— Я не хочу об этом говорить! — неожиданно резко отрезает Зима. Машина притормаживает и замирает в тени позолоченной акации. — Приехали. Первый клиент. Двенадцать лет, девочка…
— Достаточно, — не даю ему договорить, выхожу из машины и сплевываю в сторону. Во рту дикая горечь стоит, будто отвара полыни напился.
Я и сам прекрасно знаю, что малышка умеет делать. Конечно, без Артема и его подсказок об особенностях магов — тяжело, но ради Вики придется рисковать. Дети в таком возрасте обычно скрывают свои способности: думают, что их засмеют, в психлечебницу отправят. И они правы. Самый крупный урожай адептов всегда среди белых стен и смирительных рубах.
Глава 38. Ты спишь?
Дарина возвращается быстро, я даже не успеваю уснуть. Не засыпаю и позже. Через час, через три. Небо сквозь тонкий тюль напоминает глубокое беспокойное море. Светло-сиреневые тучи, будто корабли, рассекают темные воды над головой, увлекая за собой в безоблачные дали.
Луна, выбравшись из объятий воздушных «кораблей», смотрит в окно и окрашивает волосы Дарины в нежно-лимонный. Девушка так и уснула в обнимку со сказками: толстой книгой в золотой обложке. Когда она вернулась и убедилась, что я напилась воды — только через край не лилось, села читать мне сказки. Я слушала ее голос, но делала вид, что сплю, хотя подруга продолжала читать, будто знала, что я притворяюсь. И каждое придуманное слово автора проникало в мою душу и царапало, будто коготь ястреба — разрывая по живому. Счастливые концовки казались натянутыми, а любовь и верность героев ненастоящей. И, когда Дарина затихла, оставив Белоснежку в гробу, не спасенную Принцем, я решила не будить подругу и просить дочитать финал. Пусть моя сказка закончится именно так.
Тело затекает, и от желания размяться, я выхожу из комнаты.
Хожу темными коридорами, будто привидение. Настенные лампочки слепят глаза до слез, приходится прикрыть лоб козырьком ладони. Резка по дереву в холле будто облита вишневым вином, а глянцевые перила так и хочется огладить, прикоснуться к старинным фрескам. Веду пальцами по узорам, но отдергиваюсь, когда пучки нагреваются от магии.
Лучше осторожней, а то пожар можно устроить. Трио потом еще долг на меня повесит за ущерб.
Интересно, спит ли сейчас Иллион, я бы спросила его, что мне делать дальше. Но глубокой ночью не решаюсь ступить в крыло, где находится его комната, напротив, иду в другую сторону и наслаждаюсь тишиной огромного дома. Под подошвами балеток стучит паркет. Нежно так: тук-тук-тук… Звуки моих шагов гаснут за спиной, и мне на миг становится легко и хорошо. Будто нет предательства мужа, нет плена, на который я добровольно согласилась, нет дара, который мне сто лет нужен.
Следующий коридор выводит меня в зал с несколькими дверьми. Из-под одной льется белый свет, и я ступаю заинтересованно ближе. Он зовет и манит, за душу тянет.
Неожиданно вдалеке оживают шаркающие шаги, а потом из-за поворота, покачиваясь, появляется вытянутая фигура. Я узнаю Игоря по наклону головы, по осанке, по светло-пепельным волосам. Влетаю в дверь и замираю от жуткого сковывающего мышцы шока.
— Ну, здравствуй, Виктория.
Поворачиваюсь, и прежний шок затмевают вспыхнувшие эмоции и волнение. Суггестор. Светловолосый, короткостриженный, в белой, как мел, рубашке.
Михаил сидит в кресле и смотрит на меня, будто ждал. Показывает взглядом на стул напротив, и я сажусь. Не свожу с него глаз, не моргаю, потому что не верю в происходящее. Мне кажется, что была здесь когда-то давно. Я словно провалилась в дежавю. Словно проматываю видео-пленку из личного архива.
Белоснежные стены отливают перламутром, на них выбиты жаккардовые узоры. Суггестор молчит и ждет. Я знаю, что он скажет, заранее. Наверное, я незаметно уснула, и это просто иллюзия, а воспаленное сознание подбрасывает мне старые блоки памяти.
— Кто вы? — говорю по сценарию. И Михаил отвечает предсказуемо:
— Вспомни.
— Память приносит боль, не хочу помнить, — иду против течения и разрушаю заданный курс дежавю другими мыслями и словами. — Мы во сне?
— Нет, но сон ничем не отличается от яви. Разве, что плотностью.
— Ерунда. Сны — это сны и ничего более.
— Как скажешь.
Михаил складывает перед собой руки и долго смотрит в пустое пространство, будто пытается выжечь дыру в воздухе и прыгнуть в телепорт.
Я мучаюсь от желания попросить вычистить Марка из моей жизни, но боюсь. Да, мать вашу, я боюсь его потерять. А вы могли бы убить вечную любовь одним взмахом руки?
— Вика, ты — сильная девушка, но запуталась в страхах, как бабочка в янтаре, — говорит мужчина и наклоняет немного голову. Блеск его глаз разворачивает передо мной белое молочное свечение. — Теперь придется определиться, кем ты хочешь быть и с кем ты хочешь быть. Марк не справится один, если ты разочаруешься…
— Не говорите о нем ни слова! — злюсь и сжимаю кулаки. — Он сделал мне слишком больно, — в теплых глазах суггестора кружатся бабочки, я опускаю взгляд, чтобы не расколоться на части от эмоций.
— А как же прощение?
— Я его не помню, — смотрю в глаза суггестора. — Не помню прощение!
Михаил серьезен, ни одна морщинка на его лице не меняет положение, будто он не умеет улыбаться или хмуриться. Просто смотрит вперед, мне даже кажется, что смотри сквозь меня. И не двигается, словно боится тратить силы.
— Когда ты захочешь вернуться — будет поздно, — низко-низко говорит он, отчего меня бросает в холодный пот. — Не ступай в огонь, мотылек, — сгоришь.
— Если вы такой сильный, верните мне кусочек памяти — может, я смогу понять, что происходит, и зачем Марк так поступал. Зачем издевался. А пока мне сложно это принять и понять.
— Нет, — Михаил сцепляет пальцы крепче. Даже косточки проявляются блеклыми пятнами сквозь сухую кожу. — Ты сама должна это сделать. Иначе будет не тот эффект. Лекарство не поможет, если человек сам не хочет вылечиться.
— Сейчас я хочу только забыть о Марке, — дергаю кольцо на пальце, и оно внезапно легко снимается. — Как такое возможно? — вырывается. Я тычу ему в лицо колечко.
— Заберите. Заберите, — и плачу. Чувствовать свободу — приятно, но понимать, что ниточки связи с мужем необратимо обрываются, больно.
— Уверена?
Сжимаю кулак, пряча внутри прошлое. Кольцо давит в ладонь, а в сердце сжимается пружина. Я — заведенный механизм бомбы, и лучше от взрывателя быть подальше. Киваю и стискиваю зубы до хруста.
— Заберите!
— Вика, придет время, и ты попросишь его назад. Смотри, чтобы этот момент не прошел мимо. Тогда руины будут необратимы. Не построишь дом в бездне, Виктория.
— Нет. Не попрошу. Можете переплавить на сережки для своей жены.
Суггестор берет кольцо, и от его прикосновения током прошибает позвоночник.
— Просыпайся, Вика…
Глава 39. Через себя не переступишь
Последняя пара адептов находится в приюте. Близняшки: брат и сестра, сильные будущие маги. Раскрытые в первой степени. В строке «способности» стоит длинный прочерк, но я уже столько насмотрелся на новеньких, что мне все равно, каким даром наделила их матушка природа. Впервые ловлю себя на мысли, что рад бы вовсе не знать о магии и никогда с ней не сталкиваться. Но не судьба: теперь я даже память себе не могу откорректировать. Суггестор лишил меня этой блажи.
Дорога и работа вымотали, и сил остались крохи — лишь бы на обоих ребятишек хватило. Им по тринадцать, могут уже хитрить и выдавать такие фокусы, что слабый маг от их воздействия вполне рискует сыграть в ящик. Ян прикрывает, идет рядом и зыркает по сторонам. Он немного взъерошен и распатлан, а в темных глазах мутными пятнами отпечаталась усталость и страх.
Хорошо, что в последней парочке адептов нет глубоких родительских отношений: можно легко удалить воспоминания о детях из работников, а дети-ровесники и друзья обычно очень быстро забывают тех, кому повезло «найти семью» — именно такую легенду мы для них придумали.
Солнце снова в закате, а я мечтаю поставить точку после пятидесяти и уснуть. Отключиться на десятки часов и встретить любимую в иллюзии-не иллюзии, умолять ее понять: глазами, прикосновениями, любыми средствами, даже если Вика не позволит мне говорить. Даже если запечатает намертво мои губы магией. Вдруг смогу достучаться… просто взглядом. Неужели она не увидит мою любовь где-то в глубине зрачков? Раньше ведь могла.
Какой она теперь маг? Что умеет? Мне это интересно, но и страшно. Если у нее способности времени или пространства — в состоянии агрессии Вика может сломать все, что у нас когда-то было. Возможно, сны — это часть ее дара? Или кто- то рядом помогает, но важно, что хоть так мы можем видеть друг друга, иначе я бы сошел с ума от тревоги. Или сошел, ведь ни один сумасшедший не признает свою болезнь. Если Вика перешла в первую степень полностью, блоки памяти должны пасть. Это уже надежда. Она вспомнит остальное, и простит меня. Верю, что сможет.
Знаю, что после этих трех дней не смогу жить нормально. Номерок «50» навечно нависнет над моей головой тяжелым топором, но я делаю это ради Вики и ее спасения. Она не оценит, не поймет, скорее всего, но я сейчас в глухом тупике и ничего лучше, чтобы спасти ее из лап Акима, придумать не могу. Поддержки нет, помощи нет. Мне пришлось сделать это. Теперь только бы успеть… Злота сильнее, чем мы думаем, и ее угрозы всегда стоит учитывать. После звонка чаровницы у меня в груди вечный колотун, заведенный двигатель внутреннего сгорания. Только я теперь не еду вперед, как авто, а изматываю себя изнутри.
У Пестова много связей, есть сильные боевые маги: он должен нам помочь. Плюс те, кого соберет Настя, подружка Артема. Соберем армию и отвоюем Викторию. Главное, чтобы шеф ничего не выкинул в последний момент.
Немая вчера отзвонилась, что брату стало лучше. Он пришел в себя, но пока говорить не может. После этого я даже приободрился: дело пошло чуть быстрее.
Уложились за трое суток, хотя думали, что затянется на дольше. Я практически не спал, не ел и выдохся. Вика не приходила в сны, что безумно беспокоило, но здесь и сейчас я был бессилен что-то изменить, потому просто терпеливо ждал и выполнял задание. Ломал нашу жизнь изнутри. Я просто надеюсь любимую спасти, больше мне ничего и не нужно.