— Вы хотите меня? — спросила Козетт, как будто удивляясь.
Ной не был уверен в том, что хочет заниматься с ней сексом, но улыбнулся и заверил: конечно да. Она тут же схватила его за руку и практически выволокла из комнаты, оставляя Джеймса с прекрасной Ариэль, Мадлен и Софией.
Козетт повела Ноя на третий этаж. Когда они проходили мимо закрытых дверей на первом и втором этажах, звуки, доносившиеся из-за них, свидетельствовали о том, что внутри находятся другие девушки вместе с клиентами.
Комната Козетт в точности напоминала свою хозяйку — невзрачная, неубранная, неухоженная.
— Вы должны дать мне деньги, — сказала девушка, протягивая руку.
Ной не разбирался во французских деньгах. Он достал из кармана банкноту в десять франков и протянул ей. Девушка нахмурилась, поэтому он добавил еще десять. На этот раз она улыбнулась и направилась к двери. Там она кому-то передала деньги.
Козетт начала снимать свое синее домашнее платье, но Ной ее остановил.
— Я не могу, — сказал он. — Мой друг очень хотел женщину, и я просто составил ему компанию. Может, просто поговорим?
Козетт пожала плечами и села на кровать, снова натягивая платье на плечи.
— Англичане — странный народ, — сказала она, качая головой.
Ной засмеялся.
— Да, с этим не поспоришь. Многие из вас совсем молоденькие. Я слышал, у мадам Сондхайм иногда бывают очень юные девушки?
— Только не для таких молодых людей, как вы, — скептически заявила Козетт. — Они для стариков.
Ной подошел, сел на кровать рядом с ней и взял ее ладонь в свою.
— А молодые англичанки у нее бывают? — спросил он.
Козетт кивнула.
— Иногда. Им очень плохо. Мы слышим, как они плачут. И для нас это плохо — посетители хотят только их.
Ной из ее слов понял, что интерес к ней и остальным девушкам падает.
— А вы видели кого-нибудь из них?
— Нет, никогда. Они живут наверху и в гостиную не выходят.
— Они находятся взаперти? — Ной жестами показал замок.
Козетт кивнула.
— Мужчины поднимаются к ним наверх?
Очередной кивок.
— Как часто? — спросил Ной.
Она жестом показала, что речь идет об огромной сумме денег, и скривила губы от отвращения.
— А потом куда они деваются? — поинтересовался Ной.
Казалось, Козетт не поняла вопроса. Ной повторил еще раз, переставляя слова, спросил: как долго девушки сидят наверху? Но она продолжала качать головой и повторять:
— Не понимать.
Но что самое удивительное, у нее в глазах стояли слезы.
Ной достал бумажник и отсчитал несколько банкнот.
— Тебе, — сказал он, вкладывая деньги ей в руку. — Мадам ничего не узнает. — Он приподнял ее подбородок и пальцем нежно вытер слезы. — Признайся мне, почему ты плачешь?
Потоком хлынула французская речь, и даже ничего не понимая из сказанного, Ной уловил негодование, и не в свой адрес.
— Говори по-английски, — попросил он. — Куда девались эти девушки?
— Я не знаю, — призналась Козетт. — Я слышала, как кто-то упоминал обитель.
— Обитель? — переспросил Ной. — Это монастырь?
Козетт пожала плечами, явно не зная ответа на этот вопрос.
— Куда? — спросил Ной. Он увидел у постели карандаш, взял его, открыл бумажник и нашел клочок бумаги, на котором можно было бы писать.
Но девушка оттолкнула его руку и покачала головой.
— Я не знаю, где это и как называется. Я только слышала, как говорили «обитель».
Он начал спрашивать, а не привозили ли сюда в январе девочку, но Козетт прижала палец к губам.
— Больше ни слова. Я ничего не могу сказать. Поймите, у меня будут неприятности.
Для Ноя это было равнозначно признанию в том, что девочку в январе привозили, и если бы им удалось найти монастырь, они бы напали на след.
Он не мог уйти от Козетт, не вселив в нее уверенность в себе.
— Ты милая девушка, — произнес Ной, обхватывая ее лицо руками и целуя в лоб, щеки, губы. — Если бы я не был женат… — Он замолчал, надеясь, что она сделает правильные выводы из этого замечания. — Жена заставила меня пообещать, что в Париже я буду вести себя прилично.
Козетт улыбнулась. У Ноя создалось впечатление, что выглянуло солнышко. Ее личико преобразилось.
— Вашей жене повезло, — сказала она. — Говорите дальше, — попросила француженка, подталкивая его назад к кровати, когда он уже направился к двери. — Я буду отвечать по-английски.
Ной догадался, что она скорее не хочет ударить в грязь лицом перед остальными девушками, чем попрактиковаться в английском. Отказаться было бы верхом неучтивости.
Козетт сказала, что приехала из Реймса. Она старшая из семи дочерей, ее отец работает на ферме. Ей не нужно было говорить о том, что она приехала в Париж, чтобы стать проституткой, поскольку для нее это был единственный способ заработать деньги, которые она посылала семье. Девушка вспыхнула, когда призналась, что научилась английскому у художника-англичанина, который жил на Монмартре. Она сказала, что встречается с ним в выходные. Когда Ной спросил, женится ли он на ней, Козетт засмеялась и ответила: «Нет, потому что он очень стар». Она добавила, что он очень добр к ней, и Ною пришло в голову: чем больше она будет улыбаться, тем больше людей будут к ней добры.
Когда Ной вернулся в гостиную, в комнате осталась одна София. Она что-то сказала по-французски, какую-то грубость, и села, повернувшись к нему спиной.
Через пять минут спустился Джеймс. Он весь сиял, а его щеки просто пылали. В дверном проеме, отделяющем гостиную от прихожей, показалась служанка, проводившая их сюда, и подала им шляпы.
Оба друга молчали, пока не пересекли площадь.
— Она была превосходна! — выпалил Джеймс. — Такая добрая, такая щедрая…
— Но держу пари, деньги она взяла, — насмешливо заметил Ной.
Он был рад, что его приятель наконец побывал в борделе, но понял, что теперь его ожидает целый вечер рассказов о том, насколько восхитителен был этот опыт.
— Мне кажется, она не хотела их брать, — мечтательно ответил Джеймс. — Но она слишком боится мадам Сондхайм, чтобы отказаться от денег.
— Ты хоть о чем-нибудь ее спросил?
— Похоже, она мало что поняла. Я задал ей вопрос о юных девушках, и она сказала, что с ней мне будет намного лучше, чем с неопытными девицами.
Ной не смог сдержать улыбку. Наивно было бы ожидать, что его друг станет расспрашивать такую красавицу, как Ариэль, оставшись с ней наедине в спальне.
— Слово «обитель» означает «монастырь»? — неожиданно спросил он.
— Да, а что? — нахмурился Джеймс.
— Потому что именно туда отправляют юных девушек из этого борделя. К сожалению, искать в Париже неизвестную обитель — все равно что искать иголку в стоге сена.
Глава двадцатая
1911 год
Бэлль проснулась от жары и, как обычно, вся в поту. Сейчас она испытывала ностальгию по прохладе английского лета — одуряющая жара Нового Орлеана забирала все силы.
Она вспоминала, как обрадовалась, когда в апреле прошлого года ей досталась эта спальня. Комната располагалась в глубине дома, поэтому была уютнее остальных — большая, залитая солнцем, с красивой широкой медной кроватью. Тогда Бэлль и в голову не могло прийти, что спальня превратится в настоящий ад, как только на улице потеплеет. Именно поэтому никто из девушек не хотел ее занимать.
Но потом, за полтора года пребывания у Марты, она научилась никому не доверять. Что сегодня казалось добром, завтра могло превратиться в зло.
Чудовищной ошибкой было просить Марту предоставить доказательства того, сколько она за нее заплатила, особенно сразу после приезда сюда. Хозяйка тут же стала с ней холодна, и Хэтти предупредила Бэлль, что ей следует немедленно извиниться.
— Мы все так или иначе связаны договором, дорогуша, — объяснила она. — Хозяйка борделя должна проявлять строгость, иначе девушки перестанут ее слушаться. Даже тем из нас, кого она не покупала, как тебя, мадам все равно предоставляет еду и жилье. Она заказывает нам платья, туфли и тому подобные мелочи, а потом вычитает это из наших денег — ей же надо на что-то жить. К тому же мы должны заслужить ее доверие. Каково ей будет, если она возьмет девушку, а потом однажды проснется и обнаружит, что та удрала из города, прихватив столовое серебро и полный чемодан платьев?
После такого объяснения Бэлль все поняла.
— Я всего лишь хотела узнать, сколько еще мне отрабатывать вложенные в меня деньги, — пояснила она. — Не вижу ничего крамольного в своей просьбе. Как же мне тогда планировать свою жизнь?
— Марта на эту просьбу смотрит по-другому. Она скажет, что это только ее дело, — настаивала Хэтти. — А мы, девушки, как цветы, быстро увядаем. Ей приходится, пока это возможно, зарабатывать на нас денежки. Если мы забеременеем, заразимся сифилисом, либо же кто-то из девушек расквасит нам лицо, или изобьет кто-то из мужчин — мы больше не будем представлять для нее ценности.
От этих слов по спине Бэлль пробежала дрожь. Она и не задумывалась о том, что нечто подобное может произойти и с ней. Но зарекаться не стоило.
— Человек, который привез меня сюда, уверял, что Марта хорошая женщина. Она показалась мне такой доброй, — озадаченно произнесла она. — Как можно заработать на нас столько денег, а потом вышвырнуть на улицу, если случится что-нибудь плохое?
Хэтти ухмыльнулась, как будто не могла поверить в то, что Бэлль настолько наивна.
— Марта на самом деле хорошая женщина, по крайней мере, если сравнивать ее с большинством других хозяек борделей в этом городе. Она хорошо нас кормит; если мы болеем, о нас заботятся. Марта не заставляет нас работать, когда у нас месячные. Прежде чем жаловаться, дорогуша, открой глаза и посмотри, как живется другим девушкам в этом городе. Господи! Некоторых даже не кормят как следует, стегают плетью, отбирают детей. Я слышала об одной мадам, которая выбила на тыльной стороне ладони одной из лучших своих девушек «Шлюха», когда та захотела уехать домой к родителям. Несчастная так никуда и не поехала. Если у тебя есть пара лишних часов, я расскажу тебе о подлых хозяйках борделей — у тебя волосы повыпадают от ужаса.