– …Что ты носишь два пистолета, – подхватил де Грааф, – поэтому, естественно, и не подумают, что у тебя может быть третий. Это, конечно, есть в твоей книге.
– А вот и нет. Зачем же вкладывать подобные мысли в голову преступников? Да, именно это я и хочу сделать. Так что никаких проблем у тебя, Аннемари, не будет. В любой момент времени я буду не далее чем в пяти метрах от тебя.
– Это хорошо. Но ты наговорил столько неприятных вещей! Такое впечатление, что на меня могут напасть в любую минуту, пока я буду добираться отсюда к дому Жюли.
– Вовсе нет. Не беспокойся. Я доставлю тебя туда в полном порядке и с комфортом в моем собственном лимузине.
– В лимузине! С комфортом! Бог мой! – Полковник сочувственно взглянул на девушку. – Надеюсь, вы не забыли свою надувную подушку?
– Я вас не понимаю.
– Скоро поймете.
Они вышли из ресторана и пошли по улице к машине полковника, которая, как всегда, была припаркована в неположенном месте. Полковник поцеловал девушку с видом любящего дядюшки, пожелал ей спокойной ночи и забрался в свой сверкающий «мерседес». На заднее сиденье. У полковника, конечно же, был личный шофер.
Аннемари пробормотала:
– Теперь я понимаю, что имел в виду полковник, когда говорил о надувной подушке.
– Пустяковое неудобство, – сказал ван Эффен. – Я собираюсь отремонтировать сиденье. Таков приказ. Полковник жалуется.
– Значит, полковнику нравится комфорт?
– От твоего внимания не могло ускользнуть, что он создан для комфорта.
– Он очень добр, не правда ли? Добр, внимателен и заботлив.
– Нетрудно проявлять подобные достоинства, когда объект их приложения прекрасен, как ты.
– У тебя очень милая манера выражать свои мысли, лейтенант.
– Да, очень.
Девушка некоторое время молчала, потом сказала:
– Но ведь он сноб, верно? Жуткий сноб.
– Для поддержания дисциплины я должен сурово поговорить с тобой. Не надейся, что я прощу, а тем более поддержу твои клеветнические заявления в адрес шефа полиции.
– Это вовсе не клевета. Я просто наблюдательна. Не могу же я контролировать каждое сказанное слово. У нас все-таки открытое общество. Или нет?
– Ну-ну!
– Продолжай же. Скажи: «Это сказано сгоряча» – или что-нибудь еще в том же духе.
– И не собираюсь. Но ты одинаково не права, когда говоришь о снобизме и когда восхваляешь добросердечие Артура.
– Артура?
– Это имя нашего шефа. Он им никогда не пользуется, не знаю почему. Возможно, из-за ассоциаций с королем Артуром. Конечно, он добр и заботлив. А также крут, жесток и проницателен. Именно поэтому он то, что он есть. Он ни в коем случае не сноб. Снобы делают вид, что они то, чем они не являются. Де Грааф происходит из очень древнего и очень богатого аристократического рода. Поэтому я никогда не пытаюсь отобрать у него счет в ресторане и заплатить по нему. Наш полковник родился с сознанием, что он не такой, как все, что он единственный в своем роде. Ему никогда не приходит в голову подвергать это сомнению. При этом он считает себя чуть ли не олицетворением демократии.
– Крут он или сноб, но мне он нравится, – решительно заявила девушка.
– Как ты могла заметить, у Артура есть подход к дамам. Особенно когда он не на службе, как сегодня.
– А ты всегда на службе? И я тоже?
– Никогда не думал об этом. Но подумаю.
– Ты очень любезен.
Аннемари замолчала и не возобновляла разговор до конца пути. Говорил один ван Эффен. Он позвонил в управление и вызвал вооруженного охранника в дом своей сестры.
Было нетрудно понять, почему де Грааф сказал, что Аннемари и Жюли – его две самые любимые женщины во всем Амстердаме. Жюли ван Эффен была не просто хорошенькой – она обладала умом и обаянием. У этой девушки были тонкие черты лица, блестящие черные волосы и лукавые глаза. Но больше всего притягивал внимание ее смеющийся рот. Она всегда была в хорошем настроении и очень доброжелательно относилась к людям. Только сталкиваясь с несправедливостью и жестокостью, Жюли приходила в ярость. За привлекательной внешностью девушки скрывался недюжинный интеллект, довольно неожиданный в таком прелестном создании. Кабинет министров обычно не нанимает глуповатых секретарей, а Жюли как раз была секретарем в Кабинете министров. Она была доверенным лицом, человеком, который умеет хранить тайны и на которого можно положиться.
Жюли была очень гостеприимна. Как только ее брат и Аннемари вошли, ей тут же захотелось чем-нибудь их угостить. Было нетрудно поверить, что при всех своих многочисленных талантах она является еще и первоклассным поваром. Жюли тут же предложила гостям бутерброды, но они сказали, что недавно ели, и она отстала от них.
– Так вы были в «Диккере и Тийсе»? Ну, полиция всегда умела о себе позаботиться! Работающей девушке приходится обходиться селедкой, брюссельской капустой и колбасой.
– У конкретной работающей девушки, – заметил ван Эффен, – есть министерская столовая. Как мне говорили, это рай для гурманов. Полицейских туда, конечно же, не пускают. У Жюли, увы, совсем нет силы воли, ты только посмотри!
На самом деле у его сестры была безупречная фигура. Жюли с высокомерным презрением отнеслась к этому подтруниванию и удалилась на кухню, чтобы приготовить кофе со шнапсом, мимоходом взъерошив брату волосы.
Аннемари посмотрела ей вслед, потом повернулась к ван Эффену и улыбнулась:
– Кажется, она легко может обвести тебя вокруг пальца.
– В любой момент! – весело ответил ван Эффен. – И к сожалению, она это знает. Озорница, вот она кто! Однако я должен кое-что тебе показать – на случай, если ты останешься дома одна.
Он подвел девушку к картине на стене и немного сдвинул картину в сторону. В стене, на одном уровне с обоями, была вмонтирована красная кнопка.
– Эту кнопку называют кнопкой нападения. Если тебе кажется, что ты в опасности – или только подозреваешь об этом, или просто чувствуешь опасность, – нажми эту кнопку. Патрульная машина прибудет через пять минут.
Аннемари попыталась обратить все в шутку:
– Каждой домохозяйке в Амстердаме нужно иметь такую кнопку.
– В Амстердаме сто, а то и двести тысяч домохозяек, так что выйдет дороговато.
– Ты прав. – Она посмотрела на него, и улыбка исчезла с ее лица. – Я несколько раз была вместе с тобой и Жюли, и надо быть слепым и глухим, чтобы не понять, что ты обожаешь свою младшую сестричку.
– Ну вот, ничего нельзя скрыть! Неужели это так очевидно?
– Я не закончила. Ты ведь установил эту кнопку не только потому, что ты ее любишь? Она в опасности, да?
– В опасности? – Он схватил Аннемари за плечи с такой силой, что она поморщилась. – Извини. – Он ослабил хватку, но не опустил руки. – Откуда ты знаешь?
– Ну так что, она в опасности?
– Кто тебе сказал? Жюли?
– Нет.
– Полковник?
– Да. Сегодня вечером. – Она внимательно посмотрела на него. – Ты ведь не сердишься?
– Нет. Нет, дорогая. Я не сержусь. Просто я встревожен. Быть рядом со мной вредно для здоровья.
– Жюли знает об опасности?
– Конечно.
– А об открытках?
Он лишь молча смотрел на нее, и, чтобы добиться ответа, Аннемари положила руки ему на плечи и попыталась встряхнуть, что было довольно глупо, учитывая крепкое телосложение ван Эффена.
– Ну, так знает она или нет?
– Да. Ей было бы трудно не знать об этом. Открытки приходят на этот адрес. Так братья Аннеси пытаются меня достать.
– Господи! Но это ужасно! Как же она может быть такой… такой счастливой? – Аннемари прижалась лбом к его плечу, словно неожиданно почувствовала усталость. – Как ей это удается?
– Знаешь старую поговорку: «Лучше смеяться, чем плакать». Ты ведь не собираешься плакать, правда?
– Не собираюсь.
– Старая поговорка не совсем применима к этому случаю. Сестра всегда была счастливым ребенком. Только теперь это требует от нее некоторых усилий.
Жюли вошла с подносом, резко остановилась и прочистила горло.
– Не рановато ли для… – Она поставила поднос. – Надеюсь, глухота – явление временное. Я сказала…
Она снова замолчала, и на ее лице появилось озабоченное выражение. Быстро подойдя к Аннемари, Жюли ласково повернула к себе ее голову и взглянула в лицо.
– Ну конечно, слезы. Полные глаза слез. – Она достала из-за манжеты кружевной платочек. – Что же этот грубиян тут натворил?
– Этот грубиян ничего не натворил, – мягко произнес ван Эффен. – Аннемари все знает, Жюли. О Марианне, о детях, о тебе и обо мне, об Аннеси.
Жюли сказала:
– Я знаю, Аннемари, это трудно вынести, тем более когда узнаешь все разом. Я-то узнавала постепенно. Ну же, успокойся. У меня есть верное средство – двойной шнапс в кофе.
– Ты очень добра. Извините меня! – сказала Аннемари и вышла из комнаты.
– Ну! – требовательно произнесла Жюли. – Разве ты не видишь, что ты наделал?
– Я? – искренне удивился ван Эффен. – Что, по-твоему, я должен теперь делать? Это все полковник…
– Дело не в том, что ты сделал, а в том, чего ты не сделал. – Она обняла брата за плечи, и голос ее стал совсем тихим. – Просто ты не понимаешь.
– Понимаю. В смысле, не понимаю, – осторожно сказал ван Эффен. – Чего именно я не понимаю?
– Ну ты и шут! – покачала головой Жюли. – Не понимаешь, что в глазах Аннемари, на ее лице отражается ее сердце. Эта девушка влюблена в тебя.
– Что? Ты с ума сошла!
– Мой любимый, мой умный братец! Можешь мне не верить. Предложи ей выйти за тебя прямо сейчас. Дело за специальным разрешением – ты получишь его в мгновение ока, – и к полуночи ты будешь женат.
Ван Эффен озадаченно посмотрел на сестру:
– Как всегда, уверена в своей правоте!
– Не просто уверена, а абсолютно уверена.
– Но она меня едва знает.
– Верно. Действительно, ты встречался с ней всего лишь… сколько? Двадцать, тридцать, сорок раз? – Она покачала головой. – Опытный следователь, автор книг по психологии, человек, которому достаточно одного взгляда, чтобы проникнуть в самые потаенные секреты… Сто процентов теории и ноль практики.