По причинам, известным только ему самому, старший оператор гидроакустики Хольцман предпочел не обсуждать это по открытой линии.
– Хочу. Буду через пару минут. – Тэлбот повернулся к ван Гельдеру. – Пусть Маккензи поставит буй-отметчик около середины корабля. Скажите ему, чтобы опускал груз медленно. Я не хочу слишком сильно бить об фюзеляж самолета – мало ли, вдруг нам придется войти с ним в контакт. Когда это будет сделано, мы должны встать на якорь. На два якоря. Кормовой якорь на северо-западе, примерно в ста ярдах от буя, а носовой якорь – на таком же расстоянии к юго-востоку.
– Есть, сэр. Могу я предложить поступить наоборот?
– О, разумеется, вы правы. Я забыл про нашего старого друга. Сегодня он отдыхал, не так ли? Конечно, сделайте наоборот.
«Старым другом», которого упомянул Тэлбот и о котором напомнил ван Гельдер, был ветер мельтеми – в британских лоциях его называли этезианским ветром. На Кикладах в летние месяцы – да и на всем Эгейском море – он дул постоянно, но обычно во второй половине дня и с северо-запада. Если он все-таки начнет дуть, «Ариадна» будет чувствовать себя лучше, если поставить ее носом к нему.
Тэлбот отправился в гидроакустическую комнату, находившуюся на палубе ниже и немного дальше в сторону кормы. Эта комната была хорошо защищена от внешних шумов. Ее заливал приглушенный желтый свет. В ней было три экрана, два набора панелей управления и, помимо всего прочего, значительное количество наушников с мягкой подкладкой. Хольцман заметил отражение капитана в зеркале у себя над головой (таких зеркал вокруг было несколько, а разговоры и любые другие звуки в гидролокационной комнате были сведены к минимуму), снял наушники и указал на сиденье рядом с собой:
– Возьмите наушники, сэр. Думаю, вам будет интересно, если вы послушаете минуту.
Тэлбот сел и надел наушники. Через пятнадцать секунд он снял их и повернулся к Хольцману. Тот тоже снял свои наушники.
– Я ни черта не слышу.
– При всем уважении, сэр, когда я сказал «минуту», я именно это и имел в виду. Минуту. Слушайте до тех пор, пока не услышите тишину, и вот тогда вы поймете.
– Что бы это ни было, я попытаюсь.
Тэлбот прислушался снова, и прежде чем отведенная минута истекла, он подался вперед и нахмурился. Еще через тридцать секунд он снял наушники:
– Какое-то тиканье. Странно. Вы были правы, Хольцман. Сперва слышишь тишину, а потом это. Тик… тик… тик… и так каждые две-три секунды. Очень размеренно. Очень тихо. Вы уверены, что звук исходит из самолета?
– Ни малейших сомнений, сэр.
– Вы когда-нибудь слышали что-нибудь похожее?
– Нет, сэр. Я провел сотни, а скорее, тысячи часов, слушая гидролокаторы, звуколокаторы, гидрофоны, но это что-то совершенно новое для меня.
– У меня довольно хороший слух, но мне пришлось подождать почти мгновение, прежде чем я смог представить, что слышу что-то. Оно очень, очень слабое, не так ли?
– Верно. Мне пришлось выкрутить чувствительность на максимум, прежде чем я это услышал, – обычно я такое не практикую и не одобряю, в неподходящих обстоятельствах можно так порвать себе перепонки. Почему этот звук такой тихий? Для начала, он сам по себе может быть очень слабым. Я думал об этом, сэр, – ну а о чем еще мне тут думать. Это либо механическое, либо электрическое устройство. В любом случае этот источник должен находиться в герметичном или водонепроницаемом корпусе. Механическое устройство способно работать в воде, даже если погрузить его туда целиком, но работа в воде почти полностью заглушила бы звук. Электрическое устройство должно быть полностью изолированным от морской воды. Электрическая система самолета, конечно же, перестала функционировать, так что это устройство, скорее всего, имеет собственную систему питания, почти наверняка работающую от аккумулятора. В любом случае, будь это устройство механическим или электрическим, звук должен пройти через водонепроницаемый корпус, а потом – через фюзеляж самолета.
– Есть хоть какая-то идея насчет того, что это может быть?
– Ни малейшей. Звук раздается через каждые две с половиной секунды – я засек время. Я не знаю ни о каких часах или часовом механизме, которые работали бы с такой последовательностью. А вы, сэр?
– И я не знаю. Вы полагаете, это какой-то таймер?
– Я тоже об этом подумал, сэр, но отбросил эту мысль. – Хольцман улыбнулся. – Возможно, у меня предубеждение против такой идеи из-за всех этих дешевых и кошмарных видеокассет, которые имеются у нас на борту, со всеми их спецэффектами и псевдонаукой. Наверняка я знаю лишь одно, сэр: на морском дне лежит загадочный самолет. И одному Богу ведомо, что за загадочный груз он нес.
– Согласен. Наверное, нам стоит пока остановиться на этом. Пусть кто-нибудь из ваших парней проверяет эти звуки, скажем, каждые пятнадцать минут.
Вернувшись на мостик, Тэлбот увидел сразу за кормой буй-отметчик – тот мягко покачивался на еле заметном кильватерном следе, который создавал ван Гельдер, плавно поворачивая «Ариадну» на северо-запад. Вскоре старший помощник остановился и начал осторожно маневрировать, включая и выключая двигатели, пока не убедился, что нос корабля находится в ста ярдах от буя. Затем он отдал якорь и медленно двинулся назад, постепенно натягивая якорную цепь. Вскоре был отдан и кормовой якорь, и «Ариадна» вернулась туда, откуда начинала. Буй постукивал о середину корабля по левому борту.
– Аккуратная работа, – сказал Тэлбот. – А скажите-ка мне, старший помощник, как у вас обстоят дела с головоломками?
– Совершенно никак. Даже простейший кроссворд ставит меня в тупик.
– Не важно. Мы поймали гидролокатором странный шум. Было бы неплохо, если бы вы прогулялись туда и послушали, вдруг вам удастся его идентифицировать. Меня он сбил с толку.
– Считайте, что уже сделано. Я вернусь через две-три минуты.
Прошло добрых двадцать минут, прежде чем ван Гельдер вернулся на мостик, на котором оставался лишь Тэлбот: поскольку корабль теперь стоял на месте, Харрисон удалился в кают-компанию.
– Это была долгая пара минут, Винсент. Почему у вас такой довольный вид?
– Я реально не понимаю, как вы это делаете, сэр. Невероятно. Уж не течет ли в ваших жилах шотландская кровь?
– Ни капли, насколько мне известно. Что-то я не могу уловить ход ваших мыслей, старший помощник.
– Я почти поверил, что вы ясновидящий. Вы были правы. Классическая греческая красавица. Ирена. То есть мисс Шариаль. Хотя странно, что она блондинка. Я думал, что у всех этих южных дам с горячей кровью волосы черные как вороново крыло.
– Вы живете как в теплице, Винсент. Вам стоит как-нибудь наведаться в Андалусию. В Севилью. На одном конце улицы мавританская смуглая девушка, на другом – нордическая блондинка. Но пигментацию мы обсудим в другой раз. Что вы узнали?
– Надеюсь, достаточно. Случайный и непринужденный подход – своего рода искусство, сэр. Я имею в виду расспросы. Мисс Шариаль кажется честной и достаточно открытой, не простодушной, если вы понимаете, о чем я, но довольно прямолинейной. В общем, мне не показалось, что ей есть что скрывать. Она сказала, что мало что знает о машинном отделении, но бывала там пару раз. Мы дошли до вопроса о мазуте – я просто выразил вслух свое любопытство, надеюсь, она сочла его естественным, – и о том, мог ли он вызвать взрыв. Похоже, я был не прав, сказав, что существует лишь два способа расположить топливный и водяной баки. Есть и третий. Два больших бака по бокам от машинного отделения, один для топлива, другой для воды. Я не знаю, насколько они большие, – девушка говорила о них довольно расплывчато, да и откуда ей знать, – но, как она сказала, речь идет о тысячах литров. Если и был запасной топливный бак, ей об этом неизвестно. Я с нетерпением жду возможности услышать, как мистер Андропулос объяснит свое нежелание покидать судно.
– Как и я. Это должно быть интересным. Хорошая работа.
– Никаких проблем, сэр. – Ван Гельдер оглядел море вокруг. – Вам не кажется, сэр, что это как-то странно? Ну, в смысле, что мы единственные поймали сигнал бедствия. Я бы подумал, что горизонт должен к этому времени кишеть приближающимися судами.
– Вообще-то, не так уж и странно. В это время года здесь почти исключительно либо частные яхты, либо рыбаки. На большинстве из них просто нет рации, а у кого и есть, она вряд ли постоянно настроена на частоту сигнала бедствия.
– Но мы настроены.
– По этому поводу у меня есть свои догадки. На «Делосе» знали – по крайней мере, Андропулос знал, – что мы постоянно слушаем эту частоту и что всякий раз, когда такой сигнал появляется, нас автоматически предупреждает звонок или зуммер. Отсюда вытекают две вещи. Он знал, что мы – военный корабль, и знал, что мы находимся поблизости.
– Вы понимаете, о чем говорите, сэр? Простите, я не хотел, чтобы это так прозвучало. Но выводы, сэр! Должен сказать, что мне все это совсем не нравится.
– Мне тоже. Это открывает множество возможностей для интересных предположений, верно? – Он повернулся к Маккензи, только что поднявшемуся на мостик. – Как там наши выпачканные мазутом пассажиры, старшина?
– Отмыты, сэр. И переодеты в сухое. Правда, не думаю, чтобы кто-нибудь из них попал в десятку самых элегантных мужчин. – Маккензи перевел взгляд на ван Гельдера. – Я так понимаю, сэр, у вас не было времени подбирать подходящую друг к другу одежду. Они представляют собой несколько странное зрелище, но достаточно респектабельное. Я знал, что вы захотите их увидеть, капитан, да и мистеру Андропулосу не терпится повидаться с вами, а поскольку мне известно, что вы не любите посторонних на мостике, я взял на себя смелость провести четырех джентльменов и двух леди в кают-компанию. Надеюсь, вы не против, сэр.
– Отлично. Попросите, пожалуйста, врача и лейтенанта Денхольма присоединиться к нам. И пришлите сюда пару ваших парней, чтобы они были начеку. Кто знает, вдруг у нашего радара случится выходной.
Когда Тэлбот и ван Гельдер добрались до кают-компании, шестеро спасенных пассажиров «Делоса» стояли, неловко сбившись в кучку, и не разговаривали. Четверо мужчин, как и сказал Маккензи, являли собою странное зрелище. Они выглядели так, словно только что совершили набег на магазин старой одежды: мало какие предметы их одежды подходили друг к другу. Девушки, в отличие от них, смотрелись безукоризненно: в белых блузах и белых юбках они словно сошли со страниц «Вог».