– Конечно.
Я кивнул на машину де Граафа:
– А связаться с Гейлером по радиотелефону можете?
Он отрицательно покачал головой.
– Тогда свяжитесь с управлением полиции, пожалуйста.
Пока де Грааф разговаривал со своим водителем, из-за угла появился очень мрачный ван Гельдер. В руке он держал женскую сумочку.
– Астрид Лемэй? – спросил я.
Он кивнул.
– Отдайте мне, пожалуйста.
Он решительно покачал головой:
– Не могу. Дело об убийстве…
– Отдайте, – сказал де Грааф.
– Спасибо, – поблагодарил я полковника. – Пять футов четыре дюйма, длинные черные волосы, голубые глаза, очень красивая, темно-синяя юбка и жакет, белая блузка и белая сумочка. Она должна быть в окрестностях…
– Минуту. – Де Грааф наклонился к своему водителю, а затем сказал: – Вырубились все линии связи с Гейлером. Похоже, майор Шерман, смерть ходит за вами по пятам.
– Позвоню вам чуть позже. – Я направился к своей машине.
– Я поеду с вами, – сказал ван Гельдер.
– У вас здесь полно дел. Там, куда я еду, помощь полиции мне не понадобится.
Ван Гельдер кивнул:
– Следует понимать так, что вы выйдете за рамки закона?
– Я уже за них вышел. Убита Астрид Лемэй. Убит Джимми Дюкло. Возможно, убита Мэгги. Я хочу поговорить с людьми, которые убивают других людей.
– Полагаю, вы должны отдать нам пистолет, – произнес здравомыслящий ван Гельдер.
– И чем же я его заменю, когда встречусь с ними? Может, Библией? Предложу помолиться за их души? Нет, ван Гельдер, чтобы заполучить мой пистолет, вам придется меня прикончить.
– У вас есть информация и вы ее от нас скрываете? – спросил де Грааф.
– Да.
– Это невежливо, неразумно и незаконно.
Усевшись в машину, я сказал:
– Что до разумности, то о ней вы сможете судить позже. А на вежливость и законность мне теперь плевать.
Я завел двигатель, и тут ко мне шагнул ван Гельдер.
– Оставьте его, инспектор, – велел де Грааф. – Оставьте его.
Глава 11
По пути к Гейлеру мне не удалось обзавестись новыми друзьями, но я и не ставил перед собой такой цели. В других обстоятельствах, ведя машину настолько безответственно, если не сказать – безумно, я бы, наверное, спровоцировал полдесятка автокатастроф, причем тяжелых. Но, как выяснилось, полицейские мигалка и сирена способны творить волшебство – дорогу передо мной они расчищали отлично. Машины, двигавшиеся в одном со мной направлении, еще в полумиле сбрасывали ход и прижимались к обочине, а то и вовсе останавливались.
Вскоре за мной увязался полицейский автомобиль. Должно быть, его водитель не получил предупреждения насчет меня, но у него не было и мотивации, сравнимой с моей, и он здраво рассудил: не так уж велико его жалованье, чтобы угробиться в этой гонке. Я знал, что по рации он сразу объявил тревогу, но не опасался баррикад на дороге и других преследователей. В управлении, как только услышат номер моей машины, дадут отбой.
Я был бы не прочь проехать остаток пути на обычной легковушке или на автобусе, но пришлось пожертвовать скрытностью ради срочности. Все же я пошел на компромисс с самим собой – последний отрезок трассы на дамбе был преодолен в относительно спокойном темпе. Вид желто-красной машины, приближающейся к деревне на скорости под сотню миль в час, вызвал бы вопросы даже у славящихся нелюбопытством голландцев.
Я запарковался на теперь уже быстро заполнявшейся стоянке, снял пиджак, наплечную кобуру и галстук, поднял воротник рубашки, закатал рукава и вышел из машины, небрежно перекинув пиджак через левую руку, которая держала пистолет с глушителем.
Знаменитая своей переменчивостью голландская погода резко улучшилась. Еще до моего выезда из Амстердама небо прояснилось, а теперь на нем оставались только редкие ватные клочья; пригревающее солнце тянуло пар из домов и окрестных полей.
Я праздной, но не сказать что медленной походкой приблизился к строению, за которым поручил наблюдать Мэгги. Дверь была распахнута настежь, через проем я то и дело замечал перемещавшихся внутри людей, главным образом женщин в традиционных костюмах. Иногда кто-нибудь из них выходил и направлялся в деревню, иногда появлялся мужчина с картонной коробкой, которую он клал в тачку и увозил.
Это явно была кустарная мастерская, но что она производила, определить со стороны я не мог. Хотя вскоре понял, что ее продукция совершенно безобидна. Об этом свидетельствовал тот факт, что туристам, время от времени приближавшимся к строению, кто-нибудь улыбчивый предлагал зайти и посмотреть. Каждый соблазнившийся вышел обратно, не позволив мне заподозрить ничего зловещего.
К северу от здания простирался почти идеально ровный сенокосный луг, а на нем вдалеке виднелась группа традиционно наряженных матрон; они сушили на утреннем солнце сено, подбрасывая его вилами. Похоже, гейлерские мужчины в этот день уже свое отработали – никого из них я не видел за крестьянским трудом.
Не было видно и Мэгги. Я побрел обратно в деревню. Там купил очки с тонированными стеклами. Массивные солнечные очки не годятся для маскировки – наоборот, привлекают внимание; наверное, потому-то и популярны. Еще я приобрел соломенную шляпу с вислыми полями – вот уж не хотелось бы, чтобы мой труп в этой шляпе увидели за пределами Гейлера.
Вряд ли можно назвать такую маскировку идеальной – без грима я не мог скрыть белые шрамы на лице, – но все же некоторую степень анонимности я обрел, поскольку едва ли значительно отличался от туристов, десятками бродивших по деревне.
Гейлер был совсем невелик, но, когда разыскиваешь человека, о чьем местонахождении не имеешь ни малейшего представления, и когда этот человек тоже расхаживает по улицам, даже самый крошечный населенный пункт способен доставить кучу проблем. С быстротой, какую мог себе позволить, не привлекая внимания, я прошел по всем закоулкам. Безрезультатно.
Я уже был на грани отчаяния. Тщился игнорировать голос в голове, с грозной уверенностью твердивший, что я опоздал, и еще больше паниковал из-за того, что в процессе поиска был вынужден хотя бы по минимуму изображать праздношатающегося.
Закончив с улицами, я занялся магазинчиками и кафе. Вряд ли существовал шанс обнаружить Мэгги в одном из них, учитывая задачу, которую я перед ней поставил, но я не мог не проверить даже самую ничтожную возможность.
Магазинчики и кафе вокруг внутренней гавани, осмотренные все до единого, ничем меня не порадовали, и я стал ходить концентрическими кругами, насколько этот геометрический термин применим к хаотичному лабиринту улочек Гейлера. И на самом последнем, на самом широком из этих кругов я увидел Мэгги, живую и совершенно невредимую. Облегчение, испытанное мною в тот миг, уступало разве что стыду за допущенную глупейшую ошибку.
Здесь я обнаружил бы Мэгги сразу, если бы работал головой так же эффективно, как она. Я велел ей следить за зданием, но при этом находиться среди людей, что она и делала. Мэгги стояла в большом сувенирном магазине, полном туристов, водила пальцем по товарам на витрине, но не рассматривала их. Она так сосредоточилась на наблюдении за большим домом, расположенном менее чем в тридцати ярдах, что совершенно не замечала меня.
Я двинулся было ко входу в магазин, как вдруг увидел нечто, заставившее меня остановиться на полушаге – и замереть, глядя так же пристально, как и Мэгги, хотя не в ту же сторону.
По улице шли Труди и Герта. Труди, облаченная в розовое платье без рукавов и длинные белые хлопчатобумажные перчатки, приплясывала в своей ребяческой манере; светлые локоны взметывались, на лице играла улыбка. Герта в неизменном традиционно-экстравагантном наряде тяжело ковыляла рядом, держа в руке большую кожаную сумку.
Нет, я не стоял столбом. Я быстро вошел в магазин, но направился не к Мэгги, – что бы ни происходило, эта парочка не должна стать свидетельницами нашего разговора. Заняв стратегическую позицию за высокой вертушкой с открытками, я решил дождаться, когда Герта и Труди пройдут мимо.
Этого не случилось. Они даже миновали вход в магазин, но тут Труди вдруг остановилась, заглянула в витрину и схватила Герту за руку. Через несколько секунд она затащила свою явно того не желавшую спутницу в помещение, оставила ее у входа мрачно возвышаться, как готовый извергнуться вулкан, подбежала к Мэгги и схватила ее за руку.
– А я тебя знаю! – радостно воскликнула Труди. – Я тебя знаю!
Мэгги повернулась и с улыбкой сказала:
– И я тебя знаю. Здравствуй, Труди.
– А это Герта. – Труди повернулась к Герте, которой откровенно не нравилось происходящее. – Герта, это Мэгги, моя подруга.
Герта поприветствовала «подругу» угрюмым оскалом.
– Майор Шерман тоже мой друг, – сказала Труди.
– Мне это известно, – улыбнулась Мэгги.
– Мэгги, мы же с тобой подруги?
– Конечно, Труди.
Девушка пришла в восторг.
– У меня тут много подруг. Хочешь, покажу их?
Труди увлекла Мэгги к двери и вытянула руку. Я знал, что указывать она может только на крестьянок в конце луга.
– Вон они! Видишь?
– Не сомневаюсь, что это очень милые подруги, – вежливо произнесла Мэгги.
Какой-то охотник за открытками подступил ко мне бочком, давая понять, что я мешаю его промыслу. Уж не знаю, что отразилось на моем лице, но ему этого хватило, чтобы поспешно удалиться.
– Они замечательные! – Труди повернулась к спутнице и указала на сумку. – Мы с Гертой, когда приезжаем сюда, обязательно угощаем их кофе с бутербродами. Пойдем, Мэгги, поговорим с ними. – Видя, что Мэгги колеблется, она обеспокоенно спросила: – Ты же мне подруга, да?
– Конечно, но…
– Они такие милые, – упрашивала ее Труди. – Такие веселые. И обожают музыку. Если будем хорошо себя вести, они для нас исполнят сенной танец.
– Сенной танец?
– Да, сенной танец. Мэгги, ну пожалуйста! Вы все – мои подруги. Пойдем! Ради меня, Мэгги!
– Ну ладно, ладно, – рассмеялась Мэгги. – Только ради тебя, Труди. Но ненадолго, хорошо?