– Хорошо знаю, сэр.
– Он способный человек, этот адмирал?
– Исключительно способный.
– Он также кажется исключительно упорным сукиным сыном.
– Это чистая правда, сэр. Иначе командовать военно-морскими силами НАТО в Средиземноморье пришлось бы вам.
– Вы его знаете, Джон?
Вопрос был адресован Джону Хейману, министру обороны, третьему и последнему участнику встречи.
– Да. Не так хорошо, как генерал, но достаточно, чтобы согласиться с оценкой генерала.
– Жаль, что я никогда с ним не встречался. Кто поставил его на этот пост, генерал?
– Комитет НАТО, как обычно.
– Вы, конечно, участвовали в заседании?
– Да. Я его возглавлял.
– А! Человек с решающим голосом?
– Решающего голоса не потребовалось, сэр. Решение было принято единогласно.
– Ясно. Он… Кажется, он довольно невысокого мнения о Пентагоне.
– Он говорит не совсем это. Но у него, похоже, невысокое мнение или, если вам угодно, глубокие подозрения относительно некоего человека или неких людей в Пентагоне.
– Это ставит вас в весьма неловкое положение. Я имею в виду, пентагоновская голубятня сейчас охвачена волнением.
– Как вы и сказали, мистер президент, перья взъерошены. Некоторые сходят с ума. Другие серьезно рассматривают этот вопрос. В целом можно говорить об атмосфере тихого ужаса.
– А вы сами готовы поверить этому возмутительному предположению? Или лишь кажущемуся возмутительным?
– Что я думаю о немыслимом? У меня нет особого выбора, так ведь? Все инстинкты говорят, что нет, этого не может быть, все мои друзья и коллеги, которых я знаю много лет, честные люди. Но инстинкт – ошибочный ориентир, господин президент. Здравый смысл и мои невеликие познания в истории говорят, что у каждого человека есть своя цена. Я должен провести расследование. И оно уже ведется. Я счел разумным не задействовать разведывательные силы четырех служб Министерства обороны. Итак, остается ФБР. Пентагон не заинтересован в расследовании со стороны ФБР. Это чрезвычайно сложная и деликатная ситуация, сэр.
– Да. Трудно подойти к адмиралу флота и спросить, что он делал в ночь на пятницу, тринадцатое. Желаю вам удачи. – Президент посмотрел на лежащие перед ним бумаги. – Ваше сообщение о критроне, вызвавшее гнев Хокинса, вероятно, было плохо составлено.
– Да. Очень плохо. Вопрос уже решается.
– Это критронное устройство, оно в рабочем состоянии?
– Да.
– Оно отправлено?
Генерал покачал головой. Президент нажал на кнопку. Вошел молодой человек.
– Передайте это сообщение генералу Хокинсу. «Критрон в пути. Был бы весьма признателен за обновленную оценку существующих проблем и принимаемых мер. Полностью осознаю чрезвычайную серьезность, опасность и сложность ситуации. Я лично гарантирую полную и немедленную, повторяю, немедленную, повторяю, немедленную поддержку и сотрудничество во всех предпринимаемых мерах». Это должно сработать. Подпишите моим именем.
– Надеюсь, он оценит три «немедленных», – заметил генерал.
– Восемь сорок, сэр, – сказал Маккензи. – Адмирал извиняется, но он хочет видеть вас. Он у себя в каюте вместе с капитаном Монтгомери.
Тэлбот поблагодарил его, умылся, чтобы проснуться, и направился в адмиральскую каюту. Хокинс, сидящий в одной рубашке без кителя, пригласил его присоединиться к нему и Монтгомери за завтраком.
– Кофе? Извините, что побеспокоил вас, но пришла пора испытать силу человеческой души. – Для обеспокоенной души Хокинс выглядел на удивление свежим, отдохнувшим и расслабленным и приступил к завтраку с некоторым удовольствием. – Капитан Монтгомери докладывал о ходе дела, и я подумал, что вам будет интересно это услышать. Кстати, наш друг-таймер все еще весело тикает.
– Мы делаем успехи, – сказал Монтгомери. – Медленно, но неуклонно. Медленно, потому что присутствие того, что адмирал называет вашим другом, действительно тормозит процесс и мы, вероятно, принимаем кое-какие совершенно ненужные меры предосторожности в том, что касается акустических уровней. Но мы имеем дело с дьяволом, которого не знаем, и платим дьяволу больше, чем ему причитается. Наш гидролокатор подключен теперь к этому устройству, и гидролокаторная рубка внезапно очутилась в центре внимания «Килхаррана». Мы добились двух вещей. Во-первых, объединив аккумуляторные мощности наших двух кораблей, мы получим достаточно электроэнергии, чтобы поднять этот обломок. Ваш молодой лейтенант Денхольм выглядит и разговаривает как герой Вудхауза, но он, несомненно, знает свое дело. Ваш офицер-механик Маккаферти тоже не дурак, да и мой неплох. Как бы то ни было, проблем нет. Во-вторых, мы отрезали бомбардировщику левое крыло.
– Что-что вы сделали? – переспросил Тэлбот.
– Ну, вы знаете, как оно бывает, – почти виновато сказал Монтгомери. – В любом случае от него было оторвано три четверти, и я подумал, что ни вам, ни ВВС США они уже не пригодятся. Ну мы его и сожгли.
Несмотря на слегка виноватый вид, было совершенно ясно, что Монтгомери ни капли не жалеет, что принял решение единолично. Как единственный специалист на месте, он не собирался ни с кем советоваться.
– Это было трудное решение и сложная операция. Насколько я знаю, никто никогда прежде не отрезал крыло от погруженного в воду большого реактивного самолета. Именно там расположены топливные баки, и хотя казалось вероятным, что частичный отрыв крыла привел также к повреждению топливопроводов и разливу топлива, не было возможности это проверить, и никто, опять же насколько я знаю, никогда не проверял, какие возникнут проблемы, если струя ацетилена встретится с топливным баком под водой. Но мои люди действовали очень осторожно, так что обошлось и без топлива, и без проблем. В настоящий момент мои люди закрепляют плавучие мешки и заводят стропы под самолет. Удаление крыла дает нам два преимущества – одно незначительное, другое большое. Меньшее из них состоит в том, что при отсутствии этого крыла и двух очень тяжелых реактивных двигателей нам придется поднимать меньший груз, хотя я уверен, что мы могли бы без проблем поднять все. Главное же преимущество в том, что крыло, если бы его оставили на месте, во время подъема зацепилось бы за нижнюю часть «Килхаррана» и фюзеляж наклонился бы под таким острым углом, что доступ к этой проклятой бомбе был бы затруднен или невозможен.
– Прекрасная работа, капитан, – сказал Хокинс. – Но остается еще одна проблема. Когда бомбардировщик поднимут на поверхность, разве вес оставшегося крыла и двух его двигателей не отклонит его так же далеко в другую сторону?
Монтгомери улыбнулся так добродушно и терпеливо, что обычного человека это дико разозлило бы. К счастью, Хокинс не был обычным человеком.
– Никаких проблем, – ответил Монтгомери. – Мы закрепим плавучие мешки и под этим крылом. Когда фюзеляж всплывет, крылья все еще будут под водой – вы же знаете, как низко расположены крылья у современных реактивных самолетов. На первой ступени подъема над водой покажется лишь верхняя часть фюзеляжа – когда мы будем вырезать в нем отверстие над местом расположения бомбы, я хочу, чтобы в этом отделении было как можно больше воды, чтобы рассеять тепло, выделяемое кислородно-ацетиленовым резаком. После того как отверстие в верхней части будет сделано, мы поднимем фюзеляж достаточно высоко, чтобы из него вытекла большая часть воды.
– Сколько времени потребуется, чтобы надуть мешки и поднять самолет на поверхность?
– Час или два. Не могу сказать точно.
– Час или два? – Хокинс даже не попытался скрыть удивление. – Я-то думал, что несколько минут. Вы говорите, что не можете сказать точно. Мне казалось, такие вещи можно просчитать довольно точно.
– Обычно – да. – Солидная сдержанность Монтгомери провоцировала не меньше его доброжелательной терпимости. – Но обычно мы используем дизельные компрессоры. Сейчас же, из уважения к лежащей на дне морском маленькой леди, никаких дизелей. Снова электричество, но с использованием лишь части мощности. Итак, время не определено. Как вы думаете, можно мне еще кофе? – Монтгомери явно счел разговор законченным.
Ван Гельдер постучался в открытую дверь и вошел в каюту, держа в руке сообщение, которое передал Хокинсу:
– Это вам, адмирал. Пришло пару часов назад. Оно не срочное, поэтому я подумал, что не стоит вас из-за него будить.
– Мудрое решение, мой мальчик.
Хокинс прочитал сообщение, широко улыбнулся и передал его Тэлботу. Тот просмотрел сообщение, тоже улыбнулся и прочитал его вслух.
– Так-так, – сказал Тэлбот. – Общаемся запанибрата с президентами. Возможно, сэр, вы все-таки сможете пройти по Пенсильвания-авеню без того, чтобы на вас надели кандалы, или как там с вами хотели бы поступить в этих краях. Что еще важнее, у вас есть критрон и этот великолепный залог сотрудничества. Ваше негодование – более милосердно было бы назвать его расчетливой авантюрой – окупилось. Мне нравится это «повторяю, немедленно». Похоже, у президента есть чувство юмора.
– Это и вправду так. Мы должны быть ему благодарными за личное вмешательство. Очень, очень неплохо. Отмечу, что он требует информацию. Не могли бы вы?..
– Естественно. Конечно, с упором на серьезность и опасность?
– Конечно.
– Еще одна новость, сэр, – сказал ван Гельдер Тэлботу. – У меня только что состоялся интригующий разговор с Иреной Шариаль.
– Могу себе представить. Андропулос и компания сейчас на свободе. Как они себя чувствуют этим прекрасным утром?
– Недружелюбно, сэр. По крайней мере, Андропулос и Александр. Но повар был в прекрасной форме, и они, казалось, немного оттаяли, когда я оставил их болтать по-гречески в присутствии Денхольма, который сидел среди них и не понимал ни слова из того, что они говорят. Ирены там не было.
– О! Поэтому вы, естественно охваченные беспокойством, поспешили в мою каюту, чтобы справиться о ее здоровье.
– Естественно. Я знаю, что вы хотели бы этого от меня, сэр. Судя по всему, она плохо спала и не стала скрывать это. Вид у нее был встревоженный, даже напуганный. Поначалу она довольно неохотно говорила о том, что ее тревожит. Дело в неуместной преданности, я бы так сказал.