Ван де Грааф, с рюмкой бренди в руках, мерил шагами комнату. Он не умел скрывать свои чувства так хорошо, как это делал ван Эффен. На лице полковника были написаны гнев и озабоченность.
– Чего хотят эти злодеи? Чего они добиваются? И кто из двоих им был нужен? Аннемари или Жюли? Или обе?
– Жюли, – ответил ван Эффен.
Он передал полковнику открытку, которую они с Жюли рассматривали несколько часов назад. Де Грааф осмотрел конверт и открытку и спросил, когда прибыло это послание.
– Жюли тогда очень расстроилась, но я постарался убедить ее не воспринимать это дело всерьез. Умный ван Эффен! Блестящий детектив ван Эффен!
– Значит, твои враги вернулись. Братья Аннеси снова в Амстердаме. Не теряя зря времени, заявили о своем присутствии и достали тебя самым эффективным способом. Прости, Питер!
– Мне так жаль девушек. Особенно Аннемари. Ей очень не повезло, что она оказалась здесь, когда преступники пришли за Жюли. Конечно же, это несравненный гений ван Эффен настоял, чтобы Аннемари осталась здесь, для ее же безопасности. Скоро будут предъявлены требования. Не забывайте, что Аннеси были и остаются специалистами по шантажу.
Де Грааф покачал головой и ничего не сказал.
– С вашей стороны очень любезно не развивать эту тему, господин полковник. Я и так помню, что эти люди применяют пытки. Именно поэтому я их и преследовал.
– Мы поступили не слишком умно, – сказал де Грааф. – А теперь все очень запуталось.
– С вашей стороны очень любезно употребить слово «мы». Но вы имеете в виду меня.
Ван Эффен вновь наполнил рюмку Тиссена, потом свою и опустился в кресло.
Пару минут спустя полковник посмотрел на него и спросил:
– Может быть, нам что-то предпринять? Например, опросить жильцов из соседних квартир и из дома напротив?
– Хотите проверить, как действуют похитители людей? Напрасная трата времени, господин полковник. Мы не узнаем больше того, что знаем сейчас. Мы имеем дело с профессионалами. Но даже профессионалы совершают ошибки.
– Пока что я не видел ошибок в их действиях, – мрачно заметил полковник.
– Я тоже. Я полагаю, что их целью была Жюли. – Лейтенант потянулся к телефону. – С вашего позволения я это выясню. Васко. Сержант Вестенбринк. Он единственный знал, где жила Аннемари. Эти люди, кто бы они ни были, могли проследить за ним и выяснить.
– Ты считаешь, что это возможно? Или вероятно?
Ван Эффен набрал номер.
– Возможно – да. Вероятно – нет. Я не думаю, что кто-нибудь в Амстердаме в состоянии проследить за Васко так, чтобы сам Васко этого не заметил. Точно так же я не думаю, что человек, за которым следит Васко, может обнаружить слежку. Васко? Это Питер. Кто-нибудь проявлял к тебе интерес с тех пор, как мы с тобой расстались сегодня утром? И ты ни с кем не разговаривал? Аннемари и моя сестра похищены… Скорее всего, не более часа назад. Нет, мы не имеем представления. Надень свой лучший гражданский костюм и погуляй по окрестным улицам, ладно?
Ван Эффен повесил трубку и обратился к полковнику:
– Целью преступников была Жюли. Никто не пытался разделаться с Васко при помощи металлических прутьев.
– И ты попросил его присоединиться к тебе?
– К нам, господин полковник. Он слишком ценный сотрудник, чтобы дать ему возможность залечь на дно и ничего не делать. И, с вашего позволения, я найму Джорджа.
– Твоего друга из «Ла Карачи»? Ты же говорил, что он не очень хорошо сливается с окружающей средой?
– Мы наймем его в помощь Васко. Как вы сами заметили, Джордж очень умен. Он едва ли не лучше всех, кого я знаю, понимает, как работает ум преступника. С точки зрения физических данных Джордж – лучшая гарантия безопасности. Итак, у нас есть прогресс. Очень небольшой, но есть. Мы теперь почти наверняка знаем, что так называемая «банда из дворца» и похитители девушек работают сообща. Иначе откуда бы братья Аннеси знали, что Рудольфа Энгела, который следил за одним из организаторов взрыва во дворце, убили и доставили в морг?
– «Банда из дворца», как ты их называешь, вполне могла совершить похищение. Ей могли приказать братья Аннеси.
– Тут два момента. Во-первых, какой смысл Аньелли похищать сестру лейтенанта? Никакого. В то время как у Аннеси есть серьезный мотив. Во-вторых, совершенно не важно, Аннеси дали Аньелли этот адрес или наоборот. Ясно как день, что они друг друга знают.
– И что нам дает этот факт, Питер?
– В настоящий момент ничего. Новые факты только усложняют ситуацию. Наши противники не дураки. Они прикинут, что мы можем выяснить, и примут меры предосторожности. Только против чего именно – я не представляю.
– Равно как и я. Мы ничего не делаем. Да и что мы можем предпринять?
– Почти ничего, не считая кое-каких мелочей. Мы можем заняться Альфредом ван Рисом, например.
– А какое отношение ван Рис имеет к Аннеси или Аньелли?
– Насколько я знаю, никакого. Но по крайней мере, мы будем что-то делать. Я предлагаю выделить для слежки за ван Рисом двух человек. Первый будет следить за Рисом, а второй будет следить за первым. Какое счастье, что Мас Войт остался жив! Кроме того, я предлагаю изучить банковские счета ван Риса.
– Для чего?
– Этот столп Управления гидротехнических сооружений мог давать злоумышленникам информацию, которую они больше нигде не могли достать. Причем не давать, а продавать. Конечно, вполне может быть, что эти деньги ван Рис клал на отдельный счет под чужим именем. Но преступники, особенно непрофессионалы, часто забывают о таких очевидных вещах.
– Мы не можем этого сделать. Это незаконно. По закону счета можно проверить только у тех, кому предъявлено обвинение, или у осужденных.
– Преступники похитили Жюли и Аннемари.
– Это так, но какое отношение это имеет к Рису?
– Сейчас нам кажется, что никакого. Однако совсем недавно Жюли заметила: «Как странно, что группа, взрывающая дамбы, группа, собирающаяся произвести взрыв во дворце, и братья Аннеси – все объявились в одно время». Возможно, это совпадение. А может быть, и нет. Вероятно, подобные мысли у меня возникают оттого, что я ненавижу весь преступный мир. Это всего лишь предположение. Забудьте о нем.
Зазвонил телефон. Ван Эффен взял трубку, молча послушал, поблагодарил и повесил трубку.
– Через десять минут по радио ожидается последнее сообщение FFF.
– Это было неизбежно. Вернемся к твоему предположению, Питер. Обычно я стараюсь просто забывать о них. Но твои предложения имеют странную особенность – они всегда к чему-то ведут. – Полковник безрадостно улыбнулся. – Возможно, у тебя, как и у Жюли, есть дар предвидения. Хорошо, мы пошлем двух наших людей следить за ван Рисом и попробуем очень осторожно проверить его текущие счета. За это мне, вероятно, придется оправдываться перед парламентом. Я, конечно, потащу тебя с собой. – Де Грааф потянулся к телефону. – Давай-ка я организую это дело.
После того как полковник в своей обычной властной манере договорился обо всем и повесил трубку, ван Эффен сказал:
– Спасибо. Скажите, ваши друзья с факультета лингвистики получили все кассеты? Включая ту, что я записал в «Охотничьем роге»?
Де Грааф кивнул.
– Когда, по-вашему, они смогут нам что-либо сказать?
– Когда будут готовы, конечно. Академическая среда нетороплива.
– Вы не могли бы поторопить их? Сказать, что дело срочное, государственной важности?
– Я могу только попытаться. – Де Грааф набрал номер, назвал кого-то Гектором, потом, повернувшись к ван Эффену, спросил: – В шесть часов?
– Если можно, в пять тридцать.
Полковник поговорил и повесил трубку.
– У тебя, кажется, очень плотное расписание?
– В шесть тридцать в «Трианон» придет человек, который должен передать мне характеристики радиоустройства, с помощью которого можно взорвать бомбу в подвале дворца.
– Впервые слышу об этом. Становится трудно уследить за твоей бурной деятельностью. Но не странно ли, что офицер полиции стремится быть столь пунктуальным с преступниками?
– Ничего странного. Кстати, не знаете ли вы лично какого-нибудь пластического хирурга?
– Зачем тебе, черт возьми, пластический хирург? Хотя, конечно, у тебя всегда на все есть свои причины. Но такой хирург? Ты что же, думаешь, что я знаю в этом городе всех и каждого?
– По моим сведениям, это так. Вы знаете почти всех.
– Я мог бы поговорить с хирургом, что работает в полиции.
– Но де Вит не занимается пластической хирургией.
– А, вспомнил! Мой старый друг Хью. Выдающийся специалист. Профессор Хью Джонсон.
– Он не голландец? Во всяком случае, имя у него не голландское.
– Он англичанин. Учился в «Ист Гринстид». Мне говорили, что это лучшая клиника по пластической хирургии во всей Европе, если не в мире. Этот человек – гений, хотя и не может сравниться умом с голландцами. По крайней мере, с одной голландской дамой, уроженкой Амстердама. Он как-то приезжал сюда для обмена опытом. Через шесть месяцев они поженились. Не успел Хью оглянуться, как переехал сюда жить. До сих пор не понимает, как это с ним случилось. Это именно тот человек, который нам нужен. – Де Грааф деликатно откашлялся. – Если бы ты хотя бы намекнул мне, чего ты от него хочешь…
– Пожалуйста. Я встречаюсь с Аньелли под видом человека со шрамом на лице и с изувеченной рукой. Кстати, напомните мне, чтобы я описал вам, как я буду выглядеть, когда мы отправимся к вашим лингвистам, иначе вы меня не узнаете. Так вот, я хочу, чтобы мои шрамы выглядели еще более реалистически и, что более важно, чтобы их было трудно удалить, чтобы их нельзя было смыть или соскрести.
– А, понимаю. То есть не понимаю. – Де Грааф ненадолго задумался. – Не нравится мне это все. Ты, конечно, имеешь в виду Аньелли и его друзей и их возможные подозрения. Мне казалось, что благодаря удачной легенде твое положение преступника в розыске довольно прочно.
– Я все больше в это верю, но не хочу рисковать достигнутым. Эти люди крайне подозрительны и сегодня вечером могут найти повод проверить, настоящие ли у меня шрамы.