Я непонимающе перевожу взгляд с нее на Игоря и обратно. Что за бред?
— О, детка, так ты совсем того? — белобрысый крутит пальцем у виска и присвистывает. — Чем ты такая особенная, объясни мне? Покажи, что ты умеешь, ну же! Почему Аким Батькович держит тебя в шикарных апартаментах, тогда как остальные маги ютятся в общих казармах? Чем ты выделяешься?
Его тиски кажутся ядовитыми. Силы покидают, и я не могу держать ровно спину. Сгибаюсь и хриплю.
— Что тебе нужно? Я ничего не знаю! — говорю правду. Меня заманили в ловушку, теперь понимаю, и мысль о том, что в очередной раз ошиблась — подкашивает. Бессмысленно трепыхаться, когда уже угодил в паутину.
Игорь сально лыбится и двигает челюстью: меня тошнит от одного взгляда на него, а от прикосновений выворачивает и коробит.
Отпихиваюсь, но слабо. Руки и ноги немеют от изнеможения.
— Не трогай меня. Что ты хочешь? — говорю глухо и слабо.
— Ничего особенного. Сейчас начальство освободится, сдадим вас с перьями, и будете наслаждаться обществом крыс в подвале. Так ведь, Дарина?
Я поворачиваю голову. Девушка один раз кивает. Золотистые глаза наливаются глянцем, а руки помощников шарят по ее телу, отчего меня еще больше коробит.
— Отпустите ее. Я не понимаю, о чем ты мелешь!
— Вика… — Дарина прикрывает глаза и даже не отбивается от наглых рук магов. — Никто не сможет пойти против правил школы.
Правда, значит. И когда я подписала эти бумаги? Совсем ничего не соображала? Получается, Аким воспользовался моим состоянием и подсунул добровольную темницу? Но зачем ему пустой маг? Зачем делать меня изгоем? Или я сама себя такой сделала?
Воспоминания наплывают одно за другим. Пластами, волнами, как цунами. Они сносят реальность и способность противостоять несправедливости. Деревня, лес, апатия, а затем подвал. Холодный, сырой и страшный. И длинная тень Марка, что, как монстр, тянет щупальца и пытается схватить меня за ноги. А потом дым и огонь. И я спасаю своего палача. Почему тогда не позволила нам обоим умереть и избавить себя от страданий?
Не чувствую ног. Отталкиваюсь ладонями от Игоря, но не сдвигаю его даже на сантиметр.
— Детка, не вырвешься. Тебе ли не знать, каким я бываю настойчивым.
— Ублюдок! — хочу плюнуть в него, но он прикрывает мне рот ладонью, будто склизкой конечностью осьминога.
— Давай так. С тебя поцелуй, и я вас отпускаю. Сделаю вид, что ничего не видел. Как тебе такой размен?
Не отнимает руку. Я чувствую привкус прошлого. Соленый и горький. Вены давно сгорели от пламени, что течет внутри. Вулкан сожрал сам себя. Расколол, испепелил и умер. Я истощилась. Перевожу заплаканный взор на Дарину. Она стоит покорно, опустив голову. Молчит и тихо плачет. Я подставила ее. На себя мне плевать и уже давно. А подругу мне жаль. Из-за меня она встряла в нехорошую историю. Может, есть во мне хоть капля сострадания, и я смогу девушке помочь, как помогала мне она?
Вижу, как один из державших ее, лапает грудь под футболкой и пытается поцеловать шею. Она слабо отпирается, но второй громила тут же захватывает хрупкие руки, и девушка сдается. Безмолвно кричит взглядом, будто знает, что выхода нет.
Мычу и пытаюсь укусить Игоря. Две девушки против трех громил. Неравные силы. Старые раны распускаются гневом, и я брыкаюсь. Грубая пощечина взрывает перед глазами фейерверк, шум в ушах выключает на миг способность реагировать. Вязкое тело сползает, ноги немеют, а пальцев рук не чувствую. Крепкий локоть пережимает горло, придавливая к стене. Хриплю и вливаюсь руками в трикотажную черную ткань.
— Не вырвешься, малышка, — склонившись, говорит Игорь, и я слышу терпко- горький запах из его мерзкого рта.
Не вижу изверга сквозь слезы, только слышу.
Дарина стонет и плачет в стороне, и я вот чаянии шепчу: — Я согласна…
Глава 19. Просыпаться всегда тяжело
Густой горький воздух влетает в легкие, и я сгибаюсь пополам. Крик срывается с губ, будто мне в ребра вонзается нож. Жаркая пульсация настолько сильная, что я не чувствую тела. Перед глазами плывет жидкая темнота, и острый пик оргазма выламывает и рвет изнутри.
Изливаюсь на простынь. Комкаю ткань и сжимаю челюсть до хруста. А затем лежу, тихо постанывая и ненавидя себя. Вот же приснилось! Никакого отдыха от мыслей, и во сне ее образ не дает покоя. Где моя Вика? Сердце стынет от одной мысли, что не увижу больше. Нужно вставать! Искать! Сбивать ноги, выжимать до дна магические силы… и не находить… Как же я устал!
На негнущихся ногах бреду в ванную. В зеркале шарахаюсь от побитого отражения. Волосы облепили вспотевшие виски и щеки. Под глазами залегли темные круги. А в радужках теперь больше мутного, чем голубого. Как же я себе опротивел! До зубной боли и тошноты.
Ян еще спит. Слышу громкий храп из залы. Вчера он выпил столько, что вряд ли я смогу его растолкать в ближайшие несколько часов. Пусть.
Сжимаю кулаки, чтобы подавить желание придушить друга за его поступок. Но я сам виноват. Должен был предусмотреть это, должен был отказать Верхнему и не позволить игры с памятью жены. Я считал, что нет причин скрывать от Вики позапрошлый год. Она любила меня после всего, что я сделал. Жизнью рисковала. Не может не простить меня. Не верю я в это. Да и переход можно было корректировать, а так — неизвестно чем обернется наш блок.
Все-таки стоит поднять Яна!
— Зима, вставай! — после быстрого умывания несу кружку с водой в зал. Если не захочет так, придется снова шоковую терапию применить, хотя тратить силы совсем нет желания.
Друг бормочет что-то и, ворочаясь, кутается в одеяло. Его выстриженный висок блестит, а длинные волосы на макушке занавешивают лоб и нос. Никогда не понимал этой моды, но к Яну уже привык. Не представляю его другим.
— Эй! — опускаю руку в воду и рассыпаю над ним капли.
— Встаю, — хрипло выдает он и отпихивается. — Уйди, Марк! Я сейчас проснусь. Дай пару минут.
— Ты дал мне время? Нет! Потому, вставай! — поливаю сильней.
Он накрывается одеялом с головой.
— Изверг! Лучше бы побил, чем вот так будить.
— Так сейчас устроим, — я усмехаюсь, хотя мне вовсе не до шуток. После поллюции гадко на душе: будто выжали все жизненные соки. И сон такой реальный, что мне кажется песок до сих пор скрипит на зубах, и все еще слышится звон трубочек над головой.
Присаживаюсь на диван. Ян поднимается тяжело и, поджав к себе крупные колени, опускает на них голову и чешет волосы растопыренными пальцами.
— Это бессмысленно. Кому нужны наши женщины? Сначала Лиза, теперь Вика. Не думаю, что она будет так тщательно прятаться из-за обиды. Мы бы нашли ее.
— У меня есть подозрения, — начинаю говорить.
Зима вскидывает голову и глядит мне в глаза. Синяк на весь левый глаз, сейчас в стадии сине-фиолетового. Я только отек снял магией, на большее Ян не заработал.
— Аким? — он щупает пальцами ударенное место. — Шикарно смотрится?
Киваю.
— Ты прекрасен спору нет. Ну, а кто еще может? Только у Акима есть возможности, да и события в Северном наводят меня на мысль, что у него там все было схвачено.
— Тварь! Так мы же его никогда не найдем. Зачем ему Крылова? Из-за суггестии?
Пожимаю плечами. Темный маг может защищать Вику, но может и навредить. И что он выберет — неизвестно. Мне кажется, даже Ангелина была просто пешкой в его игре. Даже жаль ее стало, хотя давно не отношусь к ней как к матери.
— А что с тобой? — Ян хмурится. — От тебя веет сексом.
Эта его особенность читать мысли в прямом эфире иногда меня достает. Но что поделаешь? Да и мы с ним давно договорились, что нарочно он не будет читать друзей и знакомых, даже если это важно. И Вику я запретил читать, не хватало еще третьего лишнего в нашей постели.
Я поднимаю на него тяжелый взгляд и, сцепив зубы, говорю:
— Позлорадствовать хочешь?
— Дурак, что ли? — удивляется он. Встает с дивана и заворачивается в одеяло. — Слишком зримые эмоции. Ты что Вике изменил? Марк!
— Вот точно дурак! — прыскаю я. — Короче, забей! Снилась она мне, вот и все. — Не стыдно, но горький полынный вкус течет в горло. Жжется, и так хочется сплюнуть эту гадость.
— Можно посмотреть? — вдруг говорит Зима, прищурившись. Не улыбается, не шутит.
— Совсем мозги склеились? — набираю побольше воды в кулак и орошаю его лицо. — Даже не мечтай!
Ян ржет, а потом снова становится серьезным.
— Ты не понял. Эти эмоции не иллюзорные, будто на самом деле было. Я же сны видеть не умею. Не знал?
А вот это интересно. Я об этом не подумал. Соглашаюсь. Ян отбрасывает одеяло и подходит ближе. Стараюсь не смотреть на его помятый вид и смешную пижаму в полоску. Но язык не сдерживаю:
— Милая ночнушка.
— Цыц! — близко говорит Ян и касается пальцами моего виска. Его ресницы вздрагивают, а карие радужки заливает чернотой зрачка. Через какое-то время он отстраняется и начинает ходить по ковру туда-сюда. — Марк, нужно еще раз уснуть. Это реальный сон. Не знаю, как объяснить. Как параллельная реальность, но только ваша, личная, уникальная. Никогда такого не видел и не слышал, но я будто был там: в беседке. Еще звон такой характерный, — он прикладывает палец к губам, задумавшись.
— Музыка ветра, — подсказываю.
— Точно! — останавливается напротив меня.
— Значит, Вика сможет во сне сказать мне, где она? — жар от осознания сбивает дыхание, и голос получается с хрипотцой.
— Именно!
Идея прекрасная, но как ее выполнить? Спать я сейчас не хочу и нужно ведь, чтобы Вика тоже спала. Насколько я понимаю, иначе не получится встретиться.
В коридоре завывает мобильный Яна. Пока он добирается, я глушу в груди грохот сердца.
Ян что-то орет, но я не могу разобрать слов. Несусь к нему через завалы шмоток.
— Только ответь, где ты? Не молчи! Марк здесь. Вернись домой, не делай глупостей. Ты не все помнишь! Вернись, и все наладится!
Шепчу зачем-то:
— Кто звонит?
Ян шевелит губами: «Это Вика».