— Зачем вы согласились принять Иванова, если не желали иметь с ним дело?
— Его привел мой сын. Неожиданно.
Вася со Славой переглянулись за спиной у старика. Знал ли тот, что его единственный сын мошенник? Ответ получили тут же:
— Мой Дмитрий тоже на руку не чист. Но я закрываю на это глаза. Кроме него, у меня никого. — Они уже дошли до подъезда. Остановились. Барановский думал, что Коцман хочет присесть на лавку, чтобы отдохнуть, но нет, он лишь оперся на трость двумя руками. — Я был плохим отцом. Очень требовательным. Я растил того, кто продолжит мое дело. И мечтал о том, что ученик превзойдет своего учителя. Дима из кожи вон лез, чтобы меня порадовать, но я так завысил планку, что он всегда не дотягивал. Мы рассорились в пух и прах, когда ему стукнуло тридцать. Помирились только спустя тринадцать лет. Я тогда был при смерти. Думал, не выкарабкаюсь. Позвонил Диме, позвал проститься…
Тут из подъезда вышел молодой человек, и Василий попросил его придержать дверь. Разговор на этом месте прекратился. Да и зачем его было продолжать? Все и так ясно.
— Сашка, ты ключи от машины забыл, — донеслось из подъезда. Затем показалась запыхавшаяся барышня. Василий узнал ее. Люда Панич с третьего этажа. Она его тоже. И так смутилась, что вспыхнула, а ключи уронила.
— Здравствуйте, Людмила, — поприветствовал ее Вася. И услышал в ответ тихое: «Доброе утро».
Барановский не понял, почему девушка так сконфузилась. Парня ей совершенно точно стыдиться не стоило. Очень симпатичный, черноглазый, с ямочками на розовых щечках. Не старый урод и не малолетка. На приличной машине опять же, судя по брелоку.
Или у нее муж есть, который сейчас в командировке, а это любовник? Кому, как не Барановскому, знать о том, что даже у самых добропорядочных жен они могут иметься?
Но думать об этом некогда, надо на работе сконцентрироваться. Вася отбросил все посторонние мысли и, ведя Коцмана к лифту, спросил:
— Какие отношения были у вашего сына с Ивановым?
— Деловые, судя по всему.
— То есть вы не в курсе, дружили они или нет?
— Не думаю. Дима всегда был одиночкой. Да и Павел произвел на меня впечатление человека «в футляре». Эти двое нашли друг друга, чтобы совместно решать финансовые проблемы.
— Откуда они у вашего сына?
— Я ему не помогаю деньгами. Он взрослый дядя, пусть сам выживает. После того как мы примирились, я узнал, что у него дела не очень. Ему всегда хотелось быть главным, поэтому Дима открыл то один бизнес, то другой, все прогорали. И я предложил сыну работу. Он мог выполнять обязанности моего секретаря и подмастерья, и я бы отлично ему платил, но сын отказался. Сказал, что не хочет вновь испортить отношения, а это обязательно произойдет, если мы возьмемся за совместный труд. Жить со мной он по той же причине не хотел, хотя у меня огромная трешка, и места бы хватило и ему, и его семье.
— Он женат?
— Состоял в гражданском браке. У женщины было две дочки. Квартиру они снимали, потому что свою Дима профукал — взял кредит под залог недвижимости, не смог выплатить и остался без собственного жилья.
Лифт привез пассажиров на второй этаж, распахнул перед ними двери. Коцман вышел первым и продолжил:
— Я сделал еще одну попытку помочь сыну через несколько лет, когда его очередное детище прогорело. Предложил искать мне новых клиентов (хотя я в них не нуждался), и платить ему комиссионные. Дима согласился. Мы сотрудничали до тех пор, пока я не узнал, что сын мошенничает.
— Каким образом?
— Один пример: он приводит клиента, я осматриваю куклу, ею не заинтересовываюсь и отказываю. Дмитрий убеждает человека в том, что уговорит меня. Тот верит, мы как-никак отец и сын.
— В итоге берется за реставрацию сам, но клиенту говорит, что над куклой поработал сам великий мастер Иосиф Абрамович Коцман, и берет соответствующую оплату, — закончил за него Вася.
— А делает тяп-ляп, — в сердцах воскликнул старик. — И не специально, нет. Просто он бездарный. Не творец, а ремесленник.
— Когда вы узнали об этом, как отреагировали?
— Ругаться и что-то выяснять не стал. Дима опять бы психанул и разорвал со мной отношения. А я с каждым годом все больше в нем нуждаюсь. Не о пресловутом стакане воды речь… У меня есть деньги, я найму сиделок, и они окружат меня круглосуточной заботой. Но где взять родную душу? Я всех похоронил: родителей, сестру, жену, двух дочек (близняшки, они скончались на пятый день, за ними ушла моя Сара), причем давным-давно. Только Дима остался. Но я, кажется, уже говорил об этом? В общем, я просто прекратил наши деловые отношения. Сказал, что больше не беру заказов. Лишь оказываю услуги давним клиентам. А их у меня больше десятка.
— Среди них тетя нашего коллеги Святозара Гаранина.
— Наденька. Знаю ее уже больше пятнадцати лет. Чудесная женщина. По-настоящему увлеченная.
За этим разговором они вошли в квартиру. Барановский сорвал ленту, которой ее опечатали, отпер дверь хозяйскими ключами.
— Где куколки? — спросил Коцман.
Вася указал направление, в котором нужно двигаться. Иосиф Абрамович поковылял.
— Не думаешь, что старик покрывает сына? — шепнул Слава.
Василий пожал плечами. Он тоже подумал о том, что Коцман подозревает своего отпрыска. Если тот работал в связке с Ивановым, то они могли не поделить деньги или то, что их сулило. Иначе говоря, куклу. К примеру, они вдвоем с Димитрием отыскали раритетную «чахоточную» куклу, но Павел не пожелал продавать ее. Решил оставить себе. А половину рыночной стоимости отдать не смог. С чего бы? Возник конфликт, в результате которого погиб один из подельников.
Опера прошли вслед за кукольным реставратором в спальню. Тот немедля принялся изучать «доченек» Иванова. Перчатки снял, чтобы лучше чувствовать их. Руки да, старческие. И не столько дрожащие, сколько суетливые. Им так и хочется поскорее ощупать «доченек», чтобы поближе с ними познакомиться.
— Потрясающе, — бормотал он. — Какие экземпляры… Каждая совершенна. Даже вот эта, с накладными ресничками.
— Почему даже? — уточнил Вася.
— В те времена, когда ее произвели, их не наклеивали, только рисовали. Предполагаю, что Павел приобрел эту куклу еще до того, как начал разбираться в теме. И платье на ней «с чужого плеча», но это если и несколько обесценивает куклу, то не портит ее.
— И на сколько она тянет?
— Тысяч на тринадцать.
— Рублей?
— Долларов.
— Это же вполне приличная машина с конвейера! — не сдержался Слава, который все ремонтировал свой драндулет, потому что не мог себе позволить новую тачку. — А какая, по вашему мнению, тут самая дорогая кукла?
— Эта, — и указал на балерину. Свидетельница Наталья Щипанова говорила, что самой дорогой в коллекции была горничная, но она находилась сейчас на складе улик.
— На сколько тянет?
— На тридцать где-то.
— А вся коллекция в целом?
— От ста пятидесяти до ста семидесяти.
— Тысяч долларов? — уточнил Слава.
— Да.
— Обалдеть!
— Сумма не так уж и велика. Есть коллекции, которые тянут на миллионы. Но такими, естественно, могут похвастаться очень богатые люди. К коим Павел Иванов не относился. Поэтому жульничал.
— Он продал родительскую трешку на Кутузовском проспекте и переехал сюда.
— Вполне неплохой район, хоть дом и неказистый.
— Квартира, по словам соседей, была в ужасном состоянии, а запах кошачьей мочи не давал житья даже соседям.
— Молодой человек, вы ничего не коллекционировали в своей жизни?
— Почему же? Собирал вкладыши от жвачек.
— И все карманные деньги тратили на то, чтобы купить резинку, так?
— Бо́льшую их часть.
— Значит, вы должны понимать людей типа покойного хозяина квартиры.
— Еще пятнадцать минут назад вы его хаяли, — напомнил Василий.
— Я прощелыг презираю. Поэтому и осуждаю Павла за то, что он обдуривал людей. Тем более таких же, как он, любителей куклят. Это же братство. Но обменять квартиру на худшую, чтобы получить денег и предаться страсти, это хорошо. Зачем держаться за трешку в центре, если то, что тебя радует, с ней не связано?
С этим не поспоришь. Совсем без жилья остаться — это ужасно. А Иванов квартиру в дар получил. Ремонтик в ней замутил. Но на что он потратил миллионы квартирных рублей? Это надо было антикварных кукол коробками покупать, а у него их всего штук двадцать пять. И все равно не хватало, приходилось мошенничать…
Неужто собирал? На то, чтобы приобрести нечто грандиозное?
Чахоточную Катти?
У Славы, судя по всему, возникли те же мысли. Потому что он достал планшет и протянул его старику со словами:
— Иосиф Абрамович, взгляните, пожалуйста, на куклу.
Тот сначала бросил на нее беглый взгляд, но через секунду впился глазами в изображение юной венецианки.
— Еще есть фото?
Добронравов показал все имеющиеся.
— Это вы из интернета взяли, так?
— Да. Но есть человек, который видел куклу собственными глазами. По ее описанию был составлен портрет, и система поиска нашла в сети оригинал.
— Кто этот человек?
— Я не могу вам назвать имени, поскольку он является свидетелем по делу об убийстве.
— Иванова? — Слава кивнул. — Это не мой сын?
— Определенно нет. С ним мы еще не беседовали. А почему вы спросили?
— Плохая кукла давно утеряна. Но если бы Дмитрий заявил вам, что видел ее, то я решил бы, что он состряпал очередную подделку и желает ее задорого продать.
— Вы назвали куклу плохой… Почему?
— Ту, для кого ее изготовили, чахоточную барышню, звали Катти Бамболлини. А по-итальянски «плохая кукла» звучит как «каттива бамбола».
— Созвучно.
— Да. Но главное не это. А то, что кукла опасна.
— Как Чаки?
— Кто это?
— Демоническая кукла из фильмов ужасов. Она оживает и убивает своих хозяев.
— Ох уж это поколение «пепси», пузырьки даже в голове, — тяжко вздохнул Коцман. — Нет, молодой человек. Наша Бамбола не оживала. Но тоже приносила своим хозяевам страдания. Та же Катти уже шла на поправку, но стала угасать, едва ей папа подарил куклу. Ее и похоронили вместе с хозяйкой, чтобы она больше не попадала никому в руки. Но, как вы знаете, ее отрыли и утащили. Продали. Кому, история умалчивает. Но второй хозяйкой, о которой известно, стала дочь известного в начале двадцатого века оперного тенора София Монтель. Уже взрослая, двадцатилетняя девица. Яркая, активная, эпатажная, она носила Бамболу в гробике, как сейчас светские львицы таскают своих собачек в сумочках. В двадцать один год погибла. На пустой дороге ее сбил автомобиль с идеальными тормозами. Водитель был трезв и вменяем. Он видел Софию, хотел остановиться или хотя бы свернуть, но машина как будто не слушалась. Девушку буквально размазало по мостовой. А кукле хоть бы что. Она не попала под колеса. Лежала себе в гробике, даже не вывалившись.