Вряд ли можно было насчитать в штаб-квартире в Ясенево и в зарубежных точках хотя бы десяток человек, кто знал бы напрямую о существовании источника в ЦРУ по фамилии О. Эймс. Меры по его зашифровке, могу судить об этом лишь задним числом, да и то по непрямым, очень косвенным признакам, были приняты экстраординарные. Прежде всего – в обеспечении связи, в оперативной переписке и в реализации полученной от него информации. Да и несколько «операций прикрытия» источника были продуманы, как мне позднее рассказывали коллеги, до мелочей и были тщательно и всесторонне просчитаны по возможным негативным последствиям. Так что вряд ли следует болтать всякую ерунду о каком-то непрофессионализме лиц, принимавших решения по этому делу и исполнявшие их по долгу службы.
Могу сказать лишь одно: к концу августа 1991 года О. Эймс, судя по всему, еще был в строю, и развал СССР вместе с его Комитетом государственной безопасности и Первым главным управлением КГБ на нем, очевидно, прямо не отразился, ведь арестовали его, как известно, лишь в феврале 1994 года. ФБР якобы разоблачило Эймса по причине покупки им красного «Ягуара» и дорогостоящей квартиры в Арлингтоне. Не смешите мои тапочки, как говорят в таких случаях в Одессе… Руководитель контрразведывательного подразделения ЦРУ – это вам не какой-то бомж с Брайтон-бич, слава богу, и заработок у него солидный, даже без кредитных возможностей. В активную разработку его взяли, судя по публикациям в прессе, в середине 1993 года – от этого и следует плясать для прояснения того, что же на самом деле произошло в оперативной обстановке вокруг источника за истекшие два года после «путча».
Конечно, в жизни случается всякое и ничего полностью исключать нельзя. Когда в конце 80-х штаб-квартиру КГБ на Лубянке впервые посетила официальная делегация ФБР, американцы в ходе беседы поинтересовались у Председателя КГБ только одним конкретным моментом – жив ли еще арестованный органами КГБ Дмитрий Поляков. Услышав отрицательный ответ, собеседники сокрушенно зацокали языками, видимо, готовы были предложить за генерала ГРУ хороший «чейндж». Можно ли рассматривать этот эпизод как одно из маленьких звеньев в расшифровке О. Эймса, с учетом того, что он о его существовании почти наверняка знал и к его разоблачению, скорее всего, свою руку также приложил? С определенной долей натяжки – безусловно.
Отойду от извечной темы различий в «разоблачении чужих вражеских шпионов» и «провале наших доблестных агентов» и расскажу об одном эпизоде, наглядно характеризующем стиль и особенности поведения руководителей отечественных спецслужб в неординарных ситуациях. Есть одно очень любопытное издание под названием «Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ». Ее авторы – бывшие американский разведчик Милтон Бирден и журналист Джеймс Райзен. В русском переводе книга издана в переводе генерал-майора СВР в отставке Ю. Н. Кобякова, которого я знал как одного из руководителей американского отдела в ПГУ[177]. На мой взгляд, книга достаточно объективная, в чем-то даже доброжелательная по отношению к бывшему «главному противнику», по крайней мере о советских коллегах повествование ведется в уважительном ключе. Там есть один интересный эпизод, когда временно исполняющему обязанности председателя КГБ Л. В. Шебаршину сообщили «сверху» о предстоящем проведении вечером 22 августа 1991 года совместной бригадой следователей союзной и республиканской прокуратур обысков в служебном кабинете В. А. Крючкова на Лубянке, в его городской квартире и на служебной даче в Ясенево. Причем в присутствии репортеров Центрального телевидения.
Я тогда попал, как кур в ощип. Дело в том, что вся «особая зона» (т. е. большая часть помещений 4-го и 5-го этажей «нового» здания на Лубянке, где действовал особый, усиленный режим охраны и доступа, в том числе служебный кабинет Председателя КГБ и служебные кабинеты ряда его заместителей) находилась в ведении, «на балансе» Секретариата КГБ СССР, которым я руководил. Должен сказать, что и сам Л. В. Шебаршин, и его «дежурный» в тот день заместитель А. А. Денисов присутствовать при производстве обыска в кабинете В. А. Крючкова сочли для себя нецелесообразным. А может быть, даже опасным – во всяком случае, за все руководство Комитета госбезопасности СССР в тот приснопамятный вечер довелось отдуваться в полной мере только мне. Причем практически в гордом одиночестве, лишь с небольшой группой сотрудников Секретариата КГБ, приглашенных в качестве понятых при производстве следственных действий.
До сих пор друзья и знакомые время от времени напоминают мне в разговоре, что видели меня в те дни по телевидению в передаче телеведущего С. Медведева – будущего пресс-секретаря Б. Ельцина и председателя Совета директоров «независимой телекомпании «Останкино», штатного телепатриота нынешних времен. А ведь в тот августовский вечер руководители практически всех подразделений КГБ продолжали оставаться на своих рабочих местах, вот только женщин и большинство рядовых сотрудников распустили по домам во избежание возможных лишних жертв. Оставшиеся же в наглухо закрытых «новом» и «старом» зданиях КГБ «затворники» могли лишь пассивно наблюдать из окон здания исторический фарс под названием «казнь железного Феликса», видеть и слышать, как на площади Дзержинского беснуется многотысячная толпа подвыпивших молодчиков.
В выпущенной в 2013 году книге «Последний бой КГБ» Леонид Владимирович Шебаршин, Царствие ему небесное, уже существенно подкорректировал в правильную сторону описание проходивших в те дни трагических событий в сравнении со своими первоначальными заметками, написанными по свежим следам произошедших событий в основном «для целей их последующего прочтения прокурорскими работниками». Но все равно – откровенной чуши даже в этой его книге осталось по-прежнему много. Цитирую только один абзац.
«Доложили, что с какой-то машины в проезде Серова, то есть рядом с комитетом, бесплатно раздают водку. Любой бунт в России совершается с помощью водки, это очень опасная вещь. Прошу немедленно проверить. Через несколько минут разочарованный голос сообщает, что сведения не подтвердились, водку не раздают. Ситуация постепенно проясняется. На площади не буйная толпа, а организованный митинг. Всем распоряжается молодой и многообещающий политический деятель Станкевич, милиция появилась и приглядывает за порядком, идёт подготовка к демонтажу памятника Ф. Э. Дзержинскому»[178].
Идиллия… Прямо как в популярном армяно-еврейском анекдоте: «Верно ли, что Рабинович выиграл “Волгу” в лотерею? Все верно. Только не Рабинович, а Иванов. И не “Волгу”, а сто рублей. И не в лотерею, а в карты. И не выиграл, а проиграл».
Водку действительно раздавали прохожим, но только в начале улицы 25-летия Октября (теперешняя Никольская). Раздавали массово, я сам наблюдал из окна за этим процессом, когда из неприметного, зачуханного «каблучка» (грузовой ИЖ-Москвич-2015) выгружали коробки с водкой, тут же их распаковывали и раздавали всем желающим.
Организованный митинг… Да если бы не сравнительно малочисленная группа депутатов-коммунистов из Моссовета, среди которых был, в частности, мой добрый знакомый и хороший товарищ по работе в Государственной Думе, тогдашний первый секретарь Волгоградского РК КПСС г. Москвы С. А. Потапов, нас бы многотысячная толпа энтузиастов – ненавистников КГБ во главе с «многообещающим депутатом», будущим взяточником и златоустом российских телевизионных «ток-шоу» С. Станкевичем порвала бы на куски и даже не задумалась при этом о возможных последствиях. В первую очередь такая участь постигла бы молодых ребят из комендатуры, которых по приказу Шебаршина полностью разоружили, оставив им только пластиковые щиты, резиновые дубинки и электрошокеры. При этом им строго-настрого было приказано оказывать нападающим исключительно «пассивное сопротивление», даже если вас самих будут при этом убивать физически.
Дальше Л. В. Шебаршин повествует уже более-менее корректно. «Иду подземным переходом в старое здание, в кабинет на пятом этаже, выходящий окнами на площадь. По просьбе организаторов митинга были включены прожекторы на комитетском доме (Ох, уж мне эти прожекторы. – Прим. авт.) – помогаем готовить собственную экзекуцию, но площадь освещена слабо. Кольцом на некотором отдалении от статуи Дзержинского стоят люди, 15–20 тысяч. Говорят речи, выкрикивают лозунги, нестройным хором начинают петь песню про Магадан. Станкевич стоит у микрофона, поэтому его приятный, но плохо поставленный тенор летит над общим шумом. Дирижер он неважный, и хор сам собой разваливается. Других, приличных случаю песен, видимо, не находится, и музыкальная часть вечера заканчивается.
Тем временем два мощных автокрана примериваются к чугунному монументу. На плечах Дзержинского сидит добровольный палач, обматывающий шею и торс первого чекиста железным канатом. Палач распрямляется, подтягивает свалившиеся штаны и делает жест рукой: “Готово! Можно вешать! ” Скорее всего, какой-то монтажник. Разумеется, не Станкевичу же самому набрасывать петлю, всегда были распорядители и были исполнители»[179]
Много чего интересного можно было бы вспомнить и про события тревожных дней августа 1991 года, и про последовавший затем разгром КГБ специально направленной сюда карательно-похоронной командой во главе с В. В. Бакатиным, и про вакханалию, творившуюся вокруг секретной документации ведомства и многое, многое другое. Есть мне что сказать и о нравах моих бывших коллег из разведки, о том, кто из них своей честью поступился, а кто – нет, кто «на костях» своих предшественников пытался построить благополучие и карьеру уже в новых, российских условиях. Но я закончу эту главу на очень мирной и конструктивной ноте и лучше поведаю читателям пару слов о той небольшой по численности группе работников разведки, которая обеспечивала очень разнообразную и многостороннюю деятельность руководителя ПГУ КГБ СССР В. А. Крючкова.