“Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? ” – спрашивал В. И. Ленин. И отвечал: “Конечно нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов… ” Такова теоретическая основа нашего, советского патриотизма, возрастающего на революционных, демократических, подлинно народных традициях отечественной истории, на чувстве национальной гордости народа, совершившего величайшую в мире социалистическую революцию, первым в человеческой истории строящего коммунизм.
Что же касается отдельных ревнителей “национального духа” и патриархальной старины, то они выражают определенное пережиточное сознание. Именно таковы попытки приукрасить, обелить некоторых представителей буржуазного национализма, что обнаружилось в ряде публикаций об украинских буржуазных националистах, о грузинских меньшевиках, социал-федералистах, об армянских дашнаках. Именно за игнорирование четких классовых критериев в подходе к проблемам национального развития Закавказья Тбилисский горком КП Грузии вполне обоснованно подверг критике книгу У. Сидамонидзе “Историография буржуазно-демократического движения и победы социалистической революции в Грузии (1917–1921 гг.) ”, а партийная печать Армении – книгу А. Мнацаканяна “Ленин и решение национального вопроса в СССР”.
Полезно всегда помнить, что опасность мелкобуржуазного национализма состоит в том, что он паразитирует на святом чувстве любви к своей отчизне, на высокой идее патриотизма, искажая ее до неузнаваемости. В итоге вместо национальной гордости получается национальное чванство, а патриотизм оборачивается шовинизмом.
Если смотреть на вещи реально, то вполне допустимо, что многие из тех взглядов, которые мы подвергли критическому разбору, в личном плане в какой-то мере можно было бы рассматривать как своеобразную субъективистскую реакцию на те или иные острые вопросы современности. Дело, однако, в том, как подчеркивал В. И. Ленин в известном письме к А. М. Горькому, что конкретные политические результаты той или иной проповеди определяются в конечном счете не стремлением “сказать «доброе и хорошее», указать на «правду-справедливость», а объективным социальным содержанием высказанных взглядов, реальными обстоятельствами общественного бытия”.
Мы знаем, ценим и любим многие художественные и публицистические произведения, пронизанные великой гордостью за свой народ, за его свершения, болью за его тяжкое прошлое и радостью за настоящее. Такие произведения близки каждому советскому человеку.
Отдельные же проявления антиисторизма, конечно, никак не колеблют устоев, принципов марксистско-ленинского анализа как прошлого, так и современности. Тем более они не могут заслонить тот благотворный процесс укрепления дружбы народов, великого завоевания революционного Октября, социалистического строя. Но сказать о них надо, дабы не запутались окончательно отдельные ревнители “национального духа”»[96].
Внимательно ознакомились? Вам не показалось при чтении даже этого небольшого отрывка из статьи, что все это пишет настоящий партийный оборотень? В тот период он якобы был ярым «борцом с национализмом», а спустя четверть века стал духовным отцом и прямым подстрекателем известных националистических всплесков в Нагорном Карабахе и в республиках Балтии, приведших к кровопролитию и, по сути, к началу гражданской войны в многонациональном советском государстве. Представляю, какими стали бы уши у нынешних руководителей России после их трепки «архитектором перестройки» за такое «контрреволюционное антиисторическое действо», как открытие в Москве памятников П. А. Столыпину, императорам Александру I и Александру II, Крестителю Руси князю Владимиру Красно Солнышко, перезахоронение останков А. И. Деникина и В. О. Каппеля…
А теперь судите сами – прав или не прав был публицист Анатолий Салуцкий, который свою обширную публикацию в «Литературной газете» к 30-летию появления в этом же издании статьи А. Яковлева красноречиво озаглавил «Эволюция или мутация?».
«Идеология для него вторична. Он был весьма консервативным партийным идеологом, потом стал архитектором перестройки, после крушения коммунизма он вновь возложил на себя бремя надзора за идеологической стерильностью, выполняя миссию “либерального охранителя”, активного преследователя “носителей фашистско-большевистской идеологии”. Хотя не понятно, что это – “фашистско-большевистская”? Такого определения нет ни в одном правовом документе. Но если Яковлев в период перестройки назвал демократов левыми, а правоверных коммунистов – правыми, то чему же удивляться? Как типичный представитель элиты КПСС, он привык действовать не по законам, не по понятиям, а по личным усмотрениям, игнорируя общепринятые нормы.
Пишу это не в укор, а с пониманием. Таков человек – яркий, незаурядный, пассионарный, ищущий бурю и сеющий бурю. Другое дело, что обстоятельства вынесли его на гребень эпохи, а потому его личные качества повлияли на судьбу страны. Но именно этими качествами его натуры, а вовсе не глубокими убеждениями или непоколебимыми принципами была продиктована и статья “Против антиисторизма”, которая в 1972 году привела к смещению Яковлева с его высокого поста. Яковлев в то время не удержался от соблазна взорвать начинающую успокаиваться литературно-общественную среду. Не думая ни о последствиях для этой среды и для себя лично, ни о “последствиях лет и времен”. Так бывает с неуемными людьми, пришедшими во власть. На наше несчастье…
…Особенно жаркий спор возник в связи с так называемыми “маршальскими мемуарами”, которые выходили в ту пору, все сильнее прославляя Сталина. И в разгар перепалки Грибачев (Член ЦК КПСС, главный редактор журнала “Советский Союз”. – Прим. авт.) хватил кулаком по столу, да так, что зазвенели стаканы в подстаканниках, и воскликнул:
– Правильно Александр Николаевич Яковлев говорит: “Надо вернуть народу имя Сталина! ”
Впоследствии те, кто работал в ЦК рядом с Яковлевым, подтвердили мне, что Александр Николаевич действительно был автором этого важнейшего, поворотного в ту пору политического тезиса»[97].
Будучи «в политической ссылке» послом в Канаде, Яковлев гадил резидентурским «ближним соседям» как только мог: писал многочисленные кляузы в МИД и в ЦК (имел сомнительное удовольствие читать некоторые из них), препятствовал ротации дипломатических должностей для прикрытия оперработников, нашептывал разные пакости о руководителях резидентуры заезжим высокопоставленным визитерам из СССР. Но как только посол приезжал в отпуск на Родину – он сразу становился шелковистым, покладистым, раздававшим направо и налево обнадеживающие обещания. И при этом Яковлев всячески демонстрировал лояльность к руководителям советской внешней разведки: не уклонялся от посещения штаб-квартиры ПГУ в Ясенево, охотно шел на «доверительные», неформальные беседы с руководством Главка, был готов и в баньке посидеть в спорткомплексе с чекистами, и стопарик с ними опрокинуть за мир и дружбу между народами. Молодец, однако, всех своих явных и скрытых недоброжелателей в конечном итоге переиграл вчистую!
Многие «в лесу» успели заиметь на него не только чтобы зуб – а уже самый что ни на есть острый клык. Да вот только «трогать его за вымя» Председатель КГБ Ю. В. Андропов почему-то не велел. Хотя реальных поводов к тому было предостаточно, и некоторые документальные свидетельства на сей счет после горбачевского взлета Яковлева, вопреки существовавшим правилам и инструкциям, в печку тем не менее улетели лишь частично, и впоследствии некоторые их них нашли свое отражение в знаменитой «записке Крючкова».
Что бы сегодня не говорили сугубо позитивного об Ю. В. Андропове и столь же негативного об А. Н. Яковлеве, могу с уверенностью утверждать лишь одно, о чем ведаю не понаслышке: инициатива возвращения Яковлева из «ссылки» в Канаду принадлежала лично Андропову, а не кому-то иному из руководства СССР. Даже если за него действительно «замолвил словечко» тогдашний секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев после своего визита в Канаду – все равно окончательное решение было за Андроповым. И сия благая весть дошла до канадского «отшельника» не от кого-либо другого, а именно от В. А. Крючкова, его будущего злейшего врага. Работники разведки, которым я привык доверять «на все сто», в цвете описывали мне эту впечатляющую картину: Яковлев, несмотря на свою хромую ногу, в своем посольском кабинете в Оттаве пускается в пляс, получив «по эстафете» с нарочным из Ясенево долгожданное известие о предстоящем возвращении в Москву…
Другой эпизод. Достоверно знаю (благо все это происходило на моих глазах), что А. Н. Яковлев был первым из состава Политбюро ЦК КПСС, кто поздравил В. А. Крючкова с назначением на пост Председателя КГБ СССР. И телефонный разговор двух собеседников носил дружественный, я бы даже сказал – доверительный характер. Черная кошка пробежит между ними не сразу, а где-то поближе к концу 1989 года, и причины тому были не только идеологического свойства…
Потому утверждение В. А. Крючкова, датированное 2003 годом, – «Андропов прямо мне говорил: “Яковлев – антисоветчик”» – представляется мне сомнительным. Подобное суждение, думается, проистекает все из той же оперы, что и многие сделанные в период следствия публичные (и не только публичные) высказывания и оценки узников Матросской тишины, которые выстраивали их не от злого умысла, а, скорее, в качестве защитной, оборонительной аргументации для прокурорских работников перед лицом реальной угрозы уголовного преследования.