– Но ты в этом сомневаешься? – спросила Жюли.
– Я ничего не могу сказать. Мне известно об этом не больше вас. Может быть, полковнику удобнее считать, что дело обстоит именно так. А может быть, FFF хочет, чтобы полковник, а значит, и вся страна думали именно так. По всем приметам эти люди изобретательны и группа хорошо организована. Но это впечатление может быть обманчивым. Кто они: простачки, которые хотят, чтобы их считали дьявольски изобретательными преступниками, или изощренные преступники, которые хотят прикинуться простачками? Решайте сами. Я не могу. Я собираюсь немного отдохнуть. Включите радио, ладно? У FFF, похоже, вошло в привычку делать публичные заявления после нанесения ударов. Не будите меня, чтобы сообщить о новых угрозах. Лучше вообще меня не беспокойте.
Лейтенант едва задремал, когда вошла Жюли, потрясла его за плечо и разбудила. Он открыл глаза и мгновенно проснулся.
– Это называется, ты меня не беспокоишь? Неужели небеса рухнули на землю?
– Извини. Тебе пришло письмо.
– Разбудить измученного человека, который только что заснул, из-за какого-то письма?
– Его доставили с нарочным, – терпеливо сказала она. – На нем есть наклейка «Срочно».
– Дай посмотреть.
Ван Эффен взял конверт, быстро просмотрел адрес и почтовый штемпель, открыл конверт, вынул до половины его содержимое, потом снова засунул в конверт, а сам конверт положил под подушку.
– И из-за этого ты меня побеспокоила! Один из моих приятелей решил надо мной подшутить. В следующий раз пусть сначала небеса обрушатся на землю, тогда буди.
– Дай мне посмотреть, что в конверте, – резко сказала Жюли. Она присела на постель, дотронулась до руки брата и ласково попросила: – Пожалуйста, Питер!
Ван Эффен собирался что-то сказать, но передумал. Он сунул руку под подушку, извлек содержимое конверта и отдал Жюли. Это было не письмо, а открытка, чистая с одной стороны. На другой стороне были грубо нарисованы гроб и петля.
Жюли попыталась улыбнуться.
– Ну что ж, прошло три месяца со времени последней открытки, не так ли?
– Да? – равнодушно произнес ван Эффен. – Действительно, прошло три месяца. А что случилось за эти три месяца? Ничего. И нет оснований считать, что что-то случится в ближайшие три месяца.
– Если это совершенно не важно, почему ты спрятал письмо?
– Я не прятал. Я отложил его на глазах у моей маленькой сестрички, которую мне не хотелось расстраивать.
– Можно мне посмотреть на конверт? – Жюли осмотрела конверт и вернула его брату. – Все остальные открытки поступали из разных стран. Эта – из Амстердама. Ты сразу это увидел, потому и убрал конверт. Значит, братья Аннеси в Амстердаме.
– Может быть, да. А может, и нет. Открытка могла прийти из любой страны другу или сообщнику, который переслал ее по нашему адресу.
– Я в это не верю. Пусть я и младшая, но я уже взрослая и сама в состоянии думать и чувствовать. Я знаю, что они в Амстердаме. Уверяю тебя, Питер, это так. Ох, Питер! Это уже слишком. Одна кучка сумасшедших угрожает затопить страну, вторая собирается взорвать королевский дворец, а теперь еще и это. – Она покачала головой. – Все сразу. Почему?
– Необычное стечение обстоятельств.
– Ох, лучше уж молчи. Ты что, не понимаешь, что происходит?
– Я знаю об этом не больше тебя.
– Может, и так. А может, и нет. Не знаю, верить ли тебе. Что же нам делать? Что ты собираешься делать?
– А чего ты от меня ждешь? Я буду патрулировать улицы Амстердама до тех пор, пока не встречу человека, несущего на плече гроб, а в руках – петлю. – Питер положил руку на плечо сестры. – Прости мне мое раздражение. С этим я ничего не могу поделать. Но зато я могу поспать. В следующий раз убедись, пожалуйста, что небеса уже обрушились.
– Ты безнадежен.
Жюли слегка улыбнулась, встала, увидела, что брат уже закрыл глаза, снова покачала головой и вышла из комнаты.
Едва ван Эффен успел задремать во второй раз, как в комнату снова вошла Жюли.
– Извини, Питер. Это полковник де Грааф. Я объяснила, что ты спишь, но он велел тебя позвать, даже если ты уже умер. Велел разбудить тебя и дать тебе трубку. Он утверждает, что дело очень срочное.
Ван Эффен дотронулся до комода:
– Он мог бы воспользоваться этим телефоном.
– Вероятно, полковник звонит из какого-то общественного места.
Ван Эффен прошел в гостиную, выслушал полковника, сказал: «Я выезжаю» – и повесил трубку.
– Куда ты? – спросила Жюли.
– Встретиться с человеком, которого полковник считает моим другом. Его имя мне неизвестно. – Ван Эффен сунул пистолет в кобуру под мышкой, повязал галстук и надел пиджак. – Как ты заметила, Жюли, все происходит разом. Сначала эти психи с дамбой. Потом психи с дворцом. Дальше психованные братья Аннеси. А теперь это.
– Что «это»? Где находится твой друг?
– Ни за что не догадаешься. В морге!
Глава 5
Старая часть Амстердама очень красива: извилистые каналы, очаровательные средневековые улочки. Здесь чувствуется дыхание истории. Однако городской морг вовсе не был красив. В нем вообще не было ничего привлекательного. В нем все было некрасиво и даже уродливо. Он был функционален, но бесчеловечен и производил отталкивающее впечатление. Одни только мертвые и могли вынести пребывание в таком месте. Однако работавшие в морге люди в белых халатах хоть и не посвистывали за работой, но и ничем особенным не отличались от служащих любых контор или фабричных рабочих. Это была их работа, и они старались делать ее как можно лучше.
Добравшись до морга, ван Эффен увидел, что полковник де Грааф и серьезный молодой человек, которого ему представили как доктора Принса, уже ждут его. На докторе был обычный для врача белый халат и стетоскоп. Было трудно представить, какова функция стетоскопа в морге. Возможно, с его помощью проверяли вновь прибывших – действительно ли они умерли. Хотя, скорее всего, это была просто деталь формы. Де Грааф находился в мрачном настроении, но это никак не было связано с окружающей обстановкой. За долгие годы службы де Грааф привык к моргам. К чему он не привык, так это к таким ситуациям, как сегодня: ему пришлось уйти из ресторана и оставить рыбное блюдо и бутылку шабли почти нетронутыми.
Доктор Принс повел лейтенанта и полковника в длинную, похожую на пещеру или на гробницу комнату, отделанную белым кафелем. Мебель здесь была из мрамора и металла, что вполне соответствовало прохладной атмосфере помещения. Завидев приближение доктора Принса, служащий открыл металлическую дверь и выкатил носилки на колесиках. На носилках лежало закрытое простыней тело. Доктор Принс взялся за верхний край простыни.
– Должен предупредить вас, господа, что это зрелище не для лиц со слабым желудком.
– Моему желудку уже не может быть хуже, чем сейчас, – откликнулся полковник де Грааф.
Принс взглянул на него с любопытством (полковник счел неуместным рассказывать про покинутые рыбу и вино) и откинул простыню. Зрелище действительно было не для слабонервных. Доктор Принс посмотрел на полицейских и был разочарован: оба остались совершенно невозмутимы.
– Какова причина смерти, доктор? – спросил де Грааф.
– Наблюдаются множественные повреждения. Причина смерти? Вскрытие покажет…
– Вскрытие! – Голос ван Эффена был холодным и безжизненным, как сам морг. – Доктор, мне не хотелось бы задавать вопросы личного характера, но все же… Как давно вы занимаете эту должность?
– Это моя первая неделя.
Легкая бледность на лице доктора Принса показывала, что у него самого есть некоторые проблемы с его внутренним хозяйством.
– Значит, опыт у вас небольшой, если вам вообще доводилось видеть нечто подобное. Этот человек был убит. Он не упал с крыши высотного здания, и его не переехал грузовик. В этих случаях у погибшего были бы раздавлены или сломаны череп, грудная клетка или таз, бедренные или берцовые кости. Но этого не произошло. Этот человек был забит до смерти железными прутьями. Его лицо изуродовано до неузнаваемости, коленные чашечки расплющены, предплечья сломаны. Он, несомненно, пытался защититься от прутьев.
Де Грааф обратился к врачу:
– Когда доставили труп, на нем, наверное, была какая-то одежда? Кто-нибудь осмотрел ее?
– Вы хотите сказать, для выяснения личности?
– Конечно.
– Мне об этом ничего не известно.
– Не важно, – вмешался ван Эффен. – Я знаю, кто это. Я узнал шрам на плече. Это детектив Рудольф Энгел. Он следил за человеком по имени Юлий Цезарь. Вы помните, Аннемари упоминала его в «Ла Караче»?
– Откуда ты это знаешь?
– Потому что именно я велел Энгелу проследить за этим типом. Я также сказал ему, что дело это опасное, и просил его ни в коем случае не покидать людных мест. Я напомнил Энгелу о том, что случилось с двумя детективами, которые следили за Аньелли. Он либо забыл, либо не послушался, а может, увлекся, поддавшись любопытству или энтузиазму. Так или иначе, это стоило ему жизни.
– Но убить человека таким жутким способом? – Де Грааф покачал головой. – Зачем вообще было его убивать? Возможно, у кого-то гипертрофированная реакция.
– Вероятно, мы так и не узнаем правды. Но даже если бы мы узнали правду, она бы заключалась в том, что Энгела убили не потому, что он следил, а потому, что он узнал что-то очень важное и нельзя было допустить, чтобы он об этом доложил. Ставки слишком высоки, полковник.
– Да, действительно. Возможно, было бы полезно перекинуться парой слов с этим, как его… Юлием Цезарем.
– Прежде всего, нам вряд ли удастся его найти. Скорее всего, этот тип залег на дно, покинул Амстердам в поисках климата получше или, что еще вероятнее, просто сбрил свою бородку с проседью и обзавелся париком, прикрывающим лысину, и темными очками, чтобы скрыть косоглазие. Кроме того, даже если бы нам удалось его поймать, какие обвинения мы бы ему предъявили?
Ван Эффен и де Грааф поблагодарили доктора Принса и ушли. Они уже проходили через вестибюль, когда дежурный окликнул полковника и передал ему трубку. Де Грааф быстро поговорил, положил трубку и присоединился к лейтенанту.