Там, у камина, тлеющего углями, вольготно развалился в кресле ганта Бирай. Его сапоги стояли рядом, босые ноги вытянулись на табуретке, в правой руке дымилась большая кружка чаю. Левая же лежала на плече белокурой девушки.
— Заходите, парни, располагайтесь, — проворковал ганта Бирай. — Это чертовски радушный дом. Верно, красотка?
Он потеребил девчонку, и та встрепенулась, на миг подняв лицо. Девушка была хрупка, как хворостинка. Большие глаза блестели страхом, веки краснели от слез.
— Где…
«Где Хаггот?» — хотела спросить Чара, но вид девушки сбил ее с мысли.
— Что происходит? Кто она такая?
— Кто ты такая? — ганта сжал плечо девчушки. — Ну-ка, ответь всаднице.
— Я — Гледис, дочь лекаря, сударыня…
— Лекаря?.. В этом доме живет лекарь?
— Ну, а кто еще? Сапожник?.. — ганта хохотнул. — Тебе, старушка Чара, напрочь память отшибло. Мы же к лекарю ехали!
— Вы добили Хаггота, но все равно поехали к лекарю?! Какого хвоста?
Бирай уставился на нее:
— Добили Хаггота? Ты ум потеряла? Жив он, рану зашили!
— Тогда где?..
— Наверху. Вечером заштопали, сейчас промоют-перевяжут, мазью намажут, — и поедем.
— Мой папенька… — тихо начала девушка, но ганта оборвал ее шлепком по затылку:
— Цыц! Молчи, пока не спросят!
Хаггот жив. У Чары отлегло бы от сердца… если б не девчонка — та аж дрожала от страха.
— Что вы с нею сделали?
— Пхе! Вот же скажет Чара-Спутница! — ганта снова шлепнул девушку. — Ну-ка, ответь дамочке, что я с тобой сделал?
— Ничего плохого, сударыня. Я просто сижу рядом с сударем, вот и все.
— Давно сидишь?
— С вечера, сударыня. Будьте так добры, попросите сударя, чтобы он разрешил…
Подзатыльник заставил ее умолкнуть. Ганта буркнул раздраженно:
— Чара, кончай дурные расспросы. Лекарь сказал: Хагготу нужно ночь лежать тут. Мы остались. Но чтобы мы тут сидели, а лекарь побежал к шерифу — это ж не дело. Потому дочка со мной.
— Заложница… — поняла Чара.
Гирдан и двое всадников, что прибыли с нею, расселись в креслах и неотрывно глядели на девушку. Чара подумала: у них не было женщины от самой битвы с императором. Еще подумала: лысые хвосты.
Заскрипела лестница, и в залу вышел лекарь, ведя под руку Хаггота. Тот был бледен и слаб, но почти твердо держался на ногах.
— Это… ваши друзья, сударь?.. — спросил хозяин дома, опасливо глядя на Чару и шаванов.
Бирай отрезал:
— Не твое дело, друзья они мне или кто! Как рана?
— Изволите видеть, швы держатся хорошо, кровотечения нет, процесс заживления начат…
— Говори понятно, осел плешивый. Жить будет?
— Да, сударь.
— В седло можно?
— Я бы не советовал…
— Но удержится, наземь не грохнет?
— Удержится, сударь.
— Что делать с раной?
— Я подготовил вам мазь в дорогу, обрабатывайте ею дважды в день. Перед тем промывайте.
Лекарь протянул Гирдану склянку.
— Уже подготовил! — бросил ганта. — Ишь, шустрый! Спровадить нас хочешь?
— Нет, сударь. Оставайтесь, сколько вам будет угодно…
— Сколько угодно и останусь. Опробуй-ка свою мазь.
Лекарь открыл склянку и взялся за повязку на боку Хаггота.
— На себе опробуй! Высунь язык и мазни.
— Сударь, изволите видеть, она применяется не внутрь, а наружно…
— Жри, говорю! Если не помрешь — значит, не отрава.
Лекарь зачерпнул пальцем мази и положил в рот. Скривился от горечи, сглотнул. Ничего не произошло.
— Ладно, — кивнул ганта и разом допил из кружки. — Посидели и хватит. Пойдем.
— Счастливого пути, сударь.
Бирай встал, натянул сапоги. Глянул на девушку и сказал лекарю:
— Собери вещей дочурке. С нами поедет.
— Как?..
Лекарь охнул и согнулся, будто на плечи навалилось.
— Как?.. В седле. Не боись, пешком не погоним. Со мной поскачет.
— Сударь, я… Глорией-Заступницей прошу… Не нужно! Она ж у меня одна-единственная…
Бирай вынул нож и метнул с короткого замаха. Клинок вошел в стену за дюйм от лекарского уха.
— Следующий будет в лоб, — сказал ганта. — Не причитай, не люблю этого. Иди, собирай вещи. Даю пять минут.
Лекарь попятился на лестницу, заскрипел вверх по ступеням.
— Гирдан, проследи, чтоб не удумал чего.
Гирдан ринулся следом за лекарем. В зале остались ганта с тремя всадниками, Чара — и девчушка. И вот что самое скверное: она, девчонка эта, не сводила с Чары глаз. Молчала, но смотрела… Будто прямо в душу.
— Ганта, — сказала Чара, — оставь ее.
— Почему? Хорошая ж скотинка, чего не взять?
Чара не знала ни единого довода. Она делила свой путь с десятками и сотнями разных шаванов, и все делали так. Если встречали девушку, что радовала глаз и не имела защиты, — брали себе. Брали даже западниц — своих соплеменниц, рожденных свободными. А уж чужеземка из какой-то там Альмеры — это ж самый законный трофей!..
Будь здесь Неймир, он бы нашел, что сказать. У него язык как у черта подвешен. Такого нагородил бы, так Бирая заморочил, что тот бы и девушку оставил, и денег ей дал. Но Чаре слова не шли. Быстра ее стрела, да медлителен язык… И она выдавила только:
— Оставь, ганта. Пожалей. Я прошу.
— Вы слыхали, парни? — ганта ухмыльнулся своим людям. — Она меня просит. Сама Чара Без Страха, раздутая от гордости, смиренно просит меня об услуге! И я бы, может, даже согласился… да только не та ли это Чара, которая давеча хотела всех нас перестрелять?
— Та самая, — ответили шаваны.
— Вот потому, Чара, я тебе откажу. Но ты можешь попросить еще разок — поумолять, поклянчить… Глядишь, тогда и соглашусь.
— Ганта, — сказал Хаггот, — прошлой ночью она меня пожалела…
— Не она, осел, а я! Ей ты ничего не должен!.. И крикни там Гирдану — пусть поторопит папашу.
Хаггот крикнул, Гирдан что-то ответил. Чара стояла, кипя внутри, чувствуя, как кровью наливаются щеки. А девчушка все глядела на нее, не отрываясь, блестящими своими глазами-монетами. И Чара подумала: будь под рукою лук, да хотя бы десять ярдов дистанции… Но лука нет и дистанции тоже. Четверо шаванов за три шага от нее, а из оружия — только пара ножей… Почти верное самоубийство. И ради чего — кого?.. Чужой плаксивой дурочки?! Даже думать нельзя, потому что чушь! После стыдно будет за эти мысли!..
А дочь лекаря все смотрела… Влага блестела в зрачках…
И Чара заорала:
— Закрой свои ягнячьи глаза! Отвернись, Дух Червя тебя сожри!
Вот тут из сеней раздался голос:
— Миледи, не нужно так волноваться. Вы вредите собственному здоровью, к тому же пугаете бедного ребенка.
— А ты еще кто такой?!
Все обернулись разом. Порог переступил мужчина. Был он высок и плечист, хотя, судя по впалым щекам, подточен какой-то болезнью. Одет просто, но на боку — кинжал такой длины, что вполне уже впору назвать мечом.
Мужчина вошел в залу, помедлил, давая всем разглядеть себя. Заговорил красивым глубоким голосом:
— Коль ваш вопрос не риторический, чего я не исключаю, то дам ответ. Я — странник, нуждающийся в медицинской помощи. Узнав от добрых людей, что в этом доме проживает лекарь, я и наведался сюда.
— Вы, ослы, не задвинули засов? — зыркнул Бирай на своих шаванов.
— Так это вы, господа, оставили дверь незапертой! — странник кивнул шаванам. — Я благодарен вам. Найдя дверь запертой, я, как человек, требующий медицинской помощи, оказался бы расстроен.
— Слишком много болтаешь! — рыкнул ганта.
— А по мне, в самый раз. Ведь мы все равно ожидаем возвращения лекаря с верхнего этажа.
Взгляд ганты Бирая сделался колючим.
— Ты много успел услышать?
— Я пробыл в сенях несколько минут и услышал довольно, чтобы и самому испытать желание высказаться.
Ганта кивнул шаванам:
— Убейте его.
Странник ухмыльнулся — кажется, разочарованно. Шаваны двинулись к нему и замешкались. Нечто неуловимое в позе странника порождало легкие сомнения: как приступить к убиванию этого человека? С чего бы начать?..
— Не находите ли, ганта, что вежливость требует сперва…
Произнося фразу, странник повернулся к Бираю и упустил из виду шавана Косматого. Тот воспринял это как удачный момент для атаки — и зря. Косматый ринулся вперед, а странник без лишних движений просто пнул его в колено. Бросился и Гурлах, замахнулся мечом, но странник ловко парировал удар. Меч Гурлаха ушел в сторону, странник же треснул шавана по уху своим клинком — плашмя.
— …выслушать меня? — окончил странник бестактно прерванную фразу. Оба шавана корчились на полу. Гурлах сжимал разбитое ухо, Косматый — колено.
Ганта Бирай опустил руки на пояс, где блестели метательные ножи. Но досадное обстоятельство заставило его воздержаться от броска: кинжал Чары прижался к его яремной вене.
— Благодарю вас за помощь, миледи, — странник поклонился Чаре. — Итак, уважаемый ганта, вы готовы обратиться во слух?
Бирай сглотнул. Странник принял это за утвердительный ответ.
— Как вы могли заметить, господа, некоторое воинское мастерство мне не чуждо. Случилось так, что один лорд оценил его по достоинству и принял меня на службу, где я и провел лучшие годы молодости. Но со временем убедился, что однообразная работа, связанная с дотошным выполнением чужих приказов, до крайности отупляет ум и старит душу. Не желая более убивать себя, я оставил службу и отправился на поиски приключений…
Тут он прервал свою речь, поскольку по лестнице в сопровождении лекаря спустился Гирдан. Всадник схватился было за меч, но верно оценил ситуацию и предпочел не рисковать жизнью ганты.
— Вы сделали правильный выбор, сударь, — заверил его странник. — Итак, путешествуя по миру в поисках того, что привлекло бы мой интерес, я услыхал рассказы об отряде отчаянных парней, бесстрашно грабящих банки уэймарского графа. Смелость и находчивость этих людей, свобода от любых ограничений, законов и приказов, кочевой образ жизни — все это наполнило меня сладкими мечтами. Я пожелал примкнуть к «неистовой банде», как прозвали ее альмерцы. А поскольку не принадлежу к тем людям, что откладывают исполнение своих желаний, то я составил список отделений банка Шейланда в Альмере, выбрал из них те, что расположены в вольных городах, и отметил их на карте. Немного поразмыслив над тем, как мог лежать ваш путь от города Клерми — места прошлого дела, — я пришел к определенным выводам. К несчастью, я прибыл в нужное отделение банка вчера около девяти — на час позже, чем вы покинули его. Но словоохотливый констебль сообщил мне, что нож одного из стражников весь покрыт кровью грабителя. Я вновь потратил немного времени на размышления — и опять-таки пришел к некоторым выводам. Они-то и привели меня нынешним утром в дом лекаря, живущего за городской стеной, но достаточно близко к городу, чтобы истекающий кровью всадник сумел доскакать сюда живым.