Из фойе полукруглая галерея ведет ко входам в партер и лестницам в ложи. Галерея украшена портретами — здесь знаменитые актеры, драматурги, композиторы и меценаты. Леди София выразила надежду, что когда-нибудь ее портрет… и тут же одернула себя:
— Я излишне размечталась, ваше величество. Не позволяйте мне этого!
На втором этаже — просторный банкетный зал. Здесь гостям предлагают приветственный бокал напитка на выбор. Добрая традиция — выпить бокал вина в честь своего любимого жанра: игристое — комедия, сладкое — мистерия, крепленое — трагедия. Так театр узнает, какой жанр более в чести у зрителей. Мира выпила сладкого, то же сделала и леди София, леди Иона выбрала трагедию. Подошло время занять место в зале.
Императорская ложа — крайняя левая, практически нависает над сценой. Отсюда отлично видно актеров, но и сам государь оказывается на виду: сцена ярко освещена, отблески огней задевают ложу. Можно задернуть одну шторку и отгородиться от зала, но если это сделать, зрители решат, что владычица ведет кулуарные переговоры. Крайняя правая ложа достается второму в государстве после императора: первому советнику либо верховному военачальнику. Сейчас, конечно, в ней восседал Эрвин Ориджин со своей альтессой. Эрвин улыбнулся через зал сестре и матери, Аланис Альмера премило поклонилась Минерве.
Остальные ложи выкуплены на сезон дворянскими родами и городскими богачами. Леди София настоятельно советовала Мире запомнить, где чья, но Мира отвлеклась на люстру. Такого колоссального светильника она не видела никогда: будто дворец из хрусталя, перевернутый и подвешенный к потолку! Мира так и не отвела от нее взгляда, пока люстра не угасла.
— Ах, начинается!.. — леди София сладко вздохнула, когда занавес пополз вверх.
— Маменька!.. — пристыдила ее леди Иона.
Начало пьесы — экспозиция — отличное время, чтобы пошептаться с соседями. На сцене пока ничего особо интересного, зато можно обсудить новости из зрительского зала: кто есть, кого нет, кто кого пригласил в свою ложу, кто во что одет. Но Мире, как и леди Софии были чужды сплетни. Очень быстро они увлеклись происходящим на сцене.
Легенда о Лиоле и Карроге — классическая мириамская мистерия.
Лиола — богиня плодородного луга, Каррог — бог вулкана. Их соседство долгие годы мучило Лиолу. Извергаясь, вулкан заливал землю лавой, сжигал цветы и травы, превращал пахучие луга в пепелища. Сколько ни просила, ни молила Лиола о милосердии, огненный Каррог оставался глух. «Такова моя природа, — высокомерно отвечал бог вулкана, — делаю то, что мне по нраву». И снова обрушивал на поля смерч из лавы и пепла.
Но однажды через владения Лиолы ехал на коне славный воин Реомюр. Богиня лугов почувствовала слезы, что капали на траву из его глаз, и спросила:
— Что печалит тебя, герой?
Реомюр ответил:
— Есть у меня любимая невеста. Я поклялся защищать ее от всего на свете. Любого, кто носит меч или копье, я легко одолел бы, но вот пришел к нам враг, пред которым я бессилен. Бледная хворь сразила невесту. Хотя она жива, но дни сочтены, и ничего я не в силах поделать.
Богиня сказала воину:
— Я исцелю твою любимую. Но помоги и ты мне: срази бога вулкана Каррога.
Никому из смертных не удавалось победить бога, но велико было отчаяние Реомюра, и он принял условие. Богиня лугов вручила ему синий цветок и велела семь дней давать любимой настой из одного лепестка — тогда на восьмой день она исцелится. Так и поступил Реомюр, и через неделю невеста была здорова. Велико было счастье героя, но остаться с любимой, не отдав долга Лиоле, он не мог. Поскольку в цветке было восемь лепестков, а воин истратил лишь семь, то один остался. Реомюр спрятал его под кольчугой — на удачу, и отправился на бой с Каррогом.
Придя к подножью вулкана, Реомюр прокричал:
— Вызываю тебя на поединок!
Вулкан загрохотал и исторг волну пламени. Герой рухнул наземь, волосы сгорели на нем, кожа покрылась волдырями.
— Бейся честно, — выкрикнул он, превозмогая боль, — не нападай из засады! Выйди и покажи себя, затем уж атакуй!
— Я и не нападал, — рассмеялся Каррог, — а только дал тебе ответ. Залижешь раны — приходи, коль будешь жив.
Целый месяц Реомюр залечивал ожоги. Понял, что непросто будет подобраться к Каррогу, и решил схитрить: дождался извержения. Целую ночь вулкан бушевал, неистовствовал, а к рассвету истратил силы и затих. Тогда Реомюр надел дублет из мокрой шерсти, а поверх — ледяные латы, и подкрался к боковому, малому жерлу вулкана. Усталый вулкан был объят дремотой, и герой смог пройти через жерло внутрь кратера. Там, на ложе из лавы, он увидел Каррога.
— Я пришел на поединок, как обещал! — сказал Реомюр, обнажив меч.
Бог вулкана ответил:
— Твоя шерстяная броня так смердит, что у меня чешется в носу. Чихну-ка я, а потом сразимся.
Каррог чихнул. Поднялся ураганный ветер, что нес комья лавы, хлопья сажи, капли жидкого металла. Реомюра отшвырнуло на много шагов, ударило о камни, с ног до головы накрыло магмой. Ледяные доспехи спасли его жизнь, но испарились, и герой остался оглушен и беззащитен.
— Поднимайся, — насмешливо бросил бог. — Давай уже биться!
— Признаю твою победу, — ответил Реомюр. — Не мне тягаться с тобою. Позволь мне подойти, и я отдам тебе свой меч в знак поражения.
Каррог позволил, и Реомюр стал подходить. Но вдруг бог подумал, что человек может внезапно ударить мечом, когда приблизится. Каррог дыхнул пламенем, меч раскалился, и воин выронил его.
— Хотел меня перехитрить? — усмехнулся бог. — Теперь ты безоружен. Что будешь делать?
— Не безоружен, — ответил воин.
Вынул лепесток цветка, что дала ему Лиола, и быстрым движением прижал ко лбу бога. Каррог упал и уснул, в кратере вулкана повеяло прохладой.
— Жизнь побеждает, а не меч, — сказал Реомюр, уходя.
Он зажил счастливой жизнью с любимой, которая родила ему трех сыновей. А богиня Лиола радовалась долгожданному миру и покою, пела и смеялась, глядя на цветущие травы.
Но на том легенда не кончалась.
Прошли годы, и Реомюр заскучал. Не находил он себе места, тосковал у домашнего очага. Как ни пестовала его жена, как ни радовали дети, а все равно душа просила битвы. Таким Реомюр был создан, а никто не в силах противиться своей натуре. Насилу он дождался, пока сыновья окрепнут, а тогда надел доспехи, сел на коня и отправился искать приключений.
Счастью богини Лиолы тоже пришел конец. Не могла она понять причины своей печали, пока не заметила: с каждым годом луга редеют и чахнут, нет уже прежнего разноцветья, ни тучных колосьев, ни густых трав. Пока был жив вулкан, он согревал землю под лугами, а его пепел удобрял почву. Но теперь земля истощается и вымерзает, луга умирают без силы вулкана.
Лиола поднялась на гору, вошла в кратер и нашла Каррога, спящего вечным сном. Хотела снять лепесток с его головы, но поняла, что тогда вернется все, как было. Лиола же хотела иного. Она срезала свою косу, сплетенную из цветочных стеблей, и сожгла со словами:
— В жизни есть смерть, а в смерти — жизнь. Нам нельзя враждовать, ведь мы — одно целое. Возьми мой дар, брат Каррог, и очнись.
Когда пепел от косы упал на лицо бога, тот раскрыл глаза и обнял Лиолу.
С тех пор они жили мирно. Никто не изменил своему нраву: вулкан извергался время от времени, луга цвели и колосились на теплой земле. Но Лиола с Каррогом сумели понять друг друга, каждый теперь ценил второго и мог пойти навстречу, когда было нужно.
Происходящее на сцене несколько отличалось от знакомой с детства легенды. Леди София Джессика назвала это «свежей трактовкой» и приходила в восторг, подмечая все новые и новые черточки новизны.
Бог вулкана Каррог своими разухабистыми повадками и красной физиономией напоминал барона-гуляку. Он заваливался к Лиоле в гости, пил и жрал, бил посуду, громко хохотал, тискал служанок.
— Какая прекрасная метафора извержений вулкана!.. — восхищалась леди София.
Леди Иона хмурилась:
— Маменька, разве это не унижает бога?..
Богиня Лиола выглядела скромной белолицей дворяночкой, склонной к чахотке. Ей с трудом хватало сил, чтобы выбраться из постели. Она проводила дни в саду с томиком поэзии, вслух читала цветам любимые строки. Сложно было найти менее приспособленное к жизни существо.
— Вы с Эрвином в детстве были такими, — ностальгически вздыхала леди София.
— Нет, маменька! Нет, нет и нет!
— Отчего же? На мой взгляд, очень тонко подмечено. Упадок сил, отрыв от жизни, вычурность манер — разве не это бич высшей аристократии? И вы с Эрвином были яркими образчиками.
— Маменька, уж кто бы говорил про «отрыв от жизни»…
— Я?.. Нет, это точно не обо мне, милая дочь!
Герой Реомюр носил одежду наемника и держался наемником: уверенно, дерзко, с обаятельной чертовщинкой. Взмахивал роскошной шляпой, прищелкивал каблуками, расточал любезности. Сперва он отсыпал Лиоле дюжину комплиментов, козырнул чином, похвастался подвигами, напросился на выпивку. Лишь после третьей кружки сбросил с себя маску, всплакнул и рассказал о больной невесте.
Леди София аплодировала:
— Прекрасно! Метко! Все воины в глубине души сентиментальны, как дети. Пока трезвы — хорохорятся, а выпьют — примутся рыдать.
Исцеление любимой тоже осовременилось. Когда Реомюр приехал домой, он застал там целую орду знахарей, цирюльников и шарлатанов. Они штурмовали здание: таранили дверь протезом, забрасывали в окна пузырьки с мазями, лезли на крышу с кривыми ножами для кровопускания. При этом они горланили на мотив военного марша:
«Пустим
кровь,
Снимем
сглаз,
Дымом
обкурим,
Выпишем
мазь!
Нагреем
вино,
Снадобье —
в рот!
Сделаем
все!
Но деньги —
вперед!
Деньги — вперед!
Деньги — вперед!»
Реомюру пришлось вступить в бой, чтобы добраться до постели любимой. На сей раз две леди Ориджин сошлись во мнениях:
— Медицина во всей красе! Не правда ли, ваше величество?..