На лбу де Йонга выступили капли пота.
– Террористы могли позвонить и предупредить.
Ван Эффен посмотрел на де Йонга в упор:
– Много ли внимания вы обратили на их предыдущий звонок?
Де Йонг не ответил.
– Вы только что сказали: террористы абсолютно ничего не добились. Я понимаю, вы расстроены, и, наверное, не стоило бы продолжать эту тему, но неужели вы так наивны, чтобы верить в свое утверждение? Эти люди добились очень многого. Они создали атмосферу страха и неуверенности, и с течением времени эта атмосфера станет только хуже. Если преступники уже нанесли один удар, причем без всякой мотивировки, то весьма велика вероятность того, что они нанесут и второй. Если да, то когда? Если да, то где? И прежде всего хотелось бы понять зачем. Какие серьезные причины заставляют их вести себя подобным образом? – Лейтенант посмотрел на де Граафа. – Цель подобного поведения – обработать жертву, держать ее в постоянном страхе. Это новая форма шантажа, и я не вижу причин, почему бы это не сработало. У меня предчувствие, что в самом ближайшем будущем мы получим новые сообщения от FFF. Эти люди не станут объяснять причины своих действий и даже не станут выдвигать никаких особых требований. О нет. Вовсе не так ведут психологическую войну. Просто очень медленно, через определенный период времени поворачивается колесико, подтягивающее веревку на дыбе. Это дает возможность жертве хорошенько подумать о безнадежности ситуации, в то время как ее воля сокрушается. По крайней мере, мне кажется, что именно так действовали в Средние века, когда использовали настоящую дыбу.
Де Йонг мрачно заметил:
– Кажется, вы немало знаете о том, как работает мозг преступника.
– Кое-что знаю, – улыбнулся ван Эффен. – Но я не стал бы давать вам советы, как управлять аэропортом.
– И какой же вывод я должен сделать из ваших речей?
– Господин ван Эффен всего лишь хотел сказать, что специалист всегда доводит дело до конца. – Де Грааф сделал успокаивающий жест. – Он – автор общепризнанного учебника по психологии преступников. Сам я этот учебник не читал. Итак, Питер, вы полагаете, что FFF очень скоро с нами свяжется, хотя и не для того, чтобы рассказать о себе или о своих целях. А для чего? Чтобы сообщить нам, где и когда ожидать их следующей… демонстрации?
– Конечно.
Наступило долгое и довольно тягостное молчание. Его прервало появление официанта, который подошел к де Йонгу:
– Телефонный звонок, господин директор. Лейтенант ван Эффен здесь?
– Это я.
Лейтенант вслед за официантом вышел из столовой. Через минуту он вернулся и обратился к де Граафу:
– Звонил дежурный сержант. Несколько часов назад двое владельцев прогулочных катеров заявили об их пропаже. Сержант, который принял их заявления, не счел нужным сообщать в наше управление. Совершенно правильно, кстати. Катера уже нашли. Один из них, кажется, захватили силой. Сейчас оба судна у нас. Я приказал отправить туда пару специалистов по отпечаткам пальцев, вернуть катера владельцам, но самих владельцев на борт не пускать. Если вы найдете время, господин полковник, то мы можем опросить обоих владельцев, когда закончим здесь с делами. Оба живут менее чем в километре отсюда.
– Эта ниточка куда-нибудь ведет?
– Вряд ли.
– Я тоже так думаю. Однако нужно использовать любые зацепки. Мы можем пойти сейчас и…
Ван Эффен осекся, так как перед ним появился тот же официант.
– Снова телефон. На этот раз вас, полковник.
Де Грааф вернулся через несколько секунд.
– Йон, у вас здесь есть стенографистка?
– Да, конечно. Ян!
– Да, господин директор! – ответил, вскакивая, светловолосый молодой человек.
– Вы слышали, что сказал полковник?
– Да, господин директор. – Он посмотрел на де Граафа. – Что мне ей сказать?
– Попросите стенографистку записать телефонное сообщение и отпечатать мне этот текст. Ты, Питер, определенно ясновидящий.
– Это FFF?
– Да. Точнее, это пресса. FFF решила воспользоваться услугами прессы. Обычный анонимный звонок в газету. Помощник редактора, который отвечал на звонок, оказался сообразительным и записал разговор на пленку, но я сомневаюсь, что это нам хоть как-то поможет. Кажется, сообщение было довольно длинным. Стенография – не мой конек, так что давайте наберемся терпения.
Ждать им пришлось не более четырех минут. В зал вошла девушка и протянула де Граафу отпечатанную на машинке страницу. Полковник поблагодарил ее, быстро пробежал глазами текст и сказал:
– Сегодняшняя акция была для них чем-то вроде заявки. А это, как я понимаю, уже заявление, и, надо сказать, довольно дерзкое. Здесь говорится вот что: «Вероятно, в следующий раз ответственные лица в Амстердаме более внимательно отнесутся к нашим словам. Теперь они знают, что у нас слово не расходится с делом. Нам не поверили, и из-за этого произошло много неприятностей. Ответственность за гибель самолетов несет господин де Йонг. Его предупреждали, но он эти предупреждения проигнорировал. Мы сожалеем о напрасной гибели трех пассажиров на борту „фоккера“, но снимаем с себя всякую ответственность. У нас не было возможности задержать взрыв». – Де Грааф сделал паузу и посмотрел на ван Эффена. – Интересно?
– Очень. Значит, у них был наблюдатель. Нам его никогда не найти. Он мог находиться в аэропорту, но здесь ежедневно бывают сотни людей, которые не являются сотрудниками аэропорта. По-видимому, это мог быть и кто-нибудь с биноклем за пределами аэропорта. Но интересно не это. Четверо сотрудников «скорой помощи», которые увезли трех серьезно пострадавших пассажиров, не знали в то время, живы их пациенты или мертвы. Двое из них, как я понимаю, умерли сразу после поступления, но они не могли быть официально признаны мертвыми, пока их смерть не засвидетельствовал врач. Откуда же об этом знает FFF? Никто из врачей или из сотрудников «скорой помощи» не мог проговориться – их бы быстро вычислили. Кроме них, единственными, кто знал об этих смертях, были присутствующие в этом помещении. – Ван Эффен неторопливо оглядел шестнадцать мужчин и трех женщин, сидевших за столиками в столовой, и повернулся к де Йонгу. – И без слов ясно, правда? Среди присутствующих есть информатор. У врага есть шпион в нашем лагере. – Детектив снова медленно обвел взглядом зал. – И мне хотелось бы знать, кто это может быть.
– В этом помещении? – недоверчиво переспросил несчастный де Йонг.
– Нет нужды повторять очевидное.
Де Йонг опустил взгляд на свои тесно сжатые руки, лежащие на столе.
– Да, конечно. Но тогда… тогда мы сумеем это выяснить. То есть вы сумеете.
– Вы имеете в виду обычное расследование? Проследить передвижение каждого из присутствующих после крушения «фоккера»? Выяснить, у кого был доступ к телефону и кто действительно пользовался телефоном? Конечно, мы можем это сделать. Можем провести тщательное расследование. И ничего не найдем.
– Ничего не найдете? – Де Йонг был совсем сбит с толку. – Как вы можете утверждать это с такой уверенностью, тем более заранее?
– Потому что лейтенант мыслит как полицейский, – вступил в разговор де Грааф. – Этих людей нельзя недооценивать, да, Питер?
– У нас умный противник.
Де Йонг перевел взгляд с де Граафа на ван Эффена и обратно.
– Не будет ли кто-нибудь из вас любезен объяснить…
– Все очень просто, – ответил де Грааф. – Вам это может показаться странным, но люди из FFF и не пытались скрывать, что им известно о погибших. Террористы понимали, что мы это узнаем. Как только что заметил лейтенант, они понимали, что мы сразу же узнаем об информаторе и о том, что это один из нас. Они были уверены, что мы проверим каждого из присутствующих, узнаем, мог ли кто-то из нас позвонить по телефону. Поэтому они устроили так, чтобы отсюда никто не мог позвонить. Информатор передал несколько слов сообщнику, которого в этой комнате нет, а сообщник позвонил. Боюсь, Йон, у вас здесь может оказаться не один информатор, а несколько. Вы, конечно, понимаете, что каждое сказанное здесь слово станет известно людям из FFF, кто бы они ни были. Мы, естественно, предпримем необходимые шаги и проведем обычное в таких случаях расследование. Однако это пустой номер, как уже сказал ван Эффен.
– Но… но все это кажется совершенно бессмысленным, – пробормотал де Йонг. – Зачем им проявлять такую хитрость неизвестно ради чего?
– Во-первых, они не так уж хитры, во-вторых, кое-чего они этим все-таки добились. Прежде всего, усилили нашу деморализацию. Но что гораздо важнее, дали нам понять, что они – сила, с которой нужно считаться, что они могут внедриться к нам и пробить нашу защиту, когда пожелают. Таким образом, FFF заявляет о себе как о высокоорганизованной группе, способной выполнять свои угрозы. Игнорировать ее опасно. И раз уж речь зашла об опасности и угрозах, давайте вернемся к последнему звонку FFF. Далее они говорят следующее: «Мы уверены, что народ Голландии хорошо осознает тот факт, что в случае, если на страну будет совершено нападение с целью подчинения, голландцы – самая беззащитная нация в мире. Не море является вашим врагом. Ваш враг – мы, а море – наш союзник. Все знают, что в Нидерландах около 1300 километров морских дамб. Некий Корнелиус Рийпма, президент департамента морских польдеров из Леувардена, провинция Фрисландия, месяц назад официально заявил, что в его провинции дамбы состоят только из слоев песка и что сильный шторм наверняка их разрушит. Под сильным штормом нужно понимать шторм, подобный тому, который в 1953 году пробил защитные сооружения в дельте и унес 1850 жизней. По имеющейся у нас информации, предоставленной Управлением гидротехнических сооружений…»
– Что? Что? – Ван дер Куур, покрасневший и заикающийся от гнева, вскочил на ноги. – Эти дьяволы осмеливаются намекать, что они получают информацию от нас? Это подлость! Это невозможно!
– Позвольте мне закончить, господин ван дер Куур. Разве вам непонятно, что они снова используют тот же прием – пытаются посеять среди нас недоверие? Из того, что нам стало известно об их контактах с сотрудниками господина де Йонга, вовсе не следует, что они контактировали с кем-нибудь из ваших людей. Так или иначе, но дальше они излагают самое худшее: «По имеющейся у нас информации, шторм, мощность которого составит лишь семьдесят процентов от мощности шторма 1953 года, способен разрушить дамбы во Фрисландии. Господин Рийпма говорит об уязвимости дамб. В Нидерландах 1300 километров дамб, из них 300 изношены до критического состояния. По самым оптимистическим оценкам, на упомянутых дамбах ремонт не будет производиться еще двенадцать лет, то есть до 1995 года. Все, что мы предлагаем, – это ускорить неизбежное».