — нет.
Ей отлегло от сердца.
— Кто-то еще?
— Был еще Бродяга, пивовар… Но его тут нет, запропастился куда-то…
И ладно, — подумала Мира, — четверых вполне достаточно для назидательной казни. Но, конечно, сохранила грозную позу:
— Бродяга также не уйдет от наказания — он будет пойман и повешен. Ко всем остальным Корона не имеет претензий. Вы можете возвращаться домой.
— Слава Минерве! Долгих лет императрице!
Салем поклонился ей до самой земли. Он силился найти подходящие слова… Но «слава Минерве», которую орали шеренги, была слишком пафосна, а ничего иного на язык не шло.
Вокруг загудели копыта. Двумя отрядами подлетели кайры и медведи — граф Лиллидей и лорд Крейг Нортвуд. Явились как раз вовремя, чтобы услышать, как Мира говорит Салему из Саммерсвита:
— Сложите оружие и ступайте домой. Пусть Глория-Заступница всегда помогает вам. Будьте счастливы!
Так и не найдя слов, он поклонился еще раз и зашагал назад — к своему войску, что уже бросало наземь копья.
Лиллидей и Нортвуд спешились перед Мирой.
— Здравия вашему величеству, — отчеканил граф.
— Что за тьма происходит?! — проревел Крейг. — Вы отпускаете бунтарей?!
— Они не бунтари. А вам пора уводить войска.
— Это чушь! Их надо наказать!
Она понизила голос:
— Лорд Крейг, помнится, вчера вы получили грамоту полководца Короны. Пока это не стало самой короткой службой в истории, возьмите свое войско и исчезните с моих глаз! Граф Лиллидей, Корона благодарит вас и лорда-канцлера за помощь. Однако Корона справилась собственными силами.
Перо — 9
Поместье сира Генри Уитмора (герцогство Альмера)
Кузен капитана Уитмора не мог пожаловаться на бедность. При ближайшем рассмотрении поместье оказалось весьма просторным и обставленным в духе старой доброй Альмеры: дубовые панели, кожаные кресла, витрины с фарфором, кабаньи головы, родовые портреты, кровати под балдахинами. Марку досталась отдельная спальня — отлично натопленная, согласно альмерским традициям гостеприимства.