Насколько эти наработки были реально востребованы и насколько они приносили пользу в практической деятельности первых отделов режимных объектов – отчетливо выявилось после поимки и разоблачения Адольфа Толкачева, который в сортире закрытого НИИ снимал на фотопленку материалы спецфонда, совершенно не относившиеся к профилю его работы. Да и вся история с накоплением материалов будущего «архива Митрохина» тоже весьма показательна. 12 лет этот мерзавец (имел сомнительную честь и сомнительное удовольствие знать его лично в качестве рядового оперработника ПГУ) таскал в носках через проходную Главка записи секретного характера буквально под носом у подразделений внешней контрразведки, которую, кстати, возглавлял тогда небезызвестный Олег Калугин, и у спецполка МДВ, осуществлявшего охрану особорежимного объекта.
Оперативный состав НИИ «Прогноз» совсем оторвался от действительности, рабочая и моральная атмосфера в коллективе становилась все более гнилой, и к концу 1990 года на Коллегии КГБ СССР после очередной инспекторской проверки остро встал вопрос либо о его полном закрытии, либо о переподчинении недавно созданному Аналитическому управлению КГБ СССР. Знаю об этом не понаслышке, поскольку сам был членом ведомственной комиссии по проверке результатов деятельности этого института и, чего уж греха таить, поддался на уговоры руководства Второго Главка «спустить на тормозах» вопрос о его расформировании. Знал бы я тогда, что именно оттуда вылетят будущие выдающиеся «птенцы ельцинского гнезда», – с огромным удовольствием приложил бы руку, чтобы разогнать этот гадюшник к известно какой матери…
Особый разговор о научно-технической информации, добываемой по каналам научно-технической разведки. Здесь были свои особые правила, свои источники поступления, свои специфические задачи, своя собственная отчетность и даже свои особые каналы реализации в виде так называемых «Отделов специнформации» в профильных министерствах и «групп специнформации» в головных институтах профильных министерств.
На этом стоит остановиться отдельно.
Несомненной заслугой Ю. В. Андропова как Председателя КГБ СССР и В. А. Крючкова как его заместителя по разведке является то, что они «де-факто» придали ПГУ КГБ СССР статус самостоятельного ведомства в системе политических органов страны и в системе органов исполнительной власти Советского государства. Начало было положено в 1978 году, когда начальники сразу трех главных управлений – ПГУ, ВГУ и ГУПВ – одновременно с этим получили статус заместителей Председателя КГБ СССР. Для разведки это имело огромное значение, сразу снималась очень большая головная боль по поводу порядка представления в Инстанции на согласование огромного массива кадровых назначений для работы в совзагранучреждениях.
Но не это было главным. Важно то, что В. А. Крючков в своем новом качестве зампреда КГБ вошел в состав двух важнейших правительственных органов – Военно-промышленной комиссии (ВПК) Совета Министров СССР и Комиссии по новой технике (КНТ) при Совете Министров СССР. Впоследствии в том же качестве он стал полноправным членом еще двух правительственных органов – Комиссии СМ СССР по вопросам Арктики и Антарктики и Комиссии СМ СССР по вопросам Мирового океана, морского дна, шельфа и прибрежной зоны. Все это было напрямую связано с деятельностью как научно-технической, так и политической и даже нелегальной разведок.
Для реализации добытой научно-технической информации в Управлении «Т» ПГУ был создан специальный отдел, в котором работало значительное количество сотрудников неоперативного звена, но прошедших, однако, аттестацию для прохождения службы на офицерских должностях. Именно в этом подразделении работал ныне всем известный подполковник КГБ В. И. Ветров, он же агентурный источник по кличке «Fareweell» – самое ценное, по признанию самих французских спецслужб, их вербовочное приобретение на сегодняшний момент. Он был чистой воды «инициативником», промежду прочим я позднее еще малость вспомню о нем. А пока полюбуйтесь на него с точки зрения подтверждения правильности теории Ч. Ломброзо, определявшего, как известно, по физиономиям потенциальных убийц, коим на определенном этапе времени стал сам Ветров. А заодно уж и познакомьтесь немного с ним по публикациям в различных изданиях[85]. Прямо герой нашего времени, знаменитый Эмир Кустурица самолично играл роль агента «Фээвэл» в фильме Кристиана Кариона…
Уверен, что это именно Ветров «с потрохами» продал меня – действующего разведчика, сотрудника парижской резидентуры – своим хозяевам из СДЕСЕ, ДЖСЕ или ДСТ, теперь уже не важно, кому именно. А еще бы ему и не продать французским спецслужбам такого шустрого чижика, отличника учебы и ленинского стипендиата, у которого он – председатель экзаменационной комиссии и «представитель Центра» – в Краснознаменном институте КГБ при СМ СССР принимал экзамен на знание французского языка еще задолго до выезда оного на передовую за рубеж.
Хотя, справедливости ради, могу предположить, что продал он меня, по-видимому, не сразу, а несколько лет спустя, уже после установления устойчивого оперативного контакта с французской разведкой. Наверно, продавал французам поначалу наиболее ценные сведения по деятельности Военно-промышленной комиссии, а уж потом стал «сливать» также и установочные данные на своих сослуживцев. Понял я это уже значительно позднее, когда получил возможность сравнить ставшие мне известными данные следствия по делу Ветрова с собственными наблюдениями, воспоминаниями и служебными отчетами парижского периода.
Я отчетливо помню то утро, когда за мной ни с того, ни с сего вдруг стала плотно работать «наружка» французских спецслужб, и мне пришлось в течение какого-то периода «ломать комедь» перед ДСТ, изображать из себя «чистого дипломата» с ярко выраженными наклонностями откровенного филона и разгильдяя, если не сказать покруче. Задним числом могу теперь сказать вполне откровенно, главным образом для будущих российских разведчиков: зряшное, конечно, было это дело – бьют-то, как известно, не по паспорту, а по морде. Да и черного кобеля, как ни старайся, тоже добела не отмоешь за короткий период времени…
Прошу простить читателей за лирическое отступление от темы и продолжаю свое повествование о роли аналитики в жизнедеятельности разведки. Работа в информационном подразделении Управления «Т» была хотя и рутинной, но достаточно непыльной синекурой. Если вам доведется встретить не фальшивого, коих развелось сегодня хоть пруд пруди, а настоящего советского разведчика оперативного звена с иконостасом боевых наград на груди – можете на 80–90 % быть уверенными, что перед вами – бывший сотрудник Управления «Т» ПГУ и, скорее всего, того его подразделения, которое занималось реализацией в советские министерства и ведомства добытой разведкой научно-технической информации.
Почему так? Да потому, что во времена СССР существовала довольно-таки тупая, чиновничье-формальная система раздачи правительственных наград. Про юбилеи, награды «по совокупности» и пр. я сейчас речь не веду, здесь и так все ясно.
Были, скажем, какие-то плановые задания от ВПК (или КНТ). Разведка их добросовестно выполняет, комиссии правительства оценивают проделанную работу, говорят «Гут!» (а иногда даже «Зер гут!!!») и от щедрот своих (а что, им жалко, что ли?) отваливают пригоршню правительственных наград – советских орденов и медалей различного достоинства. А вы уж там сами внизу, в разведке, разбирайтесь, кто чего достоин и кто что заслужил.
Как вы думаете, когда сотрудник информационно-аналитического отдела ежегодно пропускает через себя кучу орденоносной информации, неужели он однажды не попытается войти в роль мухи из известной крыловской байки про вола и не скажет вдруг гордо: «Мы тоже пахали!» Благо его начальник обиженным тоже при этом не остался, получил государственную награду, но достоинством существенно повыше. Тот же Ветров в период работы в этом отделе тоже в стороне от поощрений, насколько мне припоминается, не остался и отгреб что-то там наградное в качестве поощрения за «свой напряженный труд»…
Я знаю немало конкретных примеров этой порочной, на мой взгляд, практики, но ограничусь лишь одним. За получение важной научно-технической информации оперативный работник, который приобрел источник документальных сведений, а также оперработник, которому был передан на связь данный оперативный контакт, получили лишь по медали «За боевые заслуги», что, в общем-то, тоже было весьма почетно для рядового сотрудника, работавшего «в поле». Но руководитель отдела, в котором трудились эти работники, получил на грудь уже орден Октябрьской Революции, а руководитель отдела в Управлении «Т», через который была реализована полученная информация, – орден Красной Звезды. Ну, так кто же из них пахал «глыбже» в глазах современных диванных знатоков деятельности советской разведки?
Надо сказать, что с практическим использованием этой пресловутой «специнформации» в Советском государстве творилось бог знает что. Бардак, надо прямо сказать, царил здесь полнейший.
Начнем с методики оценки добытой разведкой или полученной по иным специальным каналам информации. В СССР, как известно, существовал совершенно надуманный и оторванный от реальной практики критерий под названием «условный экономический эффект» от использования добытой информации (внедрения образца, изделия и пр.).
И вот однажды, в один прекрасный момент, вдруг выясняется, что в истекший отчетный период разведка наиболее плодотворно сработала по линии… Министерства хлебопекарной промышленности, для которого разведчики где-то успешно «скомуниздили» зарубежную технологию изготовления хлебопекарных дрожжей и даже добыли штаммы микроорганизмов для процессов спиртового брожения сахаров. Скандал, да и только.
Срочно стали разбираться в происшедшем. Выяснилось, что сие миниатюрное министерство, не избалованное избытком закрытой «специнформации», серьезно и ответственно подошло к свалившейся на него манне небесной, быстро внедрило в практику работы подведомственных предприятий передовую технологию и получило очень весомый экономический результат. А вот те ведомства, которых разведка буквально нафаршировывала по самое не балуй этой самой что ни на есть закрытой «специнформацией», давали ей в своих официальных отзывах весьма скромные и сдержанные оценки.