После того как Денхольм представил их друг другу, Тэлбот сказал:
– Я высоко ценю то, что вы откликнулись на нашу просьбу, профессор. Это очень любезно с вашей стороны. И очень смело. Вы понимаете, что существует большая вероятность того, что вы преждевременно окажетесь в мире ином? Лейтенант Денхольм объяснил, насколько это опасно для вас?
– Осторожно и окольными путями. Он стал очень молчаливым с тех пор, как пошел на службу в ВМС.
– Я не пошел. Меня затащили.
– Он упомянул о возможности испариться. Что ж, мне надоело изучать древнюю историю. Куда интереснее историю создавать.
– Этот интерес, увы, может оказаться слишком краткосрочным. Миссис Уотерспун разделяет ваши недолговечные интересы?
– Пожалуйста, называйте меня просто Ангелина. На днях нам пришлось принимать очень чопорную и приличную швейцарскую даму, и она упорно обращалась ко мне как к мадам профессор Уотерспун. Ужасно. Нет, я не могу сказать, что разделяю экстравагантный энтузиазм моего мужа. Но у него есть недостаток, присущий настоящему профессору: он очень рассеянный. Должен же кто-то за ним присматривать.
Тэлбот улыбнулся:
– Печально, что такая молодая и привлекательная дама оказалась в ловушке на всю жизнь. Еще раз большое спасибо вам обоим. Я был бы рад, если бы вы присоединились к нам за обедом. А пока я предоставлю лейтенанту Денхольму объяснить вам все ужасы ситуации, особенно те, с которыми вы столкнетесь за обеденным столом.
– Мрак и уныние, – сказал ван Гельдер. – Нехорошо такой юной и красивой девушке быть угрюмой и унылой. Что случилось, Ирена?
Ирена Шариаль угрюмо, насколько может быть угрюмой такая юная и красивая девушка, смотрела куда-то поверх бортового ограждения «Ариадны».
– Я сейчас не в том настроении, чтобы выслушивать лесть, лейтенант-коммандер ван Гельдер.
– Для вас Винсент. Лесть – это неискренние комплименты. Разве может правда быть лестью? Но вы сказали «не в настроении». Вы не в настроении. Вы взволнованы и расстроены. Что вас беспокоит?
– Ничего.
– Красота не мешает вам лгать. Это вы вряд ли назовете лестью, не так ли?
– Да. – Мимолетная улыбка коснулась зеленых глаз. – Не совсем.
– Я знаю, что вы оказались в очень неприятной ситуации. Но мы все пытаемся извлечь из нее максимум пользы. Или вас расстроило то, что сказали вам родители?
– Вы отлично знаете, что это не так.
Ван Гельдер действительно это знал – из сообщения Денхольма.
– Да, я понимаю. Когда я встретил вас утром, ваше настроение трудно было назвать веселым. Вас что-то беспокоит. Неужели это такая ужасная тайна, что вы не можете мне ее рассказать?
– Вы пришли сюда вынюхивать, верно?
– Да. Вынюхивать и высматривать. Задавать хитрые, лукавые, коварные вопросы, чтобы вытянуть из вас информацию, о которой вы не подозреваете. – Теперь пришла очередь ван Гельдера выглядеть угрюмо. – Кажется, это у меня не очень получается.
– Я тоже так думаю. Вас послал этот человек, верно?
– Какой человек?
– Теперь вы ведете себя нечестно. Коммандер Тэлбот. Ваш капитан. Холодный человек. Отстраненный. Без чувства юмора.
– Он не холодный и не отстраненный. И у него очень хорошее чувство юмора.
– Я не заметила ни малейших признаков юмора.
– Что-то я не удивлен. – Ван Гельдер перестал улыбаться. – Возможно, он решил, что не стоит тратить на вас время впустую.
– И возможно, он прав. – Кажется, Ирену это не задело. – А возможно, я просто не вижу сейчас поводов для смеха. Но в другом я права. Он далекий и отстраненный. Я встречала уже людей наподобие его.
– Очень в этом сомневаюсь. Точно так же, как сомневаюсь в вашей способности судить о людях. Кажется, это не самая сильная ваша сторона.
– О! – Ирен состроила гримаску. – Никак лесть и обаяние вылетели в окно?
– Я не льщу. И никогда не утверждал, что я обаятельный.
– Я не хотела вас обидеть. Простите. Не вижу ничего плохого в том, чтобы быть кадровым офицером. Но он живет ради двух вещей – Королевского военно-морского флота и «Ариадны».
– Бедное запутавшееся создание, – сочувственно произнес ван Гельдер. – Но откуда вам было знать? Джон Тэлбот живет ради двух существ – своей дочери и своего сына. Фионе шесть лет, а Джимми – три. Он обожает их. Как и я. Я – их дядя Винсент.
– Ох. – Ирена помолчала несколько мгновений. – А его жена?
– Умерла.
– Мне очень жаль. – Она схватила его за руку. – Сказать, что я не знала, не оправдание. Ну давайте, назовите меня грубиянкой.
– Я не льщу, не очаровываю – и не лгу.
– Но прекрасно умеете делать комплименты. – Ирена убрала руку, облокотилась о поручни и стала смотреть на море. Через некоторое время она сказала, не оборачиваясь: – Это из-за моего дяди Адама, верно?
– Да. Мы не знаем его, не доверяем ему и считаем его очень подозрительным типом. Простите, что я так говорю о вашем самом близком и дорогом человеке.
– Он мне не самый близкий и не самый дорогой. – Она повернулась к ван Гельдеру. В ее голосе и выражении лица не было горячности, самое большее – легкая растерянность. – Это я не знаю его, не доверяю ему и считаю его очень подозрительным типом.
– Если вы не знаете его, что же вы делаете, то есть делали, на борту его яхты?
– Наверное, это тоже выглядит подозрительным. Но это не так. Я могу назвать три причины. Прежде всего, он ведет себя довольно убедительно. Кажется, он искренне любит нашу семью – моих младших брата и сестру и меня, он всегда дарит нам подарки, очень дорогие подарки, и мне показалось невежливым отказаться от его приглашения. К тому же я отчасти была заинтригована, потому что практически ничего не знаю о том, чем он занимается и почему проводит так много времени в других странах. И конечно, мы с Евгенией в душе немного снобы, и нам польстило приглашение покататься на такой дорогой яхте.
– Что ж, достаточно веские причины. Но все равно они не объясняют, почему вы отправились в плавание на его яхте, если он вам не нравится.
– Я не сказала, что он мне не нравится. Я сказала, что я ему не доверяю. Это не одно и то же. И я не испытывала недоверия к нему до этой поездки.
– А почему не доверяете теперь?
– Из-за Александра. – Она притворно вздрогнула. – Вот вы бы поверили Александру?
– Честно говоря, нет.
– И Аристотель не лучше его. Они трое часами о чем-то говорили, обычно в радиорубке. Но если я или Евгения подходила к ним, они прекращали разговор. Почему?
– Ну это очевидно. Они не хотели, чтобы вы услышали, о чем они говорят. Вы когда-нибудь сопровождали его в деловых поездках?
– Силы небесные, нет! – Ирена была искренне поражена этой идеей.
– Даже на «Делосе»?
– До этого я побывала на «Делосе» всего один раз. С моими братом и сестрой. Короткая поездка в Стамбул.
Ван Гельдер подумал, что придет к капитану с сенсационным докладом. Она не знает своего дядю. Она не знает, чем он занимается. Она никогда не путешествовала с ним. И единственная причина, почему она не доверяет ему, – это ее неприязнь к Александру, в чем ее почти наверняка поддержало бы большинство людей, когда-либо встречавших этого человека. Ван Гельдер сделал последнюю попытку:
– Насколько я понимаю, он брат вашей матери?
Ирена кивнула.
– Что она думает о нем?
– Она никогда не говорила о нем плохо. Но она ни о ком не говорит плохо. Она настоящая леди, чудесная мать, не простодушная, но очень доверчивая, и она никогда ни о ком-то не говорит плохо.
– Очевидно, она никогда не встречалась с Александром. А ваш отец?
– Он тоже никогда не говорит о дяде Адаме, но не говорит по-другому, если вы понимаете, о чем я. Мой отец – очень прямой, очень честный человек, очень умный, глава большой строительной компании, всеми уважаемый. Но он не говорит о моем дяде. Я не такая доверчивая, как мама. Я уверена, что отец совершенно не одобряет дядю Адама или дело, которым тот занимается. Или и то и другое. Подозреваю, что они не разговаривали годами. – Ирена пожала плечами и слабо улыбнулась. – Извините, что не была вам полезной. Вы ведь ничего не узнали, верно?
– Почему же, узнал. Я узнал, что могу доверять вам.
На этот раз ее улыбка была теплой, искренней и дружелюбной.
– Вы не льстите, не очаровываете и не лжете. Но вы галантны.
– Да, – сказал ван Гельдер. – Надеюсь, что да.
– Сэр Джон, – сказал президент, – вы поставили меня в чрезвычайно неловкое положение. Я надеюсь, вы понимаете, что я говорю это скорее с печалью, чем с гневом.
– Да, господин президент. Я осознаю это, и мне очень жаль. Вас, конечно, не утешит, что я сам оказался в столь же неловкой ситуации. – Если сэр Джон Трэверс, посол Великобритании в Соединенных Штатах, действительно находился в подобном положении, он никак этого не выказывал. Но сэр Джон был известен во всем дипломатическом мире своей выдержкой, непрошибаемым спокойствием и способностью оставаться совершенно невозмутимым в самых тяжелых и трудных ситуациях. – Я всего лишь мальчик-посыльный. Разве что первого класса.
– Кто, черт возьми, этот Хокинс? – Ричард Холлисон, заместитель главы ФБР, не мог сравниться с сэром Джоном в незыблемой невозмутимости, но держал свой очевидный гнев под контролем. – С чего это вдруг какой-то иностранец поучает Белый дом, Пентагон и ФБР, как им вести свои дела?
– Хокинс – вице-адмирал британского флота. – Генерал был четвертым и последним из присутствующих в кабинете. – Чрезвычайно способный человек. Я не припоминаю ни одного из офицеров флота США, которого я предпочел бы видеть сейчас на месте Хокинса в этой почти невероятной ситуации. И мне не хотелось бы указывать, кто из нас сейчас находится в самом неловком положении. Боюсь, что это прозвучит слишком по-собственнически, но, черт побери, Пентагон – моя забота.
– Ричард Холлисон, – сказал сэр Джон, – я знаю вас уже несколько лет. Я знаю, что ваша репутация жесткого человека уступает лишь вашей репутации человека справедливого. Будьте же справедливы в этой ситуации. Адмиралу Хокинсу, как только что сказал генерал, приходится в данный момент справляться с почти невероятными обстоятельствами, которые, как вы знаете лучше других, пре