Уже ночь я проворонил день куда убежал его остаток зараза прокрался заметая следы как будто всё время только ночь и стояла и никогда уже не рассветёт потому что ты засыпаешь в другом доме потому что всегда мне быть одному потому что никто никогда не поймёт и ото всех надо прятаться опять меня зовут новые подопечные целый год молчали и вот после даши снова запели поют мне с разных кладбищ молят о спасении ночь рваная как мошкара превращается в набор мельтешащих точек
теряет
порядок
время
теряет
организацию
стой мошкара ночи мошкара минут задержись на месте стой а то стрелять буду стой как вкопанная насмерть против притеснений хаоса вставшего поперёк дороги вставшей как кость в горле
Анечка я обещал тебе прогулку на часах поздняя ночь а вокруг чёрное варево нам надо зафиксироваться в пространстве давай забирайся ко мне на плечи и пойдём гулять держась за темноту не волнуйся туфельки тебе не понадобятся ты будешь ехать как на
игого-игого
и ни одна пяточка не коснётся земли довольно ты в ней барахталась
аккуратно спустимся прислушиваясь нет ли соседа-забулдыги что в курилке на лестничной клетке спасается от храпа растолстевшей жены проберёмся между синими стенами того и гляди сожмут но мы проскочим и вот тебе улица свобода вот осень в золотой парче как правительница расселась на троне нижегородском и разложила мантию с чёрной бархатной подбойкой и близкие искорки звёзд горят в её подзывающем взгляде вон вдалеке человек такой же неспящий и потерянный от каких бед спасается в ночном мороке давай-ка лучше повернём чтоб не сталкиваться нос к носу с непониманием человеческим ведь не все могут слышать душу твою как я это потому что они не спали на могилах и не имеют магических способностей что пестовал я в себе с младых ногтей они могут испугаться нашей прогулки но как же хорошо как же хорошо нам Анечка эти счастливые минуты я буду помнить всю жизнь!
26. Экзамен
Я ковырялась вилкой в надоевшей ежеутренней яичнице и запивала растворимым кофе, пакет с которым, как преступника, засунули в боковую камеру шкафа и на который Андрей смотрел с нескрываемым презрением. Это был мой кофейный бунт.
Я выгребла косметику и стала собираться в салон. Андрей устроился рядом и следил, как я подвожу глаза:
— Тебе нравится твоя работа?
— Мне нравится моя зарплата… — сонно пробормотала я.
— Может быть, не пойдёшь?
— Меня уволят. Я и так целую неделю прогуляла… кое из-за кого.
— Не ходи. Тебе надо учиться.
— А жить я на что буду?
— Я дам тебе денег.
Я засмеялась:
— У тебя их много?
— Не много. Но нам хватит.
И я уволилась. Почему бы и нет? В салоне уже осточертело.
Наступило последнее тепло. Бабье лето с листьями-завитушками, лёгкими куртками, золотым светом вечерних фонарей.
Я ходила на пары, шаталась по городу и торговым центрам, в которых больше не могла себе позволить одеваться, смотрела телек, учила английский.
Однажды Андрей заметил на подоконнике среди моих учебников поэму Маяковского:
— Откуда это у тебя?
— Н.И. подарил. А что?
— Это же прижизненное издание. Ещё и с автографом. Ты представляешь, сколько оно может стоить?
Я удивилась:
— Серьёзно? Это же просто старая детская книжка.
Он рассмеялся:
— Посмотри в интернете.
— Тогда надо вернуть при случае. Он, наверно, и сам не знал.
Андрей убегал на службу рано утром и возвращался поздно вечером. Во вторую комнату он меня по-прежнему не пускал. Как-то я даже попробовала открыть замок шпилькой, но оказалось, что Лара-Крофт-расхитительница-кабинетов из меня так себе. Были дни, которые мы проводили вместе. Но Андрей отдалялся. Он запирался в закрытой комнате, сначала — вечерами, потом — на всю ночь. Даже в туалет почти не выходил. Это было очень странно. Но я верила, что он не умеет врать, а значит, просто не хочет пускать меня в другую часть жизни для моей же безопасности. И ещё он говорил, что ему нужно собственное пространство.
В универе я стала держаться особняком, чтобы не скатиться обратно в пьянки-гулянки. Вечера проводила дома. Хотелось разобраться в себе. Будто смотрела в огромное зеркало, с которым меня оставили в комнате наедине. Я вспомнила себя до Юры. Вспомнила обычную девочку, которая делала уроки, получала четвёрки, неприметно перебирала камешки дней. У меня наконец появился дом, но и в нём всё было не по моим правилам, всё с оглядкой, хотя в нём, по крайней мере, не требовалось быть кем-то, кем я не являлась.
Я бродила по белой квартире в растянутой толстовке, зубрила способы построения времён, читала и часами пялилась в окно, пока мысли работали на стройке нового фундамента, разрушенного землетрясением прошлой любви.
Нас запустили в аудиторию, и тут в комиссии я увидела его. Ректор не обязан присутствовать на пересдаче, но он там был. Его взгляд блуждал по помещению. Справа и слева от него пырились на нас две преподши из разных семинаров. Я знала, что старая тётка в шерстяном жилете меня терпеть не может, и это было закономерно. Я прогуливала занятия и спала на последней парте после ночных клубов, а как-то и вовсе обозвала её тупой тыквой, когда она мне влепила двойку. Преподша слева была молодая и красивая, с ярко-красной помадой, — раньше мы с ней не пересекались.
Пока я решала тест и писала топик на тему «покупки», я всё думала — зачем он здесь? Это совпадение? Он пришёл помочь, извиниться? Это способ объявить перемирие? Или хотел меня добить окончательно?
Первой отвечала однокурсница. С ней были доброжелательны, хотя даже я услышала ошибки в её устном рассказе. Она сбивалась, пропустила несколько вопросов в тесте. Но ей сказали, что несмотря на «погрешности», она хорошо раскрыла предложенную тему.
Я знала, что готова лучше.
Но как только я протянула свой билет и, забирая его, Юра пристально посмотрел мне в глаза, я поняла: всё, приехали. Он выглядел так, будто прячет за спиной камень, которым сейчас разобьёт голову животному, попавшемуся в капкан.
В тесте была всего одна ошибка в предлоге. И он стал задавать мне дополнительные вопросы именно по этой теме. Он спрашивал выражения, о которых я понятия не имела и которых даже не было в учебнике, он давил, подчёркивая, что я не в состоянии выучить самого простого. Он делал то же, что и всегда, то на чём съел собаку: разрушал мою уверенность. И уже через пять минут мне самой казалось, что я ужасно тупая. Он перебил, как только я начала рассказывать про покупки.
— In Saturday I often go shopping…
— Если бы вы субботы проводили за занятиями, а не в магазинах, вы бы знали, какой предлог здесь следует употреблять. — Он произнёс это громко, с издёвкой, так, чтобы услышали все в аудитории.
Я попыталась озвучить следующее предложение, но он перебил меня опять. Я сжала кулаки под партой так, что ногти больно впились в кожу, и почувствовала, как подступают слёзы. Я сбилась и уже не могла подобрать нужных слов.
— Ну что вы так расстраиваетесь? — меня попробовала поддержать девушка с помадой. — Тест вы хорошо написали. Продолжайте.
Но я не могла выгнать единственную мысль, которая, как огромная змея, с шипением заняла всю голову: за что он так со мной?
— За вами ещё четыре человека. Вы будете отвечать? — злая тыква явно мечтала избавиться от меня побыстрее.
Я попробовала взять себя в руки. Размазав слёзы по щекам, я выдавила что-то вроде:
— I like to buy beautiful dress and shoes.
— Одно платье вы покупаете каждую субботу? Ещё и без артикля? Вот развлечение, ничего не скажешь, — он показательно рассмеялся.
Девушка-преподаватель мягко сказала:
— Давайте мы дадим студентке договорить.
— Ну давайте, — он выдавил из себя эти слова, как последнюю зубную пасту из тюбика.
Я молчала.
— Мы тут с вами не можем весь день сидеть, — повторил Юра через минуту.
Это было лишним. Всем и так стало понятно, что битва мною уже проиграна.
— Грамматику вы знаете, — неуверенно повторила молодая преподша.
— Да списала откуда-нибудь. Двух слов связать не может, — шикнула тыква.
— Откуда же здесь спишешь, я тесты лично составляла для экзамена, — огрызнулась моя защитница; она почувствовала, что происходит что-то не то.
— Но ответ всё же неутешительный. Если знания и есть, то нетвёрдые. К сожалению, — он демонстративно заглянул в зачётку и сделал вид, что прочитал моё имя, — Юлия Метелькова, экзамен вы не сдали.
Разве будет молодой преподаватель противоречить ректору?
У меня опять покатились слёзы. Я бросилась к своему месту, схватила вещи и вылетела из аудитории, хлопнув дверью. В туалете я минут десять рыдала у зеркала. Как же это было несправедливо. За что? За что? Ведь я просто его любила. Тварь.
Он караулил меня у двери всё это время. Я быстро зашагала к лестнице. Он пошёл за мной. В коридоре никого не было — шли пары.
— Думаешь, можно преследовать меня? Орать в приёмной? Взять и разрушить мою семью? — он схватил меня за локоть и остановил.
— Ты совсем псих? Что тебе нужно?
— Я знаю, что это ты всё рассказала жене.
— Отвали от меня, а то я закричу, — он опустил руку и оглянулся по сторонам.
В коридоре по-прежнему раскачивалась пустота.
— Лучше сама отчислись и не попадайся мне на глаза. Иначе я превращу твою жизнь в ад, слышишь меня?
Я бросилась вниз по ступенькам, в тёмный хозяйственный закуток, забилась под лестницу и опять расплакалась. Он ненавидит меня. Кто рассказал его жене? Секретарша? Новая любовница? Какая разница. Мне даже стало жаль, что это была не я.
Я вытерла слёзы, распустила волосы, чтобы прикрыть покрасневшее лицо, и отправилась в деканат. Там я написала заявление на отчисление. Светлана Матвеевна даже не попыталась меня отговорить. Они все меня ненавидели. Эту войну было не выиграть. Он меня уничтожил.