Минерва едко рассмеялась.
Реомюр шагал навстречу богу. Гнулся к земле, стонал и скрипел, но упрямо шел. Каррог больше не смеялся. Красный от злобы, крушил воина невидимыми молниями.
— Эрвин ограждает вас от тягот и трудных решений. Власть — страшное бремя, леди Минерва. Мой брат бережет от него ваши плечи.
— Боги, какая трогательная забота! Так же и Сибил Нортвуд спасала меня от житейских невзгод, подливая яду в кофе.
Реомюр сделал последний шаг. Удар выбил кинжал из его руки. Каррог схватил Реомюра за шею и оторвал от земли, выдавив из горла хрип.
— Что сделаешь теперь, безоружный смертный?
— Я… не… безоружен.
Воин поднял ладонь и прижал ко лбу бога синий лепесток. Каррог обмяк, будто из него выдернули кости. Был великаном — стал мешком тряпья с криво пришитой головою. Роняя клочья пены изо рта, он обвалился на пол. Оркестр затих, повисла звонкая тишина.
— Я уступаю, — шепнула Северная Принцесса. — Вы очень желаете быть нашим врагом. Не смею противиться воле вашего величества.
Она поднялась и поклонилась:
— Мне сделалось дурно, ваше величество. Позвольте выйти.
Бог остался лежать с лепестком на лбу. Реомюр произнес легендарные слова:
— Кажется, не меч побеждает, а жизнь… — и зал разразился овациями.
Леди Иона покинула ложу прежде, чем опустился занавес.
Мира вышла спустя минуту, усталая и опустошенная. Жесткий диалог с Принцессой истощил все силы. Хотелось вина и уединения.
— Вашему величеству нездоровится? — забеспокоился капитан Харви.
— Все хорошо, благодарю вас. Я не отказалась бы от бокала вина…
Гвардеец проводил ее в банкетный зал, что быстро заполнялся людьми. Все выходили группами, оживленно шепчась. Великолепная по исполнению, пьеса так вольно трактовала легенду, что давала пищу для споров. Во-первых, по легенде, смертный не мог на равных соперничать с богом, а победил исключительно с помощью хитрости и силы Лепестка Жизни. На сцене же поединок Реомюра с Каррогом выглядел почти равным. Тем самым пьеса возвеличивала воинскую доблесть и силу воли, но преуменьшала могущество богов. Рыцарство пришло в восторг от трактовки, духовенство возмущалось. Во-вторых, к пафосному «жизнь побеждает, а не меч» актер прибавил вопросительное «кажется». Так, будто уже понимал двузначность своей победы, предвидел, как будет страдать Лиола, оставшись без вечного противника. Всякое действие теряет однозначность, если видишь все его последствия; потому подлинный подвиг — не совершение действия, а принятие решения. Очень агатовский оттенок смысла. Так и видится Светлая Праматерь с гусиным пером, страдающая над нелегким своим выбором, запечатленным на иконах. Наверняка, леди София Джессика много слов сказала бы о пьесе, пожелай Мира ее слушать. Но Мира уклонилась от встречи — довольно Ориджинов на этот вечер. Бокал вина — вот что нужно.
— Вина ее величеству, — зычно потребовал капитан, завидев лакея.
— Сию минуту, милорд.
Над залом взлетел чей-то высокий и ломкий голос:
— Вина ее величеству — пр-рекрасная мысль! Я пр-рисоединяюсь.
Лакей поднес ей напиток, а следом из толпы возник странный человек. Худой и угловатый, одетый в серый дорожный костюм, он смотрелся несуразно, даже жалко среди блестящих дворян. В каждой руке человек держал по бокалу. Манерно скрестив ноги, он поклонился Мире и пролил вино на паркет.
— Кус… к ус-слугам вашего величества, — ломая слова, произнес человек. Он был пьян, как сапожник.
— Кто вы, сударь?
— Виконт Лиам Шелье р-рода Янмэй Милос-сердной. Министр-пр… минист прогресса и путей!
Мира захлопала ресницами. Вот этот пьянчуга — первый помощник Адриана в деле прогресса? Это с ним я пытаюсь встретиться последние недели?!
Капитан Харви шагнул вперед, грудью оттесняя министра:
— Протрезвейте, сударь, прежде чем беспокоить владычицу!
— Погодите, — одернула Мира.
Попойка министра носила оттенок истерии. Слишком нарочита, будто он силится выразить что-то.
— Скажите, виконт, что стряслось?
— Стряс-лось? Ничего, ваше величество! Ж-жизнь прекрасна! Я вернулся из долгой-долгой поездки — целый мес-сяц на морозе. А теперь в тепл-ле, со вкусным вином — прекр-расно! Ваш-ш здор-роовье!
Он попытался хлебнуть из двух бокалов сразу, стекло издало жалобный звон.
— Что за поездка? Инспекция рельсовых путей?
— Инсп-пек-пекц… да, именно так!
— И что же с путями?
— Все пр-рекрасно, ваш велич-чество! Их нет!
— То есть как?..
Вокруг Лиама Шелье собралась уже группа зрителей. Из нее выдвинулся Роберт Ориджин, ухватил виконта под локоть:
— Парень, пойдем-ка отсюда. Простите, ваше величество, солдат не в себе.
— Нет, оставьте его, кайр. Я хочу услышать. Что значит — путей нет?!
— То и значит. Были — и нет! Шесть мостов — ух-ххх…
Шелье сделал жест руками, словно роняя на пол тяжелый груз. Вино плеснуло из бокалов.
— Девять станций — вшшух…
Он изобразил руками полыхающее пламя.
— Сто миль проводов — ф-ффиу!..
Новый жест — будто сорвал веревку со столба.
— Как?.. Куда?..
— Чернь хочет кушать — вот куда. Ук-крадены и проданы. Юг Южного Пути, север Короны — рельсовые дороги тю-тююю…
Шелье расплылся в идиотской улыбке. Позади него послышались шепотки:
— Боги, какой позор!..
— Посмешище…
— Тише, господа, тише… поглядим!..
Мира сумела найти в себе сострадание к этому жалкому человеку:
— Гибель рельсовых дорог так расстроила вас, что вы напились?..
— Нет-нет-нет, вашш велич-чество, напился пото-ом… Сначала пришел во дворец, к казначею… Нужно сто тысяч на ремонт — это я ему сказал. Он в ответ…
Почему-то Шелье обернулся к Роберту Ориджину, а тот почему-то ответил:
— На содержание дорог можно выделить пять тысяч, и ни агаткой больше.
— Пять тысяч!.. Когда нужно — сто!..
Мира нахмурилась. Ситуация стремительно уходила из сферы ее понимания.
— Вы пришли к казначею?.. Казначей еще не назначен! Кайр Роберт, почему вы распоряжаетесь казенными средствами?
— Ваше величество, я назначен две недели назад указом лорда-канцлера, — как ни в чем ни бывало отрапортовал Роберт Ориджин.
— А вы не знали?.. — глаза виконта Шелье полезли на лоб. — Ваше величество даже не знают человека, который раздает ваши деньги?!
Придворные потупились, делая вид, что не слышали последней реплики. Мира почувствовала, как заливается румянцем.
— Это не относится к делу, виконт. Вы требовали денег на дороги, и кайр Роберт выделил, сколько мог. Казна пуста, вы должны понять.
— Казна пуста?! — Шелье чуть не прыснул Мире в лицо. — Новые с-соборы, новые театры, каждый день праздники, балы, с-собачьи бега!.. В казне полно денег! Желаете з-знать, откуда? А то вдруг вы и об этом не ос-с-сведомлены!
Мира не находила слов для ответа, но от нее и не ждали. Виконт Шелье оглядел толпу и вытащил за локоть круглолицего толстячка в раззолоченном камзоле.
— Ступайте сюда, господин Дрейфус!..
— Руки прочь, пьянь, — толстячок оттолкнул виконта.
— Ваше велич-чество, после казначея я встретил вот эт-того субъекта. Я спросил: «Ка-аак, господин Дрейфус Борн — живой? Вас еще не повесили?! Экое упущение!..» Он скорчил такую вот ух-хмылочку: «Лорд-канцлер не повесит своего министра налогов!»
— Министр налогов?!
— Он с-самый, ваше величество. Назначен ук-казом лорда-канцлера. С-сто двадцать тысяч золотых уплачены Борном, взяты лордом-канлером. Хорошая цена завы… за выгодное местечко!
— Тупица, — буркнул Дрейфус Борн и растворился в толпе.
— С-сто двадцать тысяч, — повторил Шелье с горечью. — Но на ремонт нет и пяти! К чертям искру! К чертям рельсы! Зачем они, когда можно пр-рросто веселиться?! Все дело жизни владыки — в помойную яму…
Дворяне брезгливо отворачивались от него. Слышались вопросы:
— Кто его сюда впустил? Неужели не видели?..
— Не з-знаю, зачем впустили! Мне сказали: ее величество вызывали… Я пр-ришел. Вот он я!..
— Простите, ваше величество, это моя вина, — леди Аланис Альмера оказалась рядом. — Я давно знаю виконта Шелье, и велела страже впустить его, несмотря на нетрезвость. Никак не ждала от него подобной выходки. Прошу меня простить.
— Вы велели страже?..
Мира не понимала уже решительно ничего.
— Леди бургомистр!.. — вскричал Шелье и отвесил шутовской поклон леди Аланис. Если бы в его бокалах осталось вино, оно украсило бы собою платье миледи. — Как мило — впустить меня нетрезвым! Как дальновид… видно!.. Кстати, к сведению ваш-шего величества: вот леди-бургомистр Фаунтерры. Назначена не вами, пр-равда?!
Аланис с отвращением отодвинулась подальше, а Шелье продолжал, уже не в силах сдержаться:
— Пьяный министр — это просто пьяный министр. Но пьяный министр перед носом владычицы — позор, конец карьеры! Как мудро, что мне дали повод напиться, а затем при… привели сюда!.. Пожалуй, не стоило пить сегодня… Но что еще делать?..
Он обвел взглядом всех, кто не брезговал смотреть на него, и вскинул вверх руки с бокалами:
— Пейте, господа! За новое время! Пейте!.. За новую власть! Нами правят прекрасные люди!.. Лорд-канцлер — потомок великих и славных предков. Он уничтожит любой прогресс, растопчет будущее, лишь бы вернуться назад — к былой славе!.. И ее величество — Минерва, Несущая Мир. Ни с кем не спорить, ничего не видеть, зажмуриться покрепче — лишь бы мир!.. За здравие наших правителей, господа!..
Кто-нибудь, когда-нибудь должен прервать эту чудовищную сцену! Кажется, она длится много дней. Бесконечно, словно пытка…
Тем, кто прервал ее, оказался северный генерал-полковник Стэтхем. Быстрым ударом в живот он вышиб дух из виконта. Тот стал оседать, генерал поймал его за шиворот, будто котенка, и передал гвардейцам:
— Прочь с глаз.
Кивнул Минерве:
— Ваше величество.
Виконт Шелье извернулся в руках солдат, обернулся к Минерве и прокричал:
— Ах, да, запамятовал!.. Найдено тело владыки! Вы не знали?.. В Альмере, в реке. Владыка Адриан не в лучшей форме. Рыбки, рыбки… кусь-кусь!