Выдыхаю и отступаю, касаясь бедром холодного умывальника.
— Обещай мне только попрощаться с ним, сказать ему о своих чувствах, — девушка заламывает руки и качает головой. Светлые волосы колышутся, как колосья пшеницы. — Ты должна пообещать.
— Как? — горько выдавливаю. — Мы здесь взаперти. От меня требуют невозможного. Я пустая! Да оно же видно, что ничего не умею.
— Встретиться с ним несложно, да и ты уже это делала, — она загадочно улыбается.
— И не раз.
Я застываю с открытым ртом.
— Сны?
Она кивает.
— Это ты сделала?
— Ну-у-у-э… — Дарина смотрит в сторону, и на ее бледных щеках распускается румянец. — Ну, я немного умею петли…
— Зачем?! Нельзя было меня предупредить? Я не хотела его видеть, не хотела слышать! Мне это не нужно было! — кричу, срывая боль на подруге. — Дарина, это жестоко… — поворачиваюсь к крану и умываюсь. — Нельзя так с людьми. Нельзя. Вы всё решаете за меня. Ненавиж-ж-жу… — выцеживаю сквозь зубы и бью кулаком по холодному кафелю под зеркалом. Косточки трещат, а боль не отрезвляет, не приводит в чувства. Настоящая она! Конечно же, она же во мне, потому всем плевать. Больно же мне, а не им!
— Мне не плевать, — тихо говорит Дарина. Ее взгляд блуждает по стене и застывает на крохотном длинном окне, откуда пробивается дневное солнце. — Я докажу, что ты и сама все это можешь. Даже лучше, чем я. Ты — сильная. Возможно, когда-то станешь сильнее внестепенника. От тебя искрит даром, а я знаю, как он выглядит.
— Одного не могу понять, — почти рычу и не могу себя контролировать. — Нахрена он мне? Дар! Магия! Ерунда! Я не хочу творить чудеса, не хочу быть особенной, ничего не хочу! Мне нужна была только семья, дружба, любовь…
— Так все в твоих руках! — оживляется девушка и робко касается моего плеча. Я отряхиваюсь.
— Нет. Уже поздно.
Глава 28. Веришь ли ты?
Марк
Выбираемся из лабиринтов коридоров. Я слышу только грохот сердца в груди. Знаю, Злота права, и мне нельзя впутываться в нелепое и жестокое задание снова, но волнуюсь за Вику так, что хочется сорваться и побежать назад к Верхнему и умолять о помощи. Обещать все что угодно, лишь бы любимую найти. Спасти.
Но нужно ли Виктории такое спасение? Она не простит мне пятьдесят загубленных душ — детей. После снов я сомневаюсь, что вообще примет, каким бы ни было мое решение. Натворил дел, согласен. Но я хотя бы буду знать, что пытался сделать все, что в моих силах. Мне важней ее безопасность, чем… Нет! Наша любовь важна, но ее жизнь намного дороже.
— Ян! Марк! — окликают нас.
Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Вера Васильевна выглядит встревоженно, подбегает и отводит нас в затемненный угол. Бросает беглый взгляд вверх, где черными глазками за нами наблюдают камеры.
— Я знаю, где Крылова, — шепчет она, опуская голову. — Собирайте всех, кого сможете. Адрес попозже с Бором пришлю. Все. Уходите!
Она отталкивается и, так же, как появилась, исчезает в лентах коридоров.
На свежем воздухе становится легче, но я пылаю изнутри и знаю, что это надолго. Не успокоюсь пока не увижу жену, не увижу мою Медди. Сцепляю зубы, чтобы не вспоминать, кто дал ей эту кличку. Болезненно было называть ее так, но после зачистки памяти, Вика не должна была помнить наши пропущенные полгода. Я не хотел, чтобы она страдала и сам делал вид, что все в порядке. Зачем называл ее так, не знаю. Прицепилось на язык и не сползало. Я будто напоминал себе каждый раз, когда оно срывалось с губ, о злобе и затаенной мести. А потом Сверилова под защиту взял Трио, и до белобрысого насильника добраться оказалось сложней. Я хотел разорвать его на куски, но не во вред Вике. И себя чувствовал виноватым, потому что напоминал ей о насилии во время задания и будто кинжалом ковырял самое больное. И себя ковырял тоже, ведь любил ее тогда. Безумно. До сноса крыши, как дурак. Не знал ведь, что в глубине души любовь уже жила раньше и просто выбралась наружу. Как бабочка из куколки. Едва увидел Вику в больнице, едва коснулся губ и услышал ее запах, я просто исчез с радаров для других женщин. Понял, что только ей хочу принадлежать. Я думал, что схожу с ума или качусь с крутого обрыва в пропасть. Разве это можно назвать как-то иначе? Однозначно, сумасшествие.
Ненавижу себя за слабость. За то, что не смог противостоять заданию, не отказался сразу. Нужно было сдаться! Пусть бы делали со мной, что угодно, лишь бы Вике не причинять боль. Но что сейчас вспоминать? Память можно почистить, а поступки все равно останутся клеймом на сердце. На моем черном сердце.
— Марк, пора… — говорит Ян, мягко сдавливая плечо.
Я поднимаю взгляд, друг с опаской пятится.
— Успокойся! Загоришься сейчас, — выставляет в защиту ладони. Я гляжу на его опухшую рожу, фингал под глазом и начинаю ржать.
— Ты сейчас на бомжа похож!
— Пофиг! — смеясь, отмахивается Зима и присаживается на невысокий кованый забор.
— Ян, — улыбка гаснет, и я говорю серьезным тоном. Тру подбородок и стискиваю пульсирующие виски. — Ты не виноват. Просто знай это. Я сам тогда далеко зашел и оправдываться не буду. Ведь знаешь, что…
— Ты был вынужден.
— Это не оправдание! — мотаю головой и присаживаюсь рядом. — Я мог отказаться.
— Не мог. Тебя бы все равно заставили: или сдали Ангелине, или зачистили. Выхода не было, и Вика поймет.
Долго гляжу на измазанные пылью туфли и кусаю щеку изнутри, пока не чувствую на языке соленый вкус. Мне хочется верить, что так и будет. Даже знаю наверняка, что Вика простит, ведь у нее светлая душа: чистая и незапятнанная. Но смогу ли я себя простить? В душе уже год, будто хроническая зараза, сидит мрак. Он точит нервы, разбирает на сегменты по-живому и не уменьшается. Не смыть грязь содеянного зачисткой памяти. Я никогда от этого не смогу освободиться. Да и на меня блоки забвения почти не действуют. Или действуют, но на короткий срок, а затем вся боль возвращается.
Но я знаю, кто сможет помочь.
— Нужно найти его, — вдохновленно говорю, глядя в карие глаза друга с расплывшемся сверху кровавым пятном. Хорошо я приложился, долго сходить будет без магии.
— Кого? — вяло переспрашивает Ян и, срывая из-под забора сухую травинку, начинает ее неистово разгрызать.
— Фу! Она пыльная!
— Да жрать охота, — пожимает плечами Зима и добавляет: — Ты о суггесторе?
Киваю, и по телу стадом мурашек бежит дрожь. Сдерживаюсь, чтобы не встряхнуться.
— Только Вика сможет помочь. И зачем он тебе? Очистить совесть мечтаешь?
— Ты точно мой друг? — смотрю на него исподлобья, а Ян ухмыляется.
— А как же! Просто совесть не очистить подручными средствами, Марк. И ты это прекрасно понимаешь. Да и суггестор не станет заниматься ерундой. Ты, — он глубоко вздыхает и поправляется: — Мы для него пешки.
Парковка шумит, трутся колеса об асфальт, изредка до нас долетают голоса. Я ловлю себя на мысли, что Ян прав, но все равно попробовать стоит. Суггестор хотя бы даст ответы. А может, и предостережет меня от нового ошибочного шага.
— Твою ж мать! — говорю вслух, и Ян отвечает коротким «угу». — Получается замкнутый круг. Только суггестор может найти Вику, и только она может направить, где искать Великого мага! Тварь!
— Тише! — Ян хлопает меня по плечу. — Нервы не помогут. Нужно шевелиться. Вера говорила собирать народ? Давай сделаем хоть что-то! Это по морали не ударит и хуже не сделает. А поддержка двух-трех десятков крепких волшебных рук, — Зима теребит пальцами воздух, — нам сейчас не помешает. С кого начнем?
— C братца, — отрезаю я и встаю.
— Плохая идея, — снова лыбится Ян.
— Врезать?
Он примирительно вскидывает ладони.
— Молчу.
Глава 29. Такие разные друзья
Вика
Дарина кажется мне ненормальной. Только вчера ее чуть не изнасиловали толпой, а сегодня она уже шутит, кокетничает и виснет на шее одного из учеников Акима. Кажется, тот же румяный, что приходил в класс к моему мастеру.
— Вика, не грузись, — говорит девушка и целует в щеку ошарашенного парня. А мне не смешно и смотреть на их шуры-муры неприятно. И больно. Но Дарина права — нужно брать себя в руки.
— Куда мы? — перевожу тему.
— Есть тут одна прикольная комната. Пойдем, — она тянет нас за собой, хватая за руки. Детство, в самом деле! Но я не сопротивляюсь. Она обещала помочь, как и я обещала с Марком объясниться перед тем, как стереть. Даже от одной мысли ноги подгибаются, но я должна быть сильной.
— Ты избавишь меня от снов? — напоминаю и, ловко выдергивая пальцы из ее цепких рук, иду немного быстрей. Бросаю через плечо: — Или ты слаба на слово?
— Обижаешь, подружка. Кстати, я только пропустила тебя в сны, все остальное ты сделала сама. Они неподвластны другим магам. Марк ведь был немногословен? — она мягко и хитро улыбается, морща веснушчатый нос.
Я киваю.
— Правильно. Значит, твой сон. В своем он бы выпытал у тебя все и уже бы ломился в ворота поместья.
Я глажу пальцами выбитый рисунок на стенах, чтобы не позволить себе разнервничаться.
— Я веду его во сне? Все происходит только по моему желанию?
— Именно! Ты не хочешь говорить ему, а он и спросить не может. Нет власти.
Дарина подмигивает мне и снова чмокает паренька. На этот раз в губы.
— Нравлюсь тебе? — говорит ему порывисто.
Он смущенно смотрит на меня, я, улыбаясь, отворачиваюсь и не слышу ответа. Иду дальше. Меня встряхивает от воспоминаний о Марке: его поцелуях, прикосновениях и объятиях. Жар льется по венам и сдавливает легкие. Как же мне хочется назад в забвение. Пусть бы не знала правды, пусть бы он дальше меня обманывал, но зато там было счастье. Хотя и ненастоящее.
— Дарина… — вспоминаю, что и правда не сказала мужу, где нахожусь, а ведь он уже несколько дней, как вернулся домой и, уверена, сходит с ума. Из-за того, что потерял меня, или из-за того, что птица вылетела из клетки?
Коридор заканчивается высоким холлом. Оборачиваюсь. Подружка с парнем приникли к стене и страстно целуются. Он путает ее волосы неуверенными движениями, а она задирает его свитер. Замираю на миг. Не знаю больно мне или приятно, но жар наплывает на щеки, и кончики губ опускаются. Я им завидую. До такой степени, что скрипят зубы и чешутся кулаки. Попадись кто под руку, завалила бы одним хуком.