Нужно уходить отсюда. Больше нет смысла оставаться. Я уже не ученик, а пленник, и больше не намерена поддаваться уговорам. Бессмысленно учиться на мага и не быть им. Они ошиблись, явно Аким просчитался.
В комнате уютно шепчется лес. Скидываю в рюкзак личные вещи и листы, что лежали в тумбочке — пару дней писала туда свои мысли: выливала горечь и боль, чтобы не реветь бездумно, а очиститься. Помогло слабо. Бумага вся пошла волнами от моих слез, да и разобрать почерк даже я сама не могла. Некоторые вещи писала неосознанно, как поток сознания. Читать не буду, при возможности сожгу.
От тоски лучше всего помогали изнурительные тренировки. Иногда доводила себя до такого изнеможения, что на ужине почти засыпала над тарелкой. Хорошо, что ела я всегда последняя, и никто особо не обращал на меня внимания. Один лишь раз крупный высокий парень спросил все ли нормально, но стоило мне поднять голову, сразу удалился. Дикая стала, я же говорила. Теперь меня люди шарахаются.
— Вик, я нашла телефон. Хочешь родным позвонить?! — спрашивает Дарина, присев на спинку кровати. Оглядывается, чтобы убедиться, что не примостилась на стекло.
Я встряхиваю влажные волосы пальцами. Молчу. Мне нужно подумать. Девушка считает цветные браслеты на запястье и снова говорит:
— Но надо быстро: пока наши шефы на собрании, а ученики упражняются на площади. Поспешим, — она почему-то волнуется, и пальцы ее заметно дрожат.
— Я не буду звонить, — твердо отвечаю. — Просто уйду. Поеду к родителям. Никудышный из меня маг, бесполезно меня учить. Вот, — показываю рюкзак, — собралась. Просто тихо уйду — никто и не заметит.
Девушка хмыкает, на лбу выделяются поперечные морщинки:
— Наивная.
Я не уточняю, что она имеет в виду. Мне все равно. Пусть думает, что хочет. Выхожу из комнаты, не прощаясь. Ни к чему вежливость, если мы никогда больше не увидимся.
В коридоре тихо. Шорох шагов пугает, и меня незаметно накрывает паника. Три дня безмолвных криков в подушку, а теперь еще этот сон и преследование. Я на грани срыва. Мне хочется опустить руки и позволить им забрать меня, утопить, сжечь, хоть что-то, лишь бы не вспоминать Марка ежесекундно. Тварь! Тварь! Достал! У-хо-ди, умоляю!
Гляжу вперед: мир расплывается и уходит из-под ног. Холодная стена прилипает к плечу, рюкзак оттягивает вниз, будто там не вещи, а булыжники. На слабой силе воле заставляю себя идти дальше.
Боюсь закрывать глаза, чтобы снова не увидеть его, но и с открытыми идти и смотреть на скрюченные тени высоких пальм в коридоре — мороз по коже. Теперь буду бояться спать, боятся жить и дышать. Не хочу таких мук каждую ночь. Сладкие муки — хуже боли. Лучше уж горькая реальность.
— Стой! — выбегает следом Дарина. — Усадьба под защитой. Не выйдешь без разрешения Акима или кого-нибудь из учителей. Другой возможности звонить не будет. Доверься мне, прошу тебя, Вика!
Я непроизвольно подаюсь к стене и ударяю ладонью по шершавой поверхности: на голову летит песок штукатурки.
— Ладно. Но быстро, и потом я просто уйду. Позвоню другу, чтобы забрал меня.
Дарина почему-то качает головой, но не отвечает. Глядит, пронизывая, будто упрекает в недальновидности или глупости. Да, я глупо люблю мужа, но и не могу ему простить обмана. И мне не нужна магия и школа. Ничего не нужно. Только бы тишину в эфире. Вакуум в сердце и душе. Бездну.
— Уго-во-ри-ла! — почти кричу.
Меня трясет, и нервы на пределе. Я едва держусь, чтобы не наброситься на девушку. Сжимаю кулаки до характерного покалывания в ладонях. Не позволяю ногтям пробить кожу, но давлю так сильно, что боль немного отрезвляет.
А вдруг это Дарина разбила окно? Пугала меня тогда на озере и сейчас настращает, чтобы я в очередной раз ошиблась! А ведь она могла меня под воду потащить, а потом сделать вид, что спасла? Могла-а-а.
Потираю ладонью лицо, чтобы смахнуть ночной бред и память о произошедшем. Бестолку.
Всматриваюсь в веснушчатое открытое лицо девушки и понимаю, что мои мысли — это очередная нелепость. Дарина всю ночь спала рядом на расстоянии вытянутой руки. Что ей стоило убить меня во сне?
Мы тихо спускаемся по лестнице и попадаем в коридор, где Аким мне показывал кабинеты учителей. Крадемся под стеной. Дарина тычет пальцем в потолок, а потом на глаза. Видеонаблюдение? Киваю и прижимаюсь к стене плотней. Зачем мы прячемся, мне непонятно, но встревоженный вид девушки наводит на мысль, что высовываться не стоит.
Слышим издалека молодые голоса.
Дарина щелкает позолоченной ручкой, и мы влетаем в один из кабинетов. Стойкий запах фисташки щекочет нос, и я едва сдерживаюсь, чтобы не чихнуть. Смеюсь, прикрывая рот рукой. Девушка цыкает на меня. Это так нелепо! Но я радуюсь, что тревога снова отпустила меня. Хихикая, следую за ней, а она крутит пальцем у виска.
Да. Так и сойти с ума недолго. Но лучше веселое сумасшествие, чем осознание необратимого горького настоящего. Прикусываю щеку и скулю. Перепады настроения — норма теперь для меня. Что же будет дальше?
Ну, почему? Почему я так люблю? За что? Сердце трещит по швам от ненависти, а я все равно понимаю, что полностью принадлежу только ему. Марку. Перед глазами, как крылья мотыльков, мелькают воспоминания. Они причиняют мне боль. Сладкие и горькие, приятные и болезненные, страстные и… жестокие. За что он со мной так? Мучил, а потом привязывал? Зачем я ему? Разве возможно понимать, что он враг и все равно любить его до безумия? До сердечного приступа. Нет?! А что со мной тогда происходит?
Глава 18. Враги рядом
Мне кажется, что я падаю. Прилипаю к стене и съезжаю. Мир разлетается осколками слез: мутноватыми, серыми и блеклыми.
Дарина тянет за грудки и ведет к столу. Шепчет:
— Быстро! Набирай! И не говори громко. Я пока постою у двери. Быстрей, Вика! Если нас поймают, будет плохо.
Ее взволнованность натуральная, и это срабатывает: я хватаю со стола стационарный телефон и замираю. Кому звонить? И вспомню ли я в таком состоянии хоть что-то? На ум приходит только номер Марка, но его отметаю сразу.
Вспомнила! Набираю, но звонок обрывается словами: «Номер не действительный». Ян же говорил, что Лиза пропала. Какая я эгоистка! Подруга в беде, а я ношусь со своим Марком. Пора брать себя в руки.
Клацаю по кнопочкам и набираю еще один номер, выуженный из памяти: Зимы. Последнюю цифру пришлось подбирать, потому что вылетела из головы.
Дарина подгоняет порывистым шепотом:
— Вик, быстрее! Прошу тебя. Поторопись!
— Не сбивай, — отвечаю и пробую еще раз с цифрой три в конце.
— Да? — отвечает хрипловатый голос. Зимовский? Или нет? — Кто это? Говорите.
Он. Это Ян. Не знаю радоваться или злиться. Он разрушил мою жизнь, сломал стены иллюзии и показал правду. Как к нему относиться?
В трубке слышу голос друга, возле двери шипит и подгоняет Дарина, а сердце глушит их голоса: бьет по груди так сильно, что я не могу вдохнуть.
— Вик, очнись! — хлопает по спине девушка, и я резко набираю воздух.
— Крылова?! Вика, где ты? — орет Ян. — Только ответь, где ты? Не молчи! Марк здесь. Вернись домой, не делай глупостей. Ты не все помнишь! Вернись, и все наладится!
Слышу шорох в трубке. А затем приглушенный голос мужа: «Кто звонит?» Пауза. Ян что-то отвечает. За ним выкрик: «Что?! Дай сюда! Вика? Ответь мне. Прошу тебя, не молчи. Дай же объясниться. Зачем ты так с нами?».
Кабинет качает от его голоса, мир расплывается радужными кругами. Не могу говорить. Слова перекрывают эмоции, и я лишь выдавливаю стон. Слушаю Марка и мне кажется, что я падаю дальше. Лечу в обрыв на сумасшедшей скорости. Тьма накрывает с головой. Меня уносит кисельной рекой боли и кружит, кружит…
Припадаю на колено возле стола и прижимаюсь к нему спиной. Дарина дергает за плечо и пытается меня поднять.
Голос Марка звенит в голове: «Вика, прости меня. Чтобы ты не вспомнила. Прости- и-и…», и связь обрывается.
Я гляжу на черный рот телефонной трубки и не понимаю, почему он замолчал. Хочу, чтобы говорил. Говори же! Я буду слушать, только дай повод тебя простить. Густое марево застилает взор, а кожу на лице стягивает прохладой.
Меня тянет вверх грубая мужская рука. Одежда трещит, и я с трудом поднимаю глаза. Сквозь молоко слез вижу перед собой мерзкое чудище, которое причинило мне столько боли в прошлом. Рожа Игоря кривится в довольной усмешке. Сейчас я готова порвать его на куски, но нет сил. Нет сил сопротивляться. Я сдаюсь. Руки падают вдоль тела, телефонная трубка, повиснув на скрученном проводе, ударяет по бедру и грохает на пол. Поворачиваю голову и вижу, как двое крупных ребят, закрывая ей рот руками, прижимают Дарину к стене.
— Попалась, птичка, — писклявым голосом проговаривает Игорь. Оттаскивает меня к стене. Я не сопротивляюсь. — Ты что не знаешь правил? А, конечно! Мы же витаем в облаках, когда профессор зачитывает технику безопасности на занятиях и правила поведения в школе! Нам же никто не указ. Избранная! Так, Вика?
— О чем ты, урод? — выдавливаю с хрипом. В кончиках пальцев невыносимо стучит сердце, а во рту горечь под самым горлом. Сейчас вырвет. Глотаю и пытаюсь дышать.
— Ласковей! Не говори со мной таким тоном! — тонкие губы насильника растягиваются и изгибаются в неровную линию. — Я могу тебя и твою подружку сдать сейчас, и вы будете сутки в изоляторе. Вижу, что ты прямо горишь от желания поваляться на холодном бетоне в обнимку с грызунами.
— Ересь! Отпусти меня, — начинаю приходить в себя. Его мерзкая и холодная рука ложится на шею, вторая прилипает к стене над макушкой, цепляя мои волосы.
— Нет-нет, — качает головой. — Я сдам вас. Запрещено ходить в этом крыле, а тем более, проникать в кабинеты учителей. Связываться с родными, друзьями — запрещено! Это прописано красным и жирным в документе, который ты, кстати, тоже подписала.
— Когда? — я не понимаю о чем он.
— Документ о неразглашении, — подсказывает Дарина, уже не пытаясь отбиваться от парней. Они просто держат ее у стены и бессовестно лапают.