Не прошло, однако, мое наивное предложение, большинство руководителей стремились быть в посольствах советниками, а не садовниками. Ну и зря, как мне сдается. Оперативному составу разведки ведь главное что? Получить возможность въехать в разведуемую страну, причем в любом качестве. А далее уж как в том анекдоте: «Бьют-то ведь не по паспорту…» Надеюсь, гениальная «Мата Хари нашего времени» нам всем достаточно предметно эту истину продемонстрировала. Правда, у нелегалов правила и подходы к решению проблем всегда были несколько иными, чем в среде сотрудников легальных резидентур…
Я знал в разведке несколько лиц в генеральском звании, которым за всю их оперативную карьеру так и не довелось увидеть «вживую» ни одного агента-иностранца, организовать собственными усилиями ни одной полноценной встречи с иностранными источниками «в поле». В этом порой даже нет их прямой вины, и далеко не всегда это обстоятельство отражало их профессиональные или личные недостатки – просто они не всегда работали там, где надо было бы, и зачастую занимались вовсе не тем, что следовало бы делать в первую очередь.
Мне довелось встречать в период своей службы будущих профессоров и докторов наук из учебных и научно-исследовательских подразделений разведки, которые вполне трезво и осознанно не работали в период своего пребывания за рубежом в направлении вербовки иностранцев, а предпочитали ограничиваться лишь получением от них более или менее полезной информации, да и то зачастую открытой. Но при этом выдавали ее за сугубо конфиденциальную, да еще и сообщенную иностранным собеседником не абы как, а «в доверительной форме». Они впоследствии охотно делились со слушателями Краснознаменного института оперативным опытом своей зарубежной работы, иногда преподносили материал очень живо и увлекательно для слушателей. Но в этом имелся один существенный изъян: они отражали в своих учебных повествованиях не свой личный боевой опыт, а занимались по преимуществу пересказом сведений, почерпнутых из оперативных дел, которые они вели в Центре, из оперативных донесений других сотрудников, из научной и специальной учебной литературы.
Мне известны случаи, когда боевые ордена получали сотрудники, проведшие всего лишь пару встреч в городе с ценным агентом. Но сами оперативные мероприятия по встрече с иностранными источниками были организованы ими из рук вон плохо, непрофессионально и абсолютно безграмотно с точки зрения конспирации и обеспечения безопасности самого источника.
Есть в нашем родном Отечестве известный популяризатор разведки по фамилии Любимов-старший. Много чего любопытного он рассказывает в своих многочисленных книгах, в журнальных и газетных публикациях, в передачах с телеэкранов и по радио. Забывает при этом упомянуть только одно: не его все те достижения, о которых он живописует. Дания, где на протяжении ряда лет он был резидентом советской внешней разведки, относилась, к сожалению, к числу стран с, выражаясь условно, «невербуемым населением». Здесь играли свою негативную роль очень многие факторы – от влияния исторических и социокультурных традиций страны до очень высокого уровня жизни населения, его традиционной настороженности по отношению ко всем иностранцам, а не только к русским. Про то, как известный датский физик Нильс Бор обошелся с представителем советской разведки Я. Терлецким, все небось слышали хотя бы краем уха? Прочитайте еще раз более внимательно, вам многое станет ясным.
Это вовсе не значит, что в Дании вообще никого не вербовали и что советская разведка в этой стране по преимуществу била баклуши и пила знаменитое датское пиво, заедая его не менее знаменитой гусятиной a la Panykovsky. Нет, это страна, в которой достаточно часто проводились встречи с агентурой «из третьих стран», организовывались многие другие полезные и нужные оперативные мероприятия. Но само местное население на развитие оперативных и тем более конспиративных контактов в массе своей шло крайне неохотно, с огромным скрипом, и при малейшей возможности охотно «стучало» на вызвавших у них подозрение советских граждан в полицию и в спецслужбы.
Так что пересказывать на широкую публику известные всем разведчикам или почерпнутые из различных источников случаи из оперативной практики резидентур в других странах, причем подчас весьма далеких даже от твоего родного скандинавского региона, – доблести, по моему разумению, маловато. Лучше бы «выдающийся советский разведчик» М. Любимов поведал всему миру, как и почему он был в свое время «на короткой ноге» с еще не разоблаченным, но уже, как позднее выяснилось, завербованным англичанами с помощью датчан предателем Олегом Гордиевским. И как он в тот период открыто, не таясь и бравируя этим, гордился доверительными отношениями со своим «оперативным земляком», особенно когда тот стал выполнять, по сути, функции помощника заместителя начальника Главка…
Была в богатой на события истории советской разведки очень незаметная, но малоприятная фигура – Василий Митрохин. Сегодня эту фамилию знает буквально весь мир благодаря пресловутому «архиву Митрохина». Пересказывать заново историю двенадцатилетнего формирования этого «архива в носках» не буду, о ней достаточно подробно поведал Н. С. Леонов в одной из своих книг. Замечу, однако, что Николай Сергеевич осветил ее скорее с позиций одного из руководителей советской разведки, т. е. это была как бы «оценка сверху». А я могу добавить к его рассказу «взгляд снизу», высказать мнение рядового оперативного работника, к тому же прямо и очень даже непосредственно пострадавшего от предательских действий Митрохина.
В свое время буквально все сотрудники оперативных подразделений Главка знали на собственной шкуре, что за «фрукт» представляет из себя этот работник отдела оперативного учета, особенно когда наступало время плановой сдачи дел в архив. Митрохин вел себя так, как сегодня ведут себя все гаишники на дорогах, – брал подношения направо и налево, даже иногда в открытую и безо всякого стеснения вымогал их. Брал мелкие взятки шариковыми ручками, сигаретами, жвачкой, презервативами, спиртным – не брезговал ничем. А без этого презента он оперативные дела на хранение в архив ни в жисть не примет, не единожды к нему на доклад побегаешь, прежде чем устранишь все его многочисленные замечания и малосущественные придирки.
«Митрохин из 15-го отдела» был в тот период «на объекте в лесу» понятием уже нарицательным, с очевидным грязным оттенком нечистоплотности и, как бы сейчас сказали, с явным налетом «коррупционности». Спрашивается, неужели столь устойчивая оценка рядовым оперативным составом личности человека, допущенного к важнейшим учетно-оперативным сведениям, причем не только к архивным, могла на протяжении многих лет проходить мимо внимания сотрудников службы внутренней безопасности? Судя по позорному финалу этой неприглядной истории – оказывается-таки да, могла.
Его «архив в носках», которого хватило на многосотенстраничную двухтомную публикацию за рубежом совместно с К. Эндрю[173] – это, помимо прочего, еще и публичная пощечина советской и российской внешней разведке, по сути дела, приговор всей существовавшей в тот период системе обеспечения безопасности особо важного объекта, осуществлявшейся, кстати, в советский период двумя соседними ведомствами и тремя независимыми друг от друга службами. Это реальная оценка, проверка жизнью той политики каждодневного, но во многом показного и чрезмерно назойливого, а потому малоэффективного воспитания чувства постоянной бдительности и конспирации у личного состава, которая проповедовалась по любому поводу и буквально на каждом шагу, на всех служебных и партийных совещаниях, но на деле оборачивалась совершенно иной, порой очень даже неприглядной и негативной своей стороной.
Пару слов скажу о своей работе в Париже. В числе объектов моего оперативного интереса по линии разведки числилась штаб-квартира Французской социалистической партии во главе с тогдашним ее лидером и будущим главой Французской Республики Франсуа Миттераном. Поскольку по линии посольства СССР во Франции с руководством партии работали руководитель внутриполитической группы Ю. И. Рубинский, руководитель внешнеполитической группы В. П. Ступишин, советник-посланник Н. Н. Афанасьевский и другие старшие дипломаты из различных подразделений посольства, мне, невзрачному атташонку или даже третьему секретарю, ловить там после них было нечего. Тем более что когда я несколько раз побывал на рю Сольферино (адрес штаб квартиры соцпартии) под вполне официальным предлогом и по прямым поручениям ЦК ВЛКСМ из Москвы, то увидел, что их тамошняя «служба безпеки» работает ничуть не хуже, чем костоломы из пляс Бово – рю де Сосе (французской контрразведки ДСТ) под руководством тогдашнего директора Марселя Шале.
Однако приспосабливаться к ситуации как-то следовало, и я выбрал окольный путь – начал активно работать с их политическими противниками – прежде всего с голлистами и республиканцами. К слову сказать, в чисто личностном отношении, в плане обычного человеческого общения и шираковцы, и д’эстеновцы были гораздо более приятными людьми, чем социалисты. Я собирал нужную информацию очень просто: с голлистами и республиканцами беседовал преимущественно о социалистах, а с социалистами, коммунистами и левыми радикалами – наоборот. Свои собственные партийные секреты и те, и другие, и третьи блюли очень тщательно, зато по-дружески поделиться закрытой информацией о своем политическом противнике (а у них у всех своя собственная «домашняя разведка» работала очень активно и результативно) – святое дело, why бы и не not? Даже если твой собеседник за столом в ресторане – работник совпосольства, ну и что с того? Вот так я и перебивался с воды на хлеб, причем временами очень даже успешно – информация зачастую «мухой» летела прямо в ЦК. А что, мы ведь, мелкотравчатые, в Париже тоже не лаптем щи хлебали, некоторые мои информационные контакты того периода аж до министерских постов впоследствии дослужились…