– Я сейчас в таком состоянии, что готов подозревать что угодно и кого угодно. Мы с ван Гельдером сходимся на том, что это не могло произойти случайно, так что это было намеренно и, конечно, не по его воле. Да, грязная игра. Но мы понятия не имеем, какая именно игра и кто в ответе за нее.
Когда ван Гельдер разбудил Тэлбота вскоре после половины седьмого утра, уже должно было рассвести, но рассвета было не видать. Небо все еще оставалось тяжелым и темным, и ни ветер, ни размеренно барабанящий дождь не ослабли.
– Вот вам и головокружительные рассветы на Эгейском море, – сказал Тэлбот. – Насколько я понимаю, капитан Монтгомери уже вырезал отверстие в фюзеляже?
– Сорок минут назад. Он уже более чем наполовину поднял фюзеляж из воды.
– Как лебедка и грузовая стрела выдерживают нагрузку?
– Я думаю, нагрузка невелика. Монтгомери закрепил под фюзеляжем и крылом еще четыре надувных мешка и позволяет сжатому воздуху выполнять большую часть работы. Он спрашивает, не хотите ли вы присоединиться к нему. А, да. Еще мы получили сообщение от греческой разведки касательно Андропулоса.
– Кажется, вас оно не особо воодушевляет.
– Да, я не в восторге. Сообщение любопытное, но ничем нам не поможет. Оно всего лишь подтверждает, что наши подозрения в адрес дядюшки Адама отнюдь не беспочвенны. Они передали наши сведения в Интерпол. Их сообщение, надо сказать, сформулировано очень осторожно, но, судя по всему, и греческая разведка, и Интерпол уже несколько лет проявляют значительный интерес к Андропулосу. Оба уверены, что наш друг занимается крайне незаконной деятельностью, но, если бы это был судебный процесс в шотландском суде, вердикт был бы «не доказано». У них нет веских доказательств. Андропулос действует через посредников, которые действуют через других посредников и так далее, пока след не остынет или не приведет к подставным компаниям в Панаме и на Багамах, где спрятана большая часть его денег. Тамошние банки постоянно отказываются отвечать на письма и телеграммы. Фактически они отказываются признавать даже его существование. Швейцарские банки тоже отказываются сотрудничать. Они откроют свои бухгалтерские книги лишь в том случае, если подозреваемый осужден за что-то такое, что считается преступлением и в Швейцарии. А его ни за что не осуждали.
– Вы сказали, незаконная деятельность? Какая именно?
– Наркотики. Сообщение заканчивается просьбой, больше похожей на требование, чтобы эта информация рассматривалась в полной секретности, полной и абсолютной конфиденциальности. Как-то так.
– Какая еще информация? Они не сообщили нам ничего такого, чего бы мы не знали или не подозревали. И ни слова о том, что мы хотели бы знать. Кто конкретно, будь то в правительстве, на государственной службе или в высших эшелонах вооруженных сил, является могущественным защитником и другом Андропулоса? Возможно, они и сами не знают, но более вероятно, что не хотят, чтобы это знали мы. Из Вашингтона есть что-нибудь?
– Ни единого слова. Наверное, ФБР не работает по ночам.
– Скорее всего, по ночам не работают другие. У них сейчас половина двенадцатого ночи, банки закрылись, весь персонал разошелся, к чертям, и не соберется до их завтрашнего утра. Возможно, придется ждать несколько часов, прежде чем мы что-нибудь услышим.
– Мы почти готовы, – сказал капитан Монтгомери. – Мы остановим подъем – тут скорее работают мешки, чем лебедка, – когда уровень воды опустится ниже пола кабины. Так мы не промочим ноги, когда войдем внутрь.
Тэлбот посмотрел за борт: человек с горелкой в руках сидел, свесив ноги в прямоугольное отверстие, прорезанное в фюзеляже.
– Мы намочим не только ноги, прежде чем доберемся до цели. Сначала нам придется пройти через отсек под палубой, а там все еще будет много воды.
– Не понял, – сказал Монтгомери. – Зачем это нужно? Мы просто спустимся через отверстие, проделанное в фюзеляже.
– Этого было бы достаточно, если бы мы хотели ограничиться грузовым отсеком. Но через него в кабину пилота отсюда не проберешься. Там в переборке тяжелая стальная дверь, а зажимы закреплены со стороны кабины. Так что если мы хотим добраться до этих зажимов, нам придется идти со стороны кабины, а для этого нужно сперва пробраться через затопленный отсек.
– Да зачем нам вообще открывать эту дверь?
– Затем, что зажимы, удерживающие атомную бомбу на месте, имеют замки. Где бы вы первым делом стали искать ключ от зажимов?
– А! Ну да, конечно. В карманах у мертвецов.
– Капитан, готово! – крикнул человек с фюзеляжа.
Монтгомери отцентровал лебедку и включил тормоз, затем проверил передние и задние страховочные тросы. Когда результат устроил его, он сказал:
– Ну вот, джентльмены, осталось недолго. Я просто хочу посмотреть на все своими глазами.
– Мы с ван Гельдером идем с вами. Мы прихватили костюмы. – Тэлбот проверил уровень верхней части зазубренного отверстия в носовом конусе относительно поверхности моря. – Не думаю, что нам понадобятся шлемы.
И действительно, шлемы им не понадобились: отсек под кабиной пилотов был затоплен водой только на две трети. Они двинулись к открытому люку и забрались в пространство за креслами пилотов. Монтгомери посмотрел на двух мертвецов и на мгновение зажмурился:
– Жуткое месиво. И подумать только, что преступник, ответственный за это, все еще разгуливает на свободе.
– Вряд ли это продлится долго.
– Но вы же сами сказали, что у вас нет доказательств, чтобы осудить его.
– Андропулос никогда не предстанет перед судом. Винсент, не могли бы вы выбить эту дверь и показать капитану Монтгомери, где наш друг?
– Никакого выбивания. Нашему другу могут не понравиться такие звуки. – Ван Гельдер достал большой гаечный ключ Стилсона. – Только убеждение. Вы идете, сэр?
– Одну минуту.
Они ушли, и Тэлбот принялся за крайне неприятную задачу обыска карманов у мертвецов. Там ничего не нашлось. Он обшарил каждую полку, шкафчик и отсек в кабине. И снова ничего. Тогда он отправился на корму и присоединился к Монтгомери и ван Гельдеру.
– Ну как, сэр?
– Ничего. И в кабине экипажа тоже ничего.
Монтгомери поморщился:
– Вы, конечно, порылись в карманах у мертвецов. Хорошо, что без меня. Это очень большой самолет, и ключ – если он действительно был – может находиться где угодно. Не думаю, что наши шансы найти его велики. Значит, потребуются другие методы. Ваш старший помощник предлагает едкое вещество, чтобы разрезать эти зажимы. Может, проще воспользоваться старой доброй ножовкой?
– Я бы не рекомендовал ножовку, сэр, – сказал ван Гельдер. – Если вы все же попытаетесь, я бы предпочел в этот момент находиться милях в двухстах отсюда. Не знаю, насколько разумно это вооруженное подслушивающее устройство, но я очень сомневаюсь, что оно разумно настолько, чтобы отличить ритмичный скрежет ножовки от вибрации двигателя.
– Я согласен с Винсентом, – поддержал его Тэлбот. – Даже если бы у нас был один шанс из десяти тысяч, – а я боюсь, что у нас один шанс из одного, – рисковать все равно не стоит. Госпожа Удача сопровождала нас до сих пор, но она может обидеться на то, что ее заставляют зайти так далеко.
– Значит, вы ставите на едкие вещества? У меня есть сомнения. – Монтгомери внимательно изучил зажимы. – Мне стоило бы провести кое-какие предварительные испытания на борту, но я не думал, что эти зажимы окажутся такими толстыми и будут сделаны из закаленной стали. Единственное едкое вещество, которое есть у меня на борту, – это серная кислота. Чистая серная кислота, H2SO4 с удельным весом 1800 – купорос, если хотите, – является чрезвычайно едким веществом и воздействует на большинство материалов, поэтому ее обычно перевозят в стеклянных бутылях, невосприимчивых к едкому воздействию кислот. Но даже серной кислоте будет очень трудно переварить эту еду. Конечно, терпение и труд все перетрут, и я уверен, что кислота справится, но на это может уйти несколько часов.
– А вы что думаете, Винсент? – спросил Тэлбот.
– Я не эксперт. Полагаю, капитан Монтгомери совершенно прав. Итак, никаких едких веществ, никаких ножовок, никаких кислородно-ацетиленовых горелок. – Ван Гельдер поднял большой ключ Стилсона. – Остается лишь это.
Тэлбот посмотрел на зажимы и их крепления и кивнул:
– Ну конечно! Именно это. Мы не очень сообразительны, верно? По крайней мере, я. – Он пригляделся к тому, как зажимы крепятся к боковине фюзеляжа и полу: каждое из оснований четырех удерживающих рычагов зажимов стояло на двух болтах, и их фиксировали тяжелые гайки размером в полтора дюйма. – Мы оставляем зажимы на месте и вместо этого освобождаем основания. Проверьте, насколько прочно они сидят, эти гайки.
Ван Гельдер поставил ключ на одну из гаек, отрегулировал захват и потянул. Гайка была большая и сидела плотно, но ключ обеспечивал большой рычаг, и гайка легко повернулась.
– Все просто, – сказал ван Гельдер.
– Действительно. – Тэлбот оценил взглядом длину удерживающих рычагов, выступающих под углом девяносто градусов друг к другу, затем ширину отверстия, вырезанного наверху. – А вот что будет непросто, так это протащить бомбу через отверстие. Его придется расширить. Вы сумеете это сделать, капитан?
– Без проблем. Только нам придется опустить фюзеляж в прежнее положение. Я склоняюсь к мнению ван Гельдера, что не стоит рисковать. Я хочу впустить в этот отсек как можно больше воды, чтобы рассеять жар от резаков. На это уйдет пара часов, а может, и больше, но лучше на два-три часа позже здесь, чем на двадцать лет раньше сами знаете где.
– Мне открутить эти гайки прямо сейчас? – спросил ван Гельдер.
– Нет. Сейчас мы достаточно устойчивы. Но если фюзеляж вернется в прежнее положение, почти погрузится в воду, а погода ухудшится – ну, я думаю, что нам совершенно ни к чему заряженная атомная мина, катающаяся по всему отсеку.
– Согласен с вами.
Тэлбот и ван Гельдер вернулись на «Ариадну». Они пили кофе в безлюдной кают-компании, когда вошел матрос из радиорубки и протянул капитану сообщение. Тэлбот прочитал его и передал ван Гельдеру. Тот прочитал его дважды и посмотрел на капитана с некоторым изумлением: