знать его мотивы и его намерения. Возможно, его намерения окажутся столь ужасными и отвратительными, что мы предпочтем скорее затопить страну, чем пойти навстречу его желаниям. Разумеется, у нас нет оснований считать, что господин Риордан скажет нам правду.
– Вы хорошо это подметили, – сказал Виеринга. – Итак, господин Риордан?
– Нет смысла клясться в том, что я говорю правду, потому что то же самое мог бы сказать и любой лжец. – Риордан снова встал. Видимо, стоя ему было легче говорить. – Я уже упоминал о подавляющем большинстве добрых, порядочных людей в раздираемой войной стране и о маньяках-убийцах, составляющих десятую долю процента. Наша цель – исключить эту десятую долю процента и дать возможность жителям Ольстера самим решать свою судьбу в атмосфере мира и спокойствия.
– Какой смысл вы вкладываете в слово «исключить»? – осторожно спросил Виеринга.
– Мы истребим злодеев с обеих сторон. Мы вырежем раковую опухоль. Это достаточно ясно для вас?
Риордан снова сел.
– Цель достойная, – сказал ван Эффен, не пытаясь скрыть презрительного недоверия в голосе. – Цель благородная и гуманная – предоставить ирландцам возможность самим решать свою судьбу. Но это утверждение совершенно не сочетается с вашим же заявлением о том, что Северной Ирландией никогда не будут править представители двух общин. Вам не приходило в голову, что если бы в этом кресле сидел самый отъявленный из руководителей ИРА, то он говорил бы то же самое, что сейчас говорите вы? ИРА стремится к той же самой цели, что и вы: любой ценой вывести из Северной Ирландии британские войска. Каковы у нас гарантии, что вы не являетесь руководителем ИРА?
– Никаких. – На этот раз Риордан не поднялся с места, и голос его был удивительно спокоен. – Больше я ничего не в состоянии сделать. Если вы не понимаете, что я ненавижу ИРА и ее цели, вы, должно быть, слепы. Мне настолько отвратительно подобное предположение, что я даже не нахожу слов, чтобы его опровергнуть.
Наступила новая пауза, длиннее предыдущей. Молчание снова нарушил Виеринга:
– Полагаю, такая ситуация называется тупиком.
– Можно считать это тупиком, – сказал Риордан, не поднимаясь с места: время речей, очевидно, прошло. – Но есть несколько факторов, которые помогут преодолеть этот тупик. Например, Восточный Флеволанд. А также Леуварден, Северо-Восточный польдер, Виерингермер, Пюттен, Петтен, Схаувен, Валхерен и другие. Кстати, упоминал ли я, что мы заминировали королевский дворец?
– Дворец? – переспросил Виеринга, который не выглядел особенно потрясенным.
– Сегодня была только маленькая демонстрация, просто чтобы показать, как легко проникнуть сквозь вашу хваленую систему безопасности.
– Не тратьте лишних слов, Риордан, – резко сказал Виеринга, на этот раз обойдясь без «господина». – Время для угроз миновало. Остались только соображения морального порядка.
– Пятьдесят на пятьдесят, – сказал ван Эффен.
Несколько мгновений Виеринга смотрел на лейтенанта, потом кивнул:
– Я тоже так думаю. Спасибо, лейтенант. Трудно решиться затопить страну, положившись на жребий. – Министр взглянул на Риордана. – В моей власти принять решение. Я позвоню британскому послу. Он позвонит в Министерство иностранных дел в Лондоне. Мы сделаем заявление по радио, где суть дела будет изложена с необходимой осторожностью. Это я могу обещать. Результат переговоров я предсказать не берусь и повлиять на него не могу. Это понятно?
– Это понятно. Благодарю вас, министр. – В голосе Риордана не было намека на триумф, в нем даже не чувствовалось удовлетворения. Он встал. – В Европе ваша честность вошла в поговорку. Я доволен. Спокойной ночи, господа.
Ответного пожелания не последовало.
После ухода Риордана и его спутников все молча ждали, пока Виеринга закончит говорить по телефону. Наконец он положил трубку, отпил из своей рюмки, улыбнулся и сказал:
– Кто хочет высказаться, господа?
Он был удивительно спокоен.
– Все это отвратительно, возмутительно, ужасно! – громко заявил Дессенс. Сейчас, когда пора действий и принятия решений миновала, он кипел от ярости. – Доброе, честное имя Нидерландов вываляно в грязи!
– По-вашему, лучше утопить в воде граждан Нидерландов? – спросил Виеринга. – Что скажете вы, полковник?
– Вам пришлось учитывать, какова вероятность того или иного события. Ваше решение было не просто правильным – оно было единственно возможным.
– Спасибо, полковник. Вы, лейтенант?
– Что тут добавишь, господин министр?
– Честно говоря, не знаю. Но, по словам полковника – и это, должен сказать, самое интересное признание с его стороны, – вы ближе к этим негодяям, чем кто-либо другой в Амстердаме. Слово «ближе» я использовал не в укор вам.
– Благодарю вас. Я на это и надеялся.
– Вы не слишком откровенны, лейтенант.
– Чувствую некоторую неуверенность, господин министр. Я старший лейтенант-детектив Амстердама, но в этом избранном обществе я младший по званию. Так насчет чего я должен быть откровенным, господин министр?
Виеринга устремил взгляд в потолок и неожиданно сказал:
– Мне пришлось сегодня принять очень важное решение. – Он снова посмотрел на лейтенанта. – Вы верите Риордану?
Ван Эффен взял свою рюмку и какое-то время ее рассматривал, что-то обдумывая. Наконец он сказал:
– Можно выделить четыре момента, касающихся Риордана. В первых двух я уверен. О третьем не знаю – верить или не верить. Четвертому я определенно не верю.
– А! Отсюда ваше загадочное замечание «пятьдесят на пятьдесят»?
– Должно быть. Во-первых, я верю, что Риордан не из ИРА.
– В самом деле, лейтенант? Тогда зачем вы его задирали?
– Хотел получить подтверждение. Но я знал об этом еще раньше. Вся его речь – это яростное отрицание ИРА и ее методов. Нужно быть выдающимся актером, чтобы изобразить такую ненависть в голосе. Но надо быть поистине гениальным актером, чтобы заставить биться пульс на горле так, как это было у него.
– Я этого не заметил, – сказал Виеринга. Он посмотрел на де Граафа и Дессенса. – А кто-нибудь из вас, господа…
Он осекся, так как они отрицательно закачали головами.
– Второе, – продолжил ван Эффен. – Я уверен, что Риордан не руководитель. Он не является движущей силой своей организации, ее лидером. Почему я в этом уверен? У меня нет никаких доказательств. Но он слишком яростный, слишком неуравновешенный, слишком непредсказуемый для генерала.
– Вы бы не стали сражаться под его руководством? – с веселым любопытством спросил Виеринга.
– Нет. Руководитель у них кто-то другой. И это определенно не Аньелли. Я бы также исключил О’Брайена – на нем просто написано, что он всего лишь старшина. Насчет Самуэльсона у меня нет уверенности. Он для меня загадка, тайна. Но его присутствие совершенно необъяснимо, а когда чье-то присутствие необъяснимо, то, скорее всего, объяснение окажется очень длинным. Третье. Я не знаю, верить или не верить истории Риордана о Северной Ирландии. Он сказал, что их цель – избавиться от чудовищ. Мне кажется, что в этот момент Риордан говорил искренне. Как я уже сказал, вряд ли этот человек такой уж хороший актер.
Ван Эффен коротко вздохнул, покачал головой и отпил немного бренди.
– Я понимаю, что все это довольно запутанно, господа. Но позвольте мне продолжить. Я полагаю, что этот человек верит в то, о чем говорит, но это вовсе не значит, что то, во что он верит, правильно. Это одна из причин считать, что Риордан – не ключевая фигура. Таких причин две. Он попался на явном противоречии, но прикинулся, что даже не подозревает о его существовании. Тогда получается, что он не знает, что в Северной Ирландии существуют фанатики трех типов: экстремисты-протестанты, экстремисты-католики и посредники. Считаю, что Риордан относится именно к последним. Посредники – самые безответственные, самые опасные из всех фанатиков. Чтобы добиться разрешения проблемы, они готовы утопить миллион человек. Можно себе представить, как они собираются решать проблему Ольстера. Нет. Позвольте мне выразиться иначе: я не могу этого представить.
– То же самое приходило в голову и мне, – медленно произнес Виеринга. – Та же мысль. Но не так хорошо сформулированная. – Он улыбнулся. – Что ж, на этом можно было бы поставить точку, но… вы упомянули, что есть что-то, чему вы не верите.
– Да, господин министр. Я не верю его угрозам. То есть его угрозам сделать что-то в самое ближайшее время. Его угрозы на перспективу – это другое дело. Но то, на что он намекал сегодня, за исключением Лелистада в Восточном Флеволанде, – это все блеф. И особенно его угроза разрушить дворец.
– Когда вы так говорите, лейтенант, – сказал Виеринга, – будь я проклят, если не поверю вам. Но почему вы так говорите?
– Потому что я не верю, что люди из FFF заложили во дворце взрывчатку. Они были озабочены только одним: чтобы взрыв, прогремевший во дворце сегодня вечером, был слышен как можно дальше. Аньелли и его приспешники хотели убедить вас в том, что в состоянии осуществить свои угрозы.
Виеринга был озадачен:
– Такое впечатление, что вы убеждены в этом.
– Абсолютно убежден.
– Но откуда такая уверенность?
– У меня есть информация из этой организации.
Виеринга недоверчиво посмотрел на лейтенанта, но ничего не сказал. Другое дело Дессенс. Он весь вечер не понимал, что происходит, а теперь наконец ощутил почву под ногами и решил, что пришло время заявить о себе.
– Каковы источники вашей информации, лейтенант?
– Они конфиденциальны.
– Конфиденциальны! – Дессенс и сам не знал, что вызвало его гнев: то, что лейтенант опустил обращение «господин министр», или что-то другое. – Конфиденциальны!
– Я должен быть осторожен, господин министр, вот и все. Я не хочу раскрывать мои источники, потому что подобная информация может вызвать бурную реакцию и ненужное замешательство. Вы, конечно, понимаете, что это обычные методы работы полиции и едва ли стоит о них говорить. Почему вы не хотите поверить мне на слово?