– Сколько, сколько?
Тим Хатчинсон выглядел так, словно на него рухнула Лондонская телебашня. Я снова все повторил, и теперь он выглядел так, словно на него упал всего лишь телеграфный столб.
– С такими ставками можно и попотеть, – осторожно сказал он. – Ни слова больше. Даже не думай о том, чтобы дать рекламу в газете «Телеграф» о поиске сотрудников. Тим Хатчинсон – тот, кто тебе нужен.
И я в этом не сомневался. В такую ночь, темную, как судный день, при дожде, льющем как из ведра, и сгущающемся тумане, когда невозможно определить разницу между морскими барашками и волнами, пенящимися у рифов, несомненно, Тим Хатчинсон – тот, кто мне нужен. Полмиллиона фунтов стерлингов за такие условия работы – это еще дешево.
Тим Хатчинсон относился к той поистине редкой породе, для которой морская стихия – настоящий дом. Двадцать лет каждодневной работы и оттачивания во всевозможных условиях редкого дара, с которым нужно родиться. После такой школы любой станет первоклассным специалистом. Можно провести параллель с великими гонщиками Гран-при – Караччолой, Нуволари и Кларком. Эти ребята мчат на скоростях, недосягаемых для первоклассных водителей быстрых автомобилей. Так же и Хатчинсон. Он работает на уровне, недосягаемом для самых замечательных яхтсменов-любителей. Поищите в яхт-клубах и олимпийских сборных по парусному спорту по всему миру, и все равно не найдете ему подобных. Их можно отыскать разве что среди профессиональных рыбаков, ведущих промысел в открытом море, и то такие экземпляры встречаются нечасто.
Хатчинсон мастерски управлял судном. Его огромные руки едва касались рукоятки и штурвала. Он обладал ночным зрением, как у сипухи, и слухом, позволяющим различать волны, разбивающиеся в открытом море, о рифы или о берег. Австралиец мог безошибочно оценить размер и направление волн, идущих на него в темноте и тумане, и отреагировать должным образом. Создавалось впечатление, что у него встроенный компьютер, который сразу коррелировал ветер, волны и течения с собственной скоростью судна, и поэтому Хатчинсон всегда точно знал, где мы находимся. Я могу поклясться, что он способен учуять землю даже с подветренной стороны. Этот любитель крепкого табака, попыхивая черной сигарой, от которой все окружающие страдали параличом органов обоняния, будет непреклонно идти в нужном направлении. Достаточно провести десять минут рядом с Хатчинсоном, чтобы осознать свое полное ничтожество в области морей и судов. Довольно постыдное открытие.
Австралиец провел «Шармейн» на полном ходу через проход зловещей гавани, напоминавший Сциллу и Харибду. С обеих сторон пенящиеся рифы с белыми клыками дотягивались до нас. Казалось, Хатчинсон их не замечал. Конечно, он не обращал на них никакого внимания. Двое парней, которых он взял с собой, – пара коренастых ребят ростом примерно шесть футов два дюйма – чудовищно зевали. Хатчинсон увидел «Файркрест» за сотню ярдов до того, как я стал различать очертание судна, и аккуратно подвел к нему «Шармейн». К слову, у меня получится совершить подобный маневр с машиной. Я смогу так же непринужденно припарковать ее у обочины средь бела дня при условии, что день будет удачный. Я поднялся на борт «Файркреста» к сильно встревоженным дяде Артуру и Шарлотте, которые не услышали нашего прибытия. Я вкратце описал положение дел, представил Хатчинсона и вернулся на «Шармейн». Через пятнадцать минут, закончив радиовызов, я снова был на «Файркресте».
К тому времени дядя Артур и Тим Хатчинсон стали не разлей вода. Бородатый австралиец-гигант был чрезвычайно вежлив и почтителен, использовал слово «адмирал» при обращении к дяде Артуру, который, в свою очередь, выглядел необыкновенно радостным и спокойным с Хатчинсоном на борту. Если бы я расценил это как неуважение к моим качествам моряка, то, конечно, оказался бы прав.
– Куда мы сейчас направляемся? – спросила Шарлотта Скурас.
Крайне досадно, что она была столь же спокойна, как и дядя Артур.
– На Дуб-Сгейр, – ответил я. – Навестить лорда Кирксайда и его очаровательную дочь.
– На Дуб-Сгейр?! – Похоже, она выглядела растерянной. – Мне казалось, вы говорили, что ответ лежит на Эйлен-Оране и Крейгморе?
– Да. Ответы на некоторые важные вопросы. Но конечной точкой и основанием радуги является Дуб-Сгейр.
– Вы говорите загадками, – с досадой произнесла она.
– А мне все понятно, – весело встрял Хатчинсон. – Основание радуги, мэм. Именно там лежит горшочек с золотом.
– Прямо сейчас не откажусь от чашечки кофе, – сказал я. – Кофе на четверых, и я приготовлю его этими замечательными руками.
– Мне лучше прилечь, – заявила Шарлотта. – Я очень устала.
– Я выпил ваш кофе, – с угрозой сказал я. – Теперь выпейте мой. Долг платежом красен.
– Только если это не займет много времени.
Конечно, я не стал медлить. Очень быстро я организовал четыре чашки на маленьком жестяном подносе – мощная смесь растворимого кофе, молока и сахара во всех чашках, в одной же из чашек был еще один дополнительный ингредиент. Кофе всем понравился. Хатчинсон выпил всю чашку и предложил:
– Почему бы вам всем немного не поспать? Конечно, если только вы не считаете, что мне понадобится помощь.
Разумеется, никто так не считал. Шарлотта Скурас ушла первой, сказав, что ей очень хочется спать, чему я ничуть не удивился. Ее голос действительно был сонным. Мы с дядей Артуром ушли через минуту. Тим Хатчинсон пообещал позвать меня, когда мы подойдем к западной пристани Дуб-Сгейра. Дядя Артур завернулся в плед и устроился на диване в кают-компании. Я прилег в своей каюте.
Спустя три минуты я встал, взял трехгранный напильник, тихо открыл дверь своей каюты и так же тихо постучался к Шарлотте. Ответа не последовало, но я все равно зашел к ней, осторожно закрыл дверь и включил свет.
Шарлотта Скурас крепко спала и находилась в миллионах миль отсюда. Она даже до кровати не добралась – рухнула на ковер, не успев раздеться. Я положил ее на койку и накрыл парой одеял. Я отвернул рукав и рассмотрел отметину от веревки.
Каюта была небольшая, и за одну минуту я нашел то, что искал.
Как приятно и ободрительно подействовало на меня то, что я сошел с «Файркреста» на сушу без чертова костюма для подводного плавания, мешавшего каждому гребку и шагу.
Я никогда не понял бы, как Тим Хатчинсон распознал старый каменный пирс в дождь, туман и темноту, не объясни он мне это позднее. Хатчинсон отправил меня на нос с фонарем, и – черт побери! – пирс прорисовался в темноте, будто австралиец шел по радиопеленгатору. Он перешел на реверс, приблизился к пирсу на два фута, тяжело опустившись носом судна в море. Он дождался, пока я не спрыгну, затем дал полный назад и исчез в тумане и темноте. Я хотел было представить, как дядя Артур справится с подобными маневрами, но мое воображение впало в кому. Слава богу, дядя Артур спал сном праведника! Даю руку на отсечение, что этот капитан Дрейк грезил о своем гамаке дома в Западном Лондоне в тысячах милях отсюда.
Дорожка от причала к плато оказалась крутой и осыпалась, а о том, чтобы установить перила со стороны моря, никто не побеспокоился. Я был налегке: помимо груза собственных лет, я захватил с собой только фонарь, оружие и бухту веревки. Я бы ни за что на свете не выкинул трюков в духе Дугласа Фэрбенкса с крепостными стенами замка Дуб-Сгейр, но опыт научил меня, что веревка – самое необходимое из инвентаря при прогулке на остров с крутыми стенами. Даже с такой легкой поклажей я задыхался, когда добрался до вершины.
Я повернул, правда не к замку, а на север, вдоль взлетно-посадочной полосы с травяным покрытием, ведущей к утесу на северном конце острова. Та самая полоса, с которой старший сын лорда Кирксайда взлетел на «Бичкрафте» со своим будущим зятем, и оба погибли; та самая полоса, вдоль которой пролетели мы с Уильямсом менее двенадцати часов назад после разговора с лордом Кирксайдом и его дочерью; та самая полоса на обрывистом северном краю острова, где, как мне показалось, я увидел все, что хотел, а сейчас собирался в этом убедиться.
Полоса оказалась ровная и гладкая, и я проделал длинный путь, не включая большой фонарь в резиновом чехле, который захватил с собой. В любом случае я не рискнул бы воспользоваться им так близко к замку. То, что в той стороне было темно, еще ничего не значило. Мерзавцы могли нести охрану на крепостных стенах. Будь я мерзавцем, то точно стоял бы на страже. Я споткнулся обо что-то теплое, мягкое и живое и сильно ударился о землю.
Мои нервы были не те, что сорок восемь часов назад, реакция тоже соответствующая. В руке я держал нож и добрался до врага раньше, чем он поднялся на ноги. На четыре ноги. От него исходил едкий аромат жертвы, сбежавшей из разделочного дока Тима Хатчинсона. Интересно, почему козел, который, кажется, души не чает в хлорофилле и питается на молодых сочных склонах, так сильно «благоухает»? Я сказал несколько добрых слов четвероногому другу, и, кажется, это сработало – он не стал размахивать рогами. Я продолжил путь.
Такого рода унизительные встречи, я заметил, никогда не происходят с Эрролами Флиннами, к примеру. Кроме того, у Эррола Флинна фонарь никогда не разобьется от небольшого падения. Даже если у него с собой свечка, она продолжит ярко гореть в темноте. Дела с моим фонарем обстояли иначе. Фонарь и лампочка были обтянуты резиной, сам фонарь изготовлен из оргстекла и шел с гарантией, что он небьющийся. И конечно, он разбился. Я достал небольшой карманный фонарь и попробовал посвятить им внутри своего пиджака. Такие осторожности были совершенно ни к чему, яркости фонарика усмехнулся бы и жук-светляк. Я положил этот бесполезный предмет обратно в карман и пошел дальше.
Не знаю, как далеко я находился от крутого обрыва утеса, но и не собирался это выяснять на собственной шкуре. Встав на четвереньки, я пополз вперед, дорогу мне освещал жук-светляк. За пять минут я добрался до края утеса и практически сразу увидел то, что искал. Глубокая метка на краю утеса была почти восемнадцать дюймов шириной и четыре дюйма глубиной по центру. Метка не совсем свежая. В большинстве мест снова выросла трава. По времени почти все сходилось. Эта отметка осталась от хвостовой части фюзеляжа «Бичкрафта», когда без людей на борту включили двигатель, перевели рукоятку в открытое положение, а затем убрали тормозные колодки. Из-за малой скорости самолет не взлетел, а просто упал с края утеса, оставив эту отметку во время падения. Вот и все, что я хотел узнать, к этому следует добавить продырявленный корпус судна оксфордской экспедиции и темные круги под голубыми глазами Сьюзан Кирксайд. Теперь у меня не осталось сомнений. Неожиданно я услышал шум позади себя. Крепкий пятилетний малыш мог скинуть меня с утеса, схватив за лодыжки, и я бы не смог этому помешать. Или это вернулся козлик, чтобы отомстить за то, что я беспардонно прервал его ночной сон? Я повернулся с фонарем и оружием наготове. Это действительно был козлик, его желтые глаза злобно смотрели на меня в ночи. Но впечатление было обманчивым. Он пришел сюда из любопытства или из дружеских побуждений. Я медленно отступил назад, чтобы оказаться вне зоны удара, тихо погладил его по голове и ушел. Если так будет продолжаться, то я умру от остановки сердца еще до наступления утра.