– Я вам говорил, что Калверт производил сегодня разведку на вертолете, – начал дядя Артур. – Только я не сказал вам, что пилота убили этим вечером. Еще я не сказал, что двоих других моих лучших агентов убили за последние шестьдесят часов. А недавно, как вы только что увидели своими глазами, и Ханслетта. Вы все еще верите, сержант, что мы имеем дело с правонарушителями-джентльменами, для которых человеческая жизнь неприкосновенна?
– Что от меня требуется, сэр? – Цвет вернулся к загорелым щекам сержанта, глаза холодные, суровые и немного отчаянные.
– Вы с Калвертом перенесете тело Ханслетта в полицейский участок. Вызовете врача и запросите официальное вскрытие трупа. Нам нужна официальная причина смерти. Для суда. Для остальных убитых это, скорее всего, не получится сделать. Затем вы отправитесь на «Шангри-ла» и скажете Имри, что мы доставили итальянца и труп Ханслетта к вам в участок. Вы скажете им, что слышали от нас, что мы собираемся вернуться на материк за эхолотом и вооруженной помощью и что нас не будет не менее двух дней. Вы знаете, где именно перерезаны телефонные линии в проливе?
– Да, сэр. Я сам это сделал.
– Когда вы вернетесь с «Шангри-ла», отправляйтесь в пролив и восстановите связь. До заката завтрашнего дня вы, ваша жена и сын должны исчезнуть. На тридцать шесть часов. Если хотите жить. Это понятно?
– Я понимаю, что нужно сделать. Но зачем это нужно?
– Просто сделайте это. И последнее. У Ханслетта нет родственников, как у большинства моих людей, поэтому его необходимо похоронить в Торбее. Сходите к местному владельцу похоронного бюро ночью и сделайте все приготовления к похоронам на пятницу. Мы с Калвертом хотим присутствовать.
– Вы сказали, в пятницу? Это же послезавтра.
– Именно. Все закончится к этому времени, а ваши сыновья вернутся домой.
Макдональд долго смотрел на нас, а затем медленно сказал:
– Почему вы в этом уверены?
– Совсем не уверен. – Дядя Артур устало провел рукой по лицу и бросил взгляд на меня. – А вот Калверт уверен. Жалко, сержант, что закон о неразглашении государственной тайны не позволит рассказать вашим друзьям, что вы были знакомы с Филипом Калвертом. Если вообще существует малейшая вероятность вернуть их, Калверт это сделает. Думаю, он справится. Очень на это надеюсь.
– Я тоже, – мрачно произнес Макдональд.
Я тоже надеялся на это, даже больше, чем они. Отчаяния со всех сторон и так уже было предостаточно, и я посчитал, что не стоит его усугублять, поэтому нацепил маску уверенности на лицо и повел Макдональда в машинное отделение.
Глава 7
Среда, 22:40 – четверг, 2:00
За нами прислали троих убийц, хотя не в полночь, как ожидалось, а в десять часов сорок минут. Появись они на пять минут раньше, и застали бы нас врасплох, потому как мы все еще стояли у старого каменного пирса. При таком исходе вина полностью лежала бы на мне. Ведь именно я, после того как мы оставили тело Ханслетта в полицейском участке, настоял на том, чтобы сержант Макдональд сопроводил меня в столь поздний час к единственному аптекарю Торбея и, пользуясь своим служебным положением, помог мне раздобыть кое-какие медикаменты. Оба действовали крайне неохотно, так как я обратился к ним с противозаконной просьбой. Мне потребовалось целых пять минут и мой лучший арсенал угроз, чтобы древний химик обслужил меня и выдал небольшую зеленую бутылочку с информативной надписью «Таблетки». Слава богу, я вернулся на «Файркрест» в десять часов тридцать три минуты.
Западное побережье Шотландии не может похвастаться золотым бабьим летом, нынешняя ночь не была исключением. Холодно и ветрено, как обычно, к тому же было темно хоть глаз выколи и дождь лил как из ведра, но и это не такая уж редкость в здешних краях, чтобы вызвать удивление. Через минуту после того, как мы отчалили от пирса, мне пришлось включить прожектор на крыше рулевой рубки. Западный вход в пролив из гавани Торбея между Торбеем и островом Гарв составляет четверть мили в ширину, и я могу легко найти его по компасу. Сложность заключалась в том, что между пирсом и входом в пролив находились небольшие яхты, и из-за сильного дождя не было видно их якорных огней, если те и были включены.
Управление прожектором располагалось на подволоке рулевой рубки. Я отрегулировал его таким образом, чтобы луч был направлен вниз и вперед, после чего провел его по дуге сорок градусов по обе стороны носа.
Лодку я засек через пять секунд, не яхту, стоящую на якоре, а гребную шлюпку, медленно скользящую по воде. Слева по борту, примерно в пятидесяти ярдах. Я не мог видеть лица мужчины на веслах, обвязанных посередине белой тканью, чтобы заглушить скрип уключин. Он сидел ко мне спиной, очень широкой спиной. Значит, это Квинн. Мужчина на носу сидел ко мне лицом. На нем дождевик, темный берет, в руках – автомат. С пятидесяти ярдов практически невозможно различить какое бы то ни было оружие, но этот образец выглядел как немецкий «шмайссер». Несомненно, это Жак, специалист по автоматам. Человека, пригнувшегося на корме, было трудно распознать, но я заметил блеск короткоствольного оружия в его руке. Господа Квинн, Жак и Крамер намеревались выказать нам свое уважение, о чем и предупреждала Шарлотта Скурас. Правда, намного раньше назначенного срока.
Шарлотта Скурас стояла справа от меня в темной рулевой рубке. Она была здесь всего три минуты, все остальное время, пока мы находились у берега, она провела в неосвещенной каюте за закрытой дверью. Дядя Артур слева от меня курил сигару и осквернял чистый ночной воздух. Я достал фонарик и одновременно похлопал по правому карману, желая удостовериться, что «лилипут» на месте. Убедившись в этом, я сказал Шарлотте Скурас:
– Откройте дверь рулевой рубки, зафиксируйте ее на защелку и отойдите. – Затем обратился к дяде Артуру: – Возьмите управление на себя, сэр. Право руля, когда я скажу. И затем снова на север по курсу.
Он молча взялся за штурвал. Я услышал защелку двери рулевой рубки по правому борту. Мы шли со скоростью не более трех узлов. Шлюпка находилась в двадцати пяти ярдах от нас. Сидящие на носу и на корме прикрывали глаза руками, загораживаясь от луча прожектора. Квинн прекратил грести. По нашему нынешнему курсу мы пройдем по меньшей мере в десяти футах от их левого траверза. Я не спускал луч прожектора со шлюпки.
Нас отделяло двадцать ярдов, я видел, как Жак наводит автомат на прожектор. Я перевел рукоятку дросселя в полностью открытое положение, и «Файркрест» ринулся вперед.
– На борт! – скомандовал я.
Дядя Артур повернул штурвал. Неожиданная тяга единственного гребного винта по левому борту дала отдачу на руль и накренила корму вправо. Пламя вырывалось из автомата Жака, но мы не слышали пулеметной очереди, потому что он использовал глушитель. Пули отрикошетили от алюминиевой фок-мачты, не попав ни в прожектор, ни в рулевую рубку. Квинн сразу понял, чем это грозит, и тотчас глубоко погрузил весла в воду, но было слишком поздно. Я крикнул:
– Прямо руля! – перевел рукоятку дросселя в нейтральное положение и выпрыгнул через дверной проем на палубу по правому борту.
Мы врезались в шлюпку в том месте, где сидел Жак, ее нос откололся, она сама перевернулась, выбросив троих мужчин в воду. Обломки шлюпки вместе с барахтающимися фигурами оказались по правому борту «Файркреста». Светом от фонарика я выхватил мужчину, который находился ближе к нам. Это был Жак. Он держал автомат высоко над головой, инстинктивно пытаясь его не замочить, хотя, вероятно, тот успел намокнуть, когда их швырнуло в воду. В одной руке у меня был пистолет. Я направил его вдоль яркого узкого луча от фонаря, находившегося в другой руке. Я дважды нажал на спусковой крючок «лилипута», и яркий малиновый цветок стал распускаться в том месте, где было лицо Жака. Он ушел на дно, будто его схватила акула, с оружием в неподвижно вытянутых руках. Это действительно был «шмайссер». Я стал снова шарить фонариком по воде и увидел еще одного человека, но это был не Квинн. Он либо нырнул под «Файркрест», либо прятался под обломками перевернувшейся шлюпки. Я выстрелил дважды во второго, и он закричал. Крик раздавался секунды две-три, затем прекратился, превратившись в бульканье. Я услышал, как кого-то недалеко от меня вывернуло за борт. Шарлотта Скурас. Времени ее успокаивать не было. Да и какого черта она делала на палубе?! Передо мной стояли другие важные вопросы, например помешать дяде Артуру расколоть старый каменный пирс Торбея надвое. Горожанам явно не понравится, если это произойдет. Идея дяди Артура о «прямо руля» сильно отличалась от моей, под его управлением «Файркрест» описал три четверти окружности. Дядя Артур мог бы искусно управлять финикийскими галерами с деревянной головой лошади на носу, теми, что разрезали надвое суда врагов. В качестве же рулевого в Торбейской гавани ему все-таки чего-то не хватало. Я влетел в рулевую рубку, перевел рукоятку на отметку «задний ход» и крутанул штурвал влево, затем вылетел оттуда и оттащил Шарлотту Скурас до того, как ей чуть было не отсекло голову одной из свай пирса, обросшей ракушками. Задели мы пирс или нет, не знаю, но точно могу сказать, что морским рачкам пришлось туго.
Захватив с собой Шарлотту Скурас, я, тяжело дыша, вернулся в рулевую рубку. Это метание туда-сюда изнурило меня. Я спросил дядю Артура:
– Со всем уважением, сэр, что вы, черт побери, делали?!
– Я? – Он был столь же невозмутим, как и впавший в спячку медведь в январе. – А в чем дело?
Я медленно перевел рукоятку в положение «малый вперед», забрал у него штурвал и вывел «Файркрест» в положение «прямо на север» по компасу.
– Придерживайтесь этого направления, прошу вас, – сказал я дяде Артуру, затем стал осматривать все вокруг с помощью прожектора.
Повсюду черные пустынные воды, даже шлюпки нигде не видно. Я ожидал, что в Торбее все всполошатся, в каждом доме включат освещение и станет светло, как на морском параде, ведь как-никак прозвучало четыре выстрела, даже острые легкие щелчки «лилипута» должны были поднять всех на ноги. Но ничего подобного не произошло. Вероятно, джина было выпито больше, чем обычно. Я взглянул на компас: норд-20-вест. Подобно тому как цветок притягивает медоносную пчелу, а магнит – железные стружки, так и дядю Артура снова решительно тянуло на берег. Я мягко, но твердо забрал у него штурвал и сказал: