‒ Чай должен быть индийский. Или очень хороший китайский. Но последнее время китайцы привозят одни рептилоиды знают что вместо чая. А вот индийский ещё можно купить хороший, ‒ привычно сообщила в который раз она и начала священнодействовать и сажать куклу на заварочный чайник.
Я слушала ее, как обычно погруженная в свои мысли. На работе еще столько всего. А конец месяца уже все ближе. Завалы с документами и договорами необходимо разгрести в ближайшее время.
‒ Тебе пора! ‒ вдруг выдернуло меня из моих мыслей.
‒ Чай? ‒ удивленно спросила я.
Обычно меня выпроваживали, когда я допью чашку.
‒ Мариночка? Вы знаете детскую игру, в которую играют родители со своими младенцами? Мама закрывает ладошками лицо и говорит: «Ку-ку»? ‒ совершенно на мой взгляд не к месту сказала Зинаида Мафусаиловна.
‒ Да, ‒ кивнула я. ‒ Можно еще спрашивать: «Где мама? Где папа? Где договор с последней редакцией?» На последнее младенцы обычно не отвечают, ‒ совершенно серьезно ответила я.
‒ А знаете, почему эта игра так веселит и одновременно так пугает младенцев? Потом она становиться им совершенно не интересна и даже вызывает недоумение.
‒ И почему? ‒ вздохнула я.
‒ Потому что дети подсознательно чувствуют, что только наблюдатель в состоянии осуществить редукцию квантового состояния вселенной, переводящую ансамбль возможных состояний в одно, реальное, ‒ ответила Зинаида Мафусаиловна.
Я открыла рот и закрыла. Ответа не требовалось, как это часто бывает с Зинаидой Мафусаиловной.
‒ Так вот. Вы тот младенец, Мариночка. И вам пора.
Глава 1. Одно слово. Смеркалось…
‒ Срочно нужен тот, кому можно крикнуть: «Нафаааааняяя!»… И он придет и всё разрулит.
— Ой бяда, бяда. Разорение. Вот беда-беда, огорчение!
Запасы не меряны. Убытки не считаны. Разоримся, по миру пойдем.
‒ Это что, сказка такая?
‒ Это жизнь такая.
Из просторов интернета. Автор в розыске.
Непосредственные ощущения были очень диковинные.
Ничего не понять, если проще!
Я будто бы существовала в мареве и непонятно было, где моё тело начинается, а где оно заканчивается. И вообще, есть оно, это самое тело? А ещё верные глаза. Я безрезультатно пыталась открыть глаза, чтобы понять, где я и что я.
Только вот адекватно оценить, открыты они у меня или нет, я не могла. Потому что мрака не было. А имелась в наличии серость. Похожая на плотный туман или на грязный дым, в который меня неожиданно макнули.
Но, как ни странно, первое, что я поняла, так это то, что мне холодно, и ещё что меня качает на волнах. Или это не волны? А что тогда? Центрифуга у космонавтов? Ну такая, что учит тело находиться в невесомости. Потому что мне сейчас казалось, что я нахожусь именно в невесомости. Парю в вакууме? Но только в вакууме не может быть звуков. А я начала отчётливо слышать шум воды.
Качка продолжилась, и я изо всех сил постаралась открыть глаза. И какого же было моё удивление, когда я поняла, что они открыты. Понять я это смогла по набежавшему ветру, который разогнал серый грязный туман и мне открылся просвет, в котором мелькнул кусочек неба, усыпанного звёздами.
Когда я удостоверилась, что глаза открыты, стало немного полегче. Но вскоре паника поднялась с новой силой, потому что я поняла, что мало того, что не чувствую свое тело, я даже глаза повернуть вбок не могу. Они смотрели чётко вверх и, сколько бы я не пыталась скосить их вбок, у меня ничего не получалось.
Только я была упрямая и упёртая. Если я точно знала, что ссылка ведёт к «указу», а не к «уставу», я буду биться за это до конца. Так и сейчас, я пыталась и пыталась. Я сосредоточилась и пробовала посмотреть в сторону и увидеть что-то, кроме неба над головой.
Когда мне удалось чуть-чуть сдвинуть взгляд в сторону, мне показалось, что я БАМ в одиночку отстроила. Если бы я чувствовала своё тело, то решила бы, что с меня семь потов сошло. Но увы. Тела не было. Хотя после того, как я сумела переместить взгляд чуть вбок, дальше дело пошло несколько легче.
Я сумела скосить глаза, чтобы увидеть под собой воду. Значит, я не ошиблась. Меня и в самом деле качало.
Вокруг было тёмное небо, густая тёмно-синяя вода, белые куски тумана, чернота и больше ничего.
Я, видимо, снимаюсь у Кэмерона в его «Титанике». Я дублёрша той актрисы, что умудрилась весь фильм тонуть, но не утонула. После того, как Лео все же замерз, а она осталась на двери плавать в холодной воде. И, наверное, режиссёр так увлёкся, что забыл про меня, и я уплыла в океан куда-то очень далеко.
Ну… просто это самое разумное объяснение, которое мне сейчас приходит в голову. Других пока нет.
Последнее, что я помню, это то, что я сижу на маленькой кухоньке и пью чай со своей соседкой. А потом почему-то полный провал.
И вот теперь я плаваю на… двери? Посреди чего? Кто его знает, где я?
Может быть, я умерла? Ну не то чтобы мне было много лет, но смерть, она как та Аннушка. Взяла и разлила масло. И случиться она может в любой момент. Только откуда тогда вода и звёзды над головой? Вообще, про смерть думать не хотелось. Поэтому я постаралась закрыть глаза и дождаться утра. Оно же будет, это утро? Закрыть глаза оказалось снова очень сложно. Глаза закрываться не хотели. Я вообще, по-моему, не моргала, хотя понимала, что это в принципе невозможно.
В итоге, только когда по моим подсчётам прошло несколько часов, с глазами стало получаться. Я умудрилась их закрыть. И тут же испугаться, что не сумею их открыть. Но видимо то, что я однажды освоила, у меня получалось. Только не вышло бы, как с тем медведем в цирке, которому не дают впадать в спячку, иначе он забудет все приобретенные цирковые навыки и, проснувшись, больше не сможет кататься на велосипеде.
Итак, что мы в итоге имеем?
Тело я не чувствовала. Ни рук, ни ног. Из ощущений только холод. Приподнять голову и понять, где я нахожусь, тоже не получалось. Но у меня есть слух и зрение, это уже кое-что.
Можно было бы предположить, что у меня тяжелая травма позвоночника, только я совершенно не помнила, как ее умудрилась получить. И потом, разве после травмы позвоночника я не должна была очнуться в палате, утыканная иголками и опутанная проводами и трубками? А не посередине водной глади?
Так что, может быть, не все так плохо?
С этой светлой, позитивной мыслью я постаралась отключиться и подремать. Всё равно ничего хорошего не происходило.
Я и в самом деле заснула, и снилась мне Зинаида Мафусаиловна. Она нависала надо мной, наклонялась ко мне и настойчиво убеждала, что так будет правильнее. Что я нужнее не здесь. Что больше тянуть было нельзя. Что у меня всё получится, и я со всем справлюсь.
Вопросов было больше чем ответов, но почему-то я твёрдо уяснила, что я не умерла.
Это что-то другое.
Выпала я из этого полусонного состояния тоже очень внезапно и, как мне показалось, от возбуждённых криков. А потом поняла, что это и в самом деле так. Кто-то громко кричал.
Я постаралась открыть глаза… Но у меня не получилось. Я уже говорила, что упряма как сто ослов? Я лежала и пыталась, и старалась хоть что-то почувствовать, понять и услышать. Очень сильно надеясь, что это поможет мне открыть глаза.
Я вспомнила, как в фильме героиня Умы Турман, проснувшись после долгой комы, пыталась пошевелить пальцем на ноге. Вот у меня было похожее состояние.
Только я пыталась приподнять веки. И я не Вий. И уверена, что мне с этим не помогут. А если помогут, то мне точно не понравится. Не очень я любила, когда меня трогали чужие руки.
Глаза не открывались, но зато другие чувства обострились. Я чувствовала на коже мурашки, что бежали по рукам. А еще ощущала на лице брызги воды. Как будто всплески чего-то. Да и крики, что меня пробудили от моего непонятного сна, я различала все отчетливее.
А еще я поняла, что одета, а не лежу на этой «двери из Титаника» в чем мать родила. И как ни странно, одежда походила на ту, в чем я вышла на улицу в тот день, что я помню последним. Джинсовый длинный сарафан прикрывал мои ноги, а вот руки были обнажены, потому что под сарафаном у меня была кофта без рукавов. А еще у меня были босые ступни. Кроссовки, я точно помню, сняла, и сидела на крохотной кухоньке в плюшевых тапочках. Они слетали с ног на раз-два. Видимо, и сейчас слетели.
На этом ощущения заканчивались. Но это уже не плохо? Мокрые ноги и руки меня несказанно обрадовали. Как я помнила, чувствительность при параличе распространяется и на кожу. Но я точно знала, что ноги у меня голые и мокрые.
Постепенно голоса становилось все громче, и я поняла, что вот-вот смогу различить слова.
И точно, рядом со мной что-то булькнуло, как будто кто-то кинул камень, и я услышала возглас:
‒ Почти попал!
«Это они что там? Меня потопить удумали? Я и так тут держусь на одном честном слове и на одном крыле!»
‒ Давай, пробуй еще! Только осторожно! Куклу не задень! ‒ снова раздались вопли.
«Кого не задеть? Куклу? Какую еще куклу?» ‒ проносились сумбурные мысли в моей голове.
И тут радом со мной что-то приземлилось, и моя «дверь с Титаника» заскрипела и чуть-чуть накренилась.
‒ Попал!
Раздались восторженные вопли. Мне показалось, что ликовало сразу несколько человек.
И я отчетливо почувствовала, что мой импровизированный плот поплыл.
‒ Осторожно подтягивай! Если перевернется, нам всем головы снесут!
«Я вам переверну!» ‒ мысленно вопила я, отлично понимая, что немедленно пойду ко дну.
‒ Вот так! Молодцы, ребята!
Раздались возгласы, которые подбадривали и меня, потому что меня в первую очередь волновало собственное, хотя и парализованное, но все же мое родное тело. А уже потом сохранность чьих-то там голов на плечах.
‒ Ух ты! Какая красивая!
«Это кто? Я? Да я уже давно вышла из того возраста, когда мне вслед оборачивались».
‒ А волосы какие странные. Синие? Голубые?
Ну тогда это точно не про меня. У меня даже в бунтарском подростковом возрасте синих волос не было. Все дело в том, что Мальвиной меня в детстве дразнила младшая любимая сестренка. Она не выговаривала «Марина». И родители посоветовали такой вариант, который ей очень пришелся по душе. Я же ненавидела это прозвище. Поэтому синих волос у меня не может быть! Даже в кошмаре такого присниться не должно.