Охранника нет на кухне, значит он внизу, у входа в погреба.
Лестничный пролет вел от подсобного помещения за кухней к вымощенной каменными плитами площадке. Справа от площадки я видел отблеск света. Сьюзан коснулась пальцем губ, показывая, чтобы я молчал, и мы бесшумно спустились к подножию ступенек. Я осторожно заглянул за угол коридора, который и коридором-то не являлся, а представлял собой ужасный лестничный пролет. Две-три тусклые, разбросанные далеко друг от друга электрические лампочки освещали это пространство, стены которого смыкались у подножия ступенек, словно пара рельсовых путей, исчезающих вдали. Судя по всему, если спуститься на пятьдесят футов – это примерно семьдесят ступеней – к источнику света, появится другой коридор, который разветвляется и уходит вправо. В углу небольшой каменной лестничной площадки стоял табурет, на котором сидел человек. На коленях у него лежала винтовка. Конечно, они запаслись тяжелой артиллерией.
Я ретировался и шепотом спросил у Сьюзан:
– Куда, черт побери, ведут эти ступени?!
– К лодочному ангару, конечно, – удивленно прошептала она. – Куда же еще?
Действительно, куда же еще. Браво, Калверт, изумительная работа, просто первоклассный специалист! Ты осмотрел южную сторону Дуб-Сгейра на вертолете, ты увидел замок, ты увидел лодочный ангар, но ты почему-то не увидел поручней на отвесной скале между замком и ангаром, и тебя совсем не удивило то, что они никак не соединены.
– А в коридоре, идущем вправо, находятся погреба? – (Она кивнула.) – Зачем их разместили на такой глубине? Это сколько нужно протопать за бутылкой шампанского?!
– Ну, это не винные погреба. На самом деле эти сооружения использовались в качестве резервуаров воды.
– К ним можно добраться иначе?
– Нет. Этот путь единственный.
– И если мы спустимся хотя бы на пять ступеней, охранник изрешетит нас лежащей на коленях винтовкой. Знаете, кто это?
– Гарри. Настоящего имени не знаю. Его сложно произнести. Отец говорит, что он армянин. Гарри молодой, льстивый, хитрый… и отвратительный.
– Неужели ему хватило наглости подкатить к дочери вождя клана?
– Да. Это было ужасно. – Она коснулась губ тыльной стороной руки. – От него воняет чесноком.
– Я не виню его. Я бы сам к вам подкатил, если бы не маячащий передо мной пенсионный возраст. Позовите его и загладьте свою вину.
– Что?!
– Скажите ему, что вам жаль. Скажите, что вы неправильно расценили его благородный характер. Скажите, что отца нет дома и вот появилась возможность впервые поговорить с ним наедине. Да, все что угодно.
– Нет!
– Сью!
– Он ни за что мне не поверит! – воскликнула она.
– Оказавшись в двух футах от вас, он забудет о всякой аргументации. Он же мужчина.
– Вы тоже мужчина. И находитесь всего в шести дюймах.
Ох уж эта знаменитая женская логика!
– Я уже говорил, что нас с вами разделяет моя пенсия. Живо!
Сьюзан нехотя кивнула, и я исчез в тени ближайшей ниши с оружием в руке. Она позвала охранника, он подбежал, конечно, с винтовкой, о которой, впрочем, забыл, когда увидел хозяйку дома. Сьюзан начала свою речь, но могла и не стараться. Гарри, помимо всего прочего, был пылким молодым человеком. Дикая армянская кровь. Я сделал шаг вперед, замахнулся и приложил его к земле. Я связал пленника, а так как у меня не осталось носовых платков, то сделал кляп, оторвав полосу от его рубашки. Сьюзан истерично хихикнула.
– Ну что еще? – спросил я.
– Гарри – модник. И это шелковая рубашка, если вы вдруг не заметили. Вы вообще хоть кого-нибудь уважаете, мистер Калверт.
– Таких, как Гарри, – нет. Мои поздравления, кстати. Все было не так уж и страшно, правда?
– Это было ужасно! – Она снова поднесла руку ко рту. – От него разит виски.
– У молодежи странный вкус, – добродушно сказал я. – Вы это перерастете. Виски в любом случае пахнет лучше чеснока.
Лодочный ангар не был лодочным ангаром в истинном смысле этого слова. Он представлял собой большую пещеру со сводчатым потолком, образованную в расщелине при естественном сдвиге пластов утеса. В конце пещеры с обеих сторон тянулись продольные туннели параллельно береговой линии, исчезая вне зоны досягаемости моего фонаря. С воздуха казалось, что лодочный ангар в маленькой искусственной гавани (размером примерно двадцать на двадцать футов) может разместить не более двух-трех больших гребных лодок. На самом деле он мог преспокойно вместить судно размера «Файркреста». Четыре швартовных кнехта располагались в одну линию на восточной стороне лодочного ангара. Я заметил следы недавней работы. Дальний конец пещеры расширили в сторону продольных туннелей, чтобы увеличить место для стоянки судна и рабочую площадку. Во всех остальных отношениях пещера выглядела так, как и сотни лет назад. Я взял багор, чтобы проверить глубину, но не смог нащупать дно. Любое судно, которое поместится внутри пещеры, может зайти и покинуть эту бухту при любом приливе и отливе. С виду две большие створки ворот выглядели относительно прочными. С восточной стороны был небольшой проход к суше.
Как я и ожидал, причал оказался пуст. Наши друзья – ребята сообразительные, да и оплата у них сдельная. Несложно догадаться, над чем они трудились. Рабочая площадка была щедро усеяна соответствующими инструментами: масляный воздушный компрессор ручного управления с механическим приводом со стальным ресивером и выпускными клапанами, двухпоршневой воздушный насос с двумя выходными отверстиями, два шлема с закрепленными манишками, гибкие несминаемые воздушные трубки с металлическими муфтами, утяжеленные ботинки, скафандры, телефонный кабель для переговоров, грузила, а также оборудование для подводного плавания, такое же как у меня, с запасом баллонов сжатого воздуха.
Своим находкам я не удивился и не обрадовался. За последние сорок восемь часов я стал догадываться, что наши друзья где-то хранят подобное оборудование, но о точном его местоположении узнал только этой ночью. Я опешил, увидев весь инвентарь здесь, хотя это только запасные принадлежности. И почему я испытал удивление? Конечно, у этих ребят свои недостатки, но они точно гении в плане организации.
Погребов, где держали пленников, я не увидел ни той ночью, ни позже. Пыхтя и отдуваясь, я преодолел три четверти пути по бесконечному лестничному пролету и повернул налево в проход, где мы впервые увидели отдыхавшего Гарри. Через несколько ярдов проход расширился в низкую сырую комнату, в которой находился импровизированный стол из ящиков для пива, несколько сидений из того же материала и кое-какая мебель в углу. На столе стояла практически полная бутылка виски – средство Гарри от чесночного галитоза.
В комнате была массивная деревянная дверь, запертая таким же массивным замком, правда без ключа. Никаким целлулоидом в мире не открыть эту махину, с подобной задачей справится только пластит. Я сделал еще одну мысленную заметку, поднялся по лестнице и присоединился к Сьюзан.
Гарри пришел в себя. Он что-то пытался сказать, но, к счастью, его ругательства сдерживал шелковый кляп во рту, и те не доходили до нежных ушей молодой дочери вождя клана. Зато глаза Гарри были красноречивее любых слов, и он изо всех сил извивался, чтобы, как Гудини, высвободиться из веревок на ногах и руках. Сьюзан Кирксайд держала его на мушке и выглядела очень напуганной. Но волновалась она зря. Гарри был перевязан, словно рождественская индейка.
– Люди в погребах, находятся здесь уже несколько недель, некоторые – несколько месяцев. Они будут слепы, как летучие мыши, и слабы, как котята, когда выйдут из темницы.
Она покачала головой:
– Мне кажется, они будут в порядке. Каждое утро их выводят на полуторачасовую прогулку по взлетно-посадочной полосе под охраной. Узников нельзя заметить с моря. А нам запрещено наблюдать за нами. Но я все равно их часто вижу. Отец вместе с сэром Энтони настояли на этом.
– Да, ваш папочка – молодец. – Я посмотрел на нее. – Старик Скурас здесь бывает?
– Конечно. – Она, казалось, удивилась моему вопросу. – Он один из них. Лаворски и этот Доллманн – люди, которые все организуют, – работают на сэра Энтони. Вы не знали? Папа и сэр Энтони – друзья, вернее, были друзьями до этого. Я часто бывала в доме сэра Энтони в Лондоне.
– А сейчас они больше не друзья? – Я тонко прощупывал почву.
– Сэр Энтони сошел с ума после смерти жены, – уверенно ответила Сьюзан.
Я посмотрел на нее с интересом и попытался вспомнить, когда в последний раз столь авторитетно и категорично высказывался на темы, о которых не имел ни малейшего понятия. И не смог вспомнить.
– Вы знаете, он снова женился. На какой-то французской актрисе. Но ему не стало лучше. Она плохой человек. Женила на себе сэра Энтони, когда тот еще горевал.
– Сьюзан, вы на самом деле чудесная, – уважительно сказал я. – Я уже говорил, что моя пенсия встала между нами. Но полагаю, вы никогда этого не поймете. Вы хорошо знаете вторую жену Скураса?
– Ни разу не встречала.
– Так и думал. А бедный старик сэр Энтони – он, наверное, не понимает, что делает, да?
– Да, он совсем запутался, – ответила она, защищаясь. – Он такой милый, в самом деле. То есть был.
– Все это связано со смертью четверых человек, не говоря уже о гибели троих его собственных.
Сержант Макдональд считал Энтони Скураса хорошим человеком. Сьюзан считала его милым. Интересно, что бы они сказали, увидев спину Шарлотты Скурас?
– Как питаются пленники?
– У нас два повара, которые готовят для них. Еду относят вниз.
– А другие слуги?
– Больше никого нет. Отца заставили уволить их четыре месяца назад.
Это объясняет состояние ванной комнаты охранника.
– О моем прибытии сюда на вертолете вчера после полудня сообщили по радио на «Шангри-ла». Человек с ужасными шрамами на лице. Где находится радиопередатчик?
– Вы все знаете, так ведь?
– Я всезнайка Калверт. Где он?
– Рядом с холлом. В комнате за лестницей. Она заперта.