— Ваше величество, простите мою дерзость, — сказала леди Альмера.
— Не стоит извинений. Я не просила поддаваться, и вы не поддавались. Это было хорошо.
— Я не о гонках, а о летнем балу, — Аланис сделала жест пальцами, будто подняла чашечку кофе. — Мои насмешки были глупы и недостойны. Прошу вас, не держите зла.
Мира так удивилась, что едва сумела выдавить вежливый ответ.
А дерзкий Дориан Эмбер куда-то пропал, Мира не увидела его в толпе льстецов. Но, оказавшись в своем кабинете, нашла на столе записку:
«1) Двойная точка в конце — неважные пункты плана, их можно пропустить, и никто не заплачет.
2) Вечером просите третий том «Дневников». Найдете в книге конверт, а в нем — интересное за день.
3) Простите за флирт, ваше величество».
* * *
Мира не помнила, что писала Янмэй об удовольствиях. Вероятно, ничего похвального: Милосердная полжизни была в конфликте с покровительницей наслаждений Мириам. Наверное, правителю не следует получать удовольствие от своего положения. Однако Минерва получала, и с каждым днем — все больше. Лакомые кушанья, изысканные вина, куртуазная вежливость как норма поведения, вездесущая красота, куда ни бросишь взгляд… Мира солгала бы, если б сказала, что все это ей не по вкусу. Чем больше она понимала устройство дворцовой машины, чем больше осваивалась со здешним укладом жизни — тем сильней ощущала его прелесть. Все чаще ловила себя на том, что просыпается с предвкушением: ну-ка, чем порадует меня этот день? Бесконечные празднества теперь смущали ее лишь в силу затраченных средств, но не сами по себе. Балы-маскарады, собачьи бега, танцоры с факелами, торты в человеческий рост, парад механических птиц, перестрелка игристым вином — столько чудесного и удивительного. Каждый день — будто праздник, устроенный для нее! Ежедневный день рожденья!
Разве не прекрасно, например, получить за утренним кофе приглашение на премьеру в Коронном Театре? Приглашением служил не обычный листок в конверте — о, нет! Четверо исполнителей главных ролей лично пришли к Мире и для нее одной разыграли легенду о Янмэйском Мосту. Целая одноактная пьеса с великолепными стихами по мотивам обожаемого Мирой сюжета! А затем актеры вручили ей маску из синего бархата:
— Если ваше величество захочет посетить театр неузнанной, придите в этой маске — и вас пропустят без лишних вопросов. Что на свете может быть прекрасней, чем загадочная и знатная дама!
Маска смотрелась таинственно и печально, золотые лучики от уголков глаз выдавали ум, а мушка над губой — нотку скрытого веселья. Мира была потрясена — будто увидела со стороны слепок своей души.
— Как вы сумели…
— Магия, ваше величество! — воскликнул «Праотец Вильгельм» и низко поклонился, закрывшись плащом до бровей.
— Мы отчаянно ждем вас на премьере, — «Светлая Агата» сделала реверанс.
— Вы подарите нам истинное вдохновение, — склонила голову «Янмэй Милосердная». Сдержанный жест, с уважением к себе — в идеальном сходстве с манерами самой Миры.
Как тут не придешь в восторг, будь ты даже самой грустной девушкой на свете!
Общение с придворными, что раньше тяготило, тоже стало обретать привлекательность. Находя ключики к людям, научаясь их понимать, Мира больше не видела в каждом безликие шестерни машины. Да, шестеренок хватало, но были и живые люди — больше, чем думалось поначалу. Все реже Мира чувствовала себя куклой, все чаще — важной фигурой, искрой. Все реже видела подвох в подобострастии. Да, абсурдно, если тебя уважают за один лишь титул. Но ведь Миру есть за что уважать и кроме него!
Теперь она охотно принимала визитеров, с удовольствием держалась так, чтобы быть достойной их лести. Больше не насиловала себя, когда нужно было величаво похвалить, царственно кивнуть, одарить улыбкой. Мира тонко чувствовала разницу между этим «одарить» и просто «улыбнуться». Одариванье удавалось ей все лучше.
Но больше всего радовала осведомленность. Мира больше не была слепым котенком! Слуги, поощряемые ею, пересказывали то, о чем болтают среди челяди. Например, что в последнее время «черный стол» для прислуги стал на диво хорош. Кормят сытно и вкусно, даже лучше, чем при Адриане, а многим слугам еще и подняли жалованье. Ясно, лорд-канцлер пытается так добиться любви и преданности. А вот что непонятно — откуда он взял деньги? Казна пуста, даже казначея нет, налоговая служба временно бездействует. Да и откуда средства на все многочисленные праздники? Слуги говорили, что слышали от греев, а те — от кайров: Ориджин взял громадные трофеи в Южном Пути, и за счет них теперь содержит весь двор. Мира ставила на заметку: пора толком разобраться в финансах и понять, откуда они берутся. В безумную щедрость мятежника верилось с трудом…
Камер-леди Моллия охотно делилась придворными сплетнями. Правда, всякий раз прижимала пальцы к губам: «Ах, простите, ваше величество, что говорю о таких вещах, но вот вчера графиня А с виконтом Б…». Именно от нее Мира узнала: раньше у Ориджина имелась другая любовница — некто Нексия Флейм. Девушка менее влиятельного рода, чем Аланис Альмера, зато, по слухам, души не чаяла в Эрвине. После войны Нексия не появлялась при дворе. Ориджин избегал ее, или Аланис как-то избавилась от соперницы, или сама Нексия не хотела терзать себя ревностью — неизвестно. Мира полагала верным последний вариант.
Самые же ценные сведения поступали от Дориана Эмбера. Придворный секретариат был весьма влиятельной инстанцией — именно потому, что любые мало-мальски значимые события фиксировались в его протоколах. Письма входящие и исходящие, частные и официальные визиты, прошения, назначения, взыскания, поощрения — бесконечный поток информации, из которой умный наблюдатель может сделать выводы. Баронет Эмбер не обрушивал на владычицу весь ворох фактов (да он и не поместился бы меж страниц «Дневников Янмэй»). Баронет излагал в записках лишь самое существенное. Например, такое:
«Банкирские дома просятся на прием, будут предлагать кредиты. Это хорошо — вам начинают доверять. Но банкиры уже ходили с предложением к лорду-канцлеру, и он отказал. Вероятно, процент слишком высок».
Банкиры явились следующим днем: господин Конто, господин Фергюсон, госпожа Дей. Строгие камзолы, черные бриджи, кружевные воротники; узкое платье в пол, манто, лайковые перчатки.
— Наши сердечные поздравления вашему величеству…
— …и соболезнования по случаю кончины владыки Адриана.
Мира печально опустила голову.
— Мы — хозяева банков «Первый кредит» и «Фергюссон и Дей», лучших в Землях Короны.
Мира, конечно, знала об этом из графика визитов. Банкиры могли не говорить названий своих детищ, но гордились ими, потому сказали. Мира одарила их тонким изгибом губ и благосклонным кивком.
— Рада знакомству с вами, господа.
— Время — деньги, ваше величество. Потому считаем долгом уважения говорить кратко. Зная, что казна государства испытывает некоторые затруднения, мы хотим предложить кредит.
Это сказал Фергюсон, а Конто искоса глянул на него и вставил:
— Ваше величество не должны думать, что мы недооцениваем финансовые возможности Короны. Имперское казначейство всегда показывало отличную эффективность в работе с деньгами, и, мы уверены, так будет и впредь…
Многословие Конто вызвало недовольный взгляд госпожи Дей. Она прервала его:
— Ваше величество, после тяжелой войны и расходов, связанных с коронацией, вы можете испытывать временные трудности. Искренне хотим помочь вам их преодолеть.
— Господа, — Мира улыбнулась, — как я понимаю, вы представляете два конкурирующих банка. Отчего же пришли вместе? Не удобней ли было пообщаться со мною раздельно, не меча друг в друга испепеляющих взглядов?
— Мы стремились к открытости, ваше величество, — пояснил Фергюсон. — Никаких подпольных закулисных переговоров, а честное и симметричное предложение от двух банков сразу.
— Вероятно, торгуясь с кем-то одним из вас, я добилась бы большей выгоды?
— Возможно, — не стал спорить Фергюсон. — Но один банк не располагает такими кредитными ресурсами, как два вместе.
— Какими же?
— Мы предлагаем вашему сиятельному величеству, — Конто галантно поклонился, — двести тысяч эфесов под двадцать пять процентов в год.
— По сто тысяч от каждого банка, — добавил Фергюсон.
— И через месяц сможем дать еще столько же, — сказала Дей.
Тут Мире пришлось пожурить себя: она понятия не имела, выгодные ли это условия. В учебнике финансового дела она не продвинулась дальше десятой страницы. Дневники Янмэй, «Ключи успеха Юлианы Великой», «Взлет и падение Железного Солнца» — труды по теории власти Мира глотала, как хорошее вино, но от премудростей экономики неизменно начинала клевать носом. Дворянская кровь бунтовала против торгашества.
— Благодарю за предложение, господа. Мне нужно будет обсудить его со своим финансовым советником…
Которого, к слову сказать, все еще не назначила. Прекрасно, Минерва, умница! И до сих пор не приняла решения о казначее и управителе налогов. Лорд-канцлер неделю назад подал на рассмотрение две кандидатуры, а ты до сих пор не удосужилась встретиться с этими людьми!
— Конечно, ваше величество. Мы ни в коей мере не торопим. Едва понадобятся средства — вам стоит лишь послать весточку в наши штаб-квартиры.
Дей и Конто выступили вперед, чтобы строго одновременно подать Мире два цветных листка. То были векселя, на которых, кроме прочего, значились и адреса головных отделений банков. Каждый вексель — по сто эфесов. Солидный: отпечатанный цветными красками, с золотыми пунктирами по канту. На одном — герб Фергюсона и Дей, на другом — «Первого Кредита» Конто. Гербы столь вычурно витиеваты, что иной граф позавидует.
— Красивые векселя, — одобрила Мира.
Конто улыбнулся:
— Изволите видеть, ваше величество, это не векселя. В ваших руках ассигнации — ценные бумаги на предъявителя, с фиксированным номиналом.
Теперь Мира заметила: действительно, сумма не вписана от руки, а отпечатана.