лась в долгий путь. Богам лишь ведомо, какие тяготы испытала она, какие преграды одолела, сколько тысяч миль отшагала. Добралась она до места, где Мировая Спираль изгибается на новый виток и Подземное Царство сменяется подлунным миром. Тогда она двинулась навстречу полуденному солнцу и пришла сперва в Запределье, потом в Кристальные Горы, затем в Южный Путь, в Альмеру и, наконец, в герцогство Надежда — именно там жил ее возлюбленный. Придя в его дом, она увидела огромное и дружное семейство. Были здесь молочные младенцы, озорная детвора, веселые юноши и девушки, трудолюбивые женщины, сильные мужчины… Смежив веки, чтобы видеть не тела, а души, богиня стала высматривать своего любимого. Узнав его душу, она затаила дыхание и открыла глаза. Пред нею был ветхий старик на смертном одре. Лишь теперь она поняла, что провела в пути семьдесят лет.
Час спустя пастух умер, и сердце богини разорвалось, не выдержав горя. Но все бесконечные годы пути в сердце копилась любовь — и сейчас она брызнула наружу. Лучи любви озарили все вокруг. Что освещали они, то вмиг преображалось: люди становились мудрее, животные — тучнее, земля — плодороднее. Вокруг дома пастуха возник дивный оазис, полный жизни. Сейчас в том месте стоит целый город, он зовется Сердце Света.
Чара ахнула. Хоть как она не очерствела душою, а эта история проняла до самой глубины. Однако потом, немного развеявшись, сочла нужным уточнить:
— Очень красивая легенда, но причем здесь золото? С чего ты все-таки решил, что в Надежде найдется пожива?..
— О, Дух Степи! — вскричал Неймир. — Зачем, зачем ты связал мой путь с такой невежественной женщиной?! Сердце Света — это же столица Надежды! Единственный город на свете, куда ступала нога богини! В нем стоит пятидесятифутовая статуя богини снов, сделанная из чистого серебра! А в Первую Лошадиную войну Сердце Света — единственное! — выстояло в осаде целый год, и запасов харчей хватило целому войску! Только ты можешь не понимать, что это — богатейший город!
Чара понимала, что Ней шутит, но все же вышло обидно — про невежество. Она ответила со злостью:
— Сам езжай в свое Сердце Света. Я ненавижу большие города.
— Нам туда и не нужно. В Сердце Света полно герцогских солдат, и никто из них нам не обрадуется.
— Тогда куда?..
— Поездим по околицам. Раз герцог богат, то и у вассалов монеты водятся. Найдем поместье богача, налетим разок — набьем сумы золотом!
У Чары блеснули глаза. На родине, в Рейсе, золото мало у кого имелось — разве у тех, кто ловко грабил и много торговал с шиммерийцами. Меж тем, Чара любила золото. Не от жадности, нет. Скопить богатство и дрожать над ним — это ее не грело. Но пленяла та легкость, с которую золотые кругляши превращались в коней, клинки, шатры, одежды. Нечто колдовское виделось Чаре в этом металле. Будто каждый эфес — маленький кусочек магии.
Четыре дня Спутники ехали через пустыню. Песок с глиной, голые рыжие холмы до горизонта, редкий куст колючек или гнутое корявое деревце — вот и все. Ни травы, ни воды, ни живности. К тому же, не в пример жарким пустошам Шиммери, здесь ночами царил такой холод, что зуб не попадал на зуб. От скудных припасов скоро осталось одно воспоминание. Хорошо хоть выпадала роса — Спутники расстилали по земле все кожаное, что имели, и утром слизывали искристую влагу наперегонки с лошадьми.
Потом стали попадаться родники, а около них — крохотные деревушки. Если где-то гигантский орел и ронял наземь золотые слезы, то явно не здесь. Если сердце богини и пролило животворящий свет, то эти селения остались в тени. Были они до содрогания нищи. Люди носили сотню раз перештопанное рванье, жили в слепых мазанках без окон, не носили оружия — ведь нечего здесь было защищать, не знали денег — ведь ни один торговец не заглядывал сюда. Лелеяли крохотные поля, великим трудом отвоеванные у пустыни. Держали лошаденку — в складчину, одну на весь хутор, — и тщательно собирали за нею навоз. Он представлял немалую ценность: годился на удобрения или вместо дров. Император Адриан, сам того не зная, осчастливил этих крестьян, когда провел неподалеку свое войско: гвардейские кони оставили много навоза.
Но хотя бы первая часть легенды оказалась правдива: здешний люд не имел привычки жаловаться. Больше того: нашлась в них даже отзывчивость. Когда Ней просил, ему давали лепешек и воду. Не из страха, а от сочувствия человека, познавшего голод, к человеку, голодному сейчас.
Взять у крестьян было решительно нечего, да и стыдно грабить таких бедолаг — все равно, что избивать калеку. Ней лучше сам бы дал им денег, но на беду не имел ничего.
— Мне жаль их, — сказала Чара. — Давай уедем отсюда.
Но в дорогу нужны припасы, а где их взять?..
— У крестьян должен быть лорд, — сказал Неймир. — Надежда — центральная земля, а в центральных землях над любым человеком стоит лорд. Вот он нам и нужен.
Ней стал расспрашивать. Крестьяне не сразу поняли. Он повторил — медленно и внятно. Крестьяне выпучили глаза. Лорд был для них мифическим существом, вроде Духа Степей. Он-то, конечно, велик и могуч, только ни его самого, ни его замок никто в жизни не видал.
— Вы хоть что-нибудь видели, кроме своей деревни?! — осерчал Ней.
— А куда ходить? Пустыня ж вокруг!..
Один старикан поразмыслил и добавил:
— Во-он там за высоким холмом проходило войско владыки. А раз проходило, то, значить, там дорога.
— Дорога откуда и куда?
— Кто же знает?.. Дорога себе… Да может, и не дорога, а просто натоптано…
Двинули туда, нашли то, что когда-то было дорогой. Полоса глины, более твердой, чем все вокруг, тянулась меж холмов. Делать нечего, поехали по ней…
В последующие дни Спутники убедились, что вся восточная Надежда — одна большая дыра под ишачьим хвостом. Бесплодная земля с редкими источниками, вокруг которых ютились горстки лачуг. Золотом и не пахло, серебряные агатки считались невиданным богатством. Из товара — глиняные поделки, из скота — пара кляч да ослов. О жизни за пределами деревень никто ничего не знал.
— Замок лорда?.. — удивлялись крестьяне. — Вот наш замок…
Кивали на худой амбар — единственный, общий.
— Золото?.. Да вот наше золото… — зачерпывали воду из источника.
Богачи, если и обретались в Надежде, то в иной ее части. Ни один богач не стал бы жить среди такого убожества.
Уже зверея от голода и неудач, Спутники нашли дорогу. Не такую, как прежде, а настоящую — со свежими следами копыт. Следы редкие, но оставлены кем-то посерьезней крестьянина: кони шли рысью, и в седлах были всадники. Ней и Чара двинулись в ту же сторону.
Следы привели к городку — первому на их пути в Надежде. Городок мелкий и убогий, как все вокруг, но все ж не село. Двухэтажные дома, церквушка, трактир. У трактира привязаны семеро коней: крепких, поджарых, рожденных в степи. Лошади Спутников встрепенулись, почуяв соплеменников.
— Возьмем коней?.. — предложил Неймир.
Чара возразила: в этой земле лошади — плохая добыча, кормить их нечем, продать некому. Вот всадники — поинтересней. Они могут иметь деньги, или хотя бы знать тех, кто имеет. Всадников семеро — то есть, боевой силой не превосходят Нея с Чарой. Один оставил притороченный к седлу колчан стрел, Чара недолго думая взяла их себе. Сняла с плеча лук и сказала:
— Идем.
Спутники вошли в трактир. Было смрадно и темно, как в любом дешевом кабаке. С кухни тянулся дымок, закопченные стекла почти не давали света. Но семерых всадников нельзя было не заметить. Рослые парни в кожаных куртках с бляхами; один косматый, один бритоголовый, прочие стрижены под горшок. Косматый тянет песню — гортанное хриплое наречье степи. Шаваны из Рейса!
— Братья!.. — воскликнул Ней, шагая к ним.
Бритый шаван обернулся, и Ней замер, метнув руку на эфес, а Чара скрипнула тетивой. То был ганта Бирай, с ним шестеро дезертиров — тех, что бросили Спутников в литлендской деревне.
— Сожри вас Дух Червя, мрази! — выкрикнула Чара.
Ее дыхание изменилось, стало глубже и быстрее. Шаванам нужно всего три вдоха, чтобы перепрыгнуть лавки и добежать до лучницы. Но за три вдоха их станет на трех меньше.
— Спутники!.. — ганта Бирай развел руки в дружеском жесте. — Каким ветром вас сюда занесло?..
— Вы сбежали из боя, покинув нас, — сухо отчеканил Ней.
— Сбежали, покинув?.. Ты, брат, ошибся. Мы просто сбежали. Думали, и вы побежите следом. Кто ж виноват, что вы остались?
— Я вам кричала, чтобы зашли с тылу.
— Да?.. Прости, сестра, я на ухо туговат.
Ганта хлопнул себя по бритому черепу и ухмыльнулся.
— А ну, все железки — под стол! — рявкнул Ней.
— Чего?.. — спросил Бирай все с той же дурной ухмылкой.
Свистнула стрела, срезав ганте мочку уха.
— Все железо — под стол! — рыкнула Чара.
Шаваны замешкались. Если сложат оружие, никто не помешает Спутникам перебить их, как овец. А если кинутся в атаку, трое сдохнут, но четверо-то добегут! Вот только ганта Бирай будет первым среди трех покойников.
— Парни, делайте, что сказано, — велел он своим. Прикрикнул, хлопнув по столу: — Делайте!
Ножи и мечи стали падать на пол. Ганта сказал, глядя на Чару:
— Ты не дури, сестричка. Чтобы шаван убил шавана на чужбине — это не по-людски. В Рейсе — легко, но в чужой земле мы все друг другу братья!
— Когда ты нас бросил в бою, мы тоже были на чужбине.
— Мы сражались вместе, пока в том был смысл. Но как Моран завел нас под самый хвост — тогда ушли. Все знают: шаван — свободный человек. Может уйти, когда захочет.
— Когда захочет?! А что, если мы с Неем зажжем этот кабак, подопрем снаружи дверь и уйдем? Как захотели — так и ушли. А?..
Позади нее что-то скрипнуло. Трактирщик, что прежде не подавал голоса, поднял из-за стойки арбалет.
— Никто ничего не подож… Ох!..
Чара обернулась и прошила стрелой его плечо, заставив бросить арбалет. Случилось это мгновенно — никто из шаванов и дернуться не успел, как лучница вновь держала их на прицеле.