й о своем таинственном возлюбленном.
Бэлль встречалась с мужчинами три-четыре раза в неделю. Редко это были свидания с постояльцами «Ритца»; у Паскаля были связи в различных кругах. Но где бы ни проходила встреча — в другой гостинице, в ресторане или даже у господина дома, — все клиенты были очень богатыми и, по-видимому, влиятельными.
Девушка решила, что Бернар, ее первый клиент, был со странностями, но на самом деле бóльшая часть мужчин, с которыми сводил ее Паскаль, имели какие-то причуды, и чаще они были еще более необычными, чем у Бернара. У Бэлль был клиент, который просил ее прохаживаться обнаженной в свете луны, а сам в это время мастурбировал; еще один любил, когда его шлепали тапкой. Была парочка клиентов, которые обожали грубый секс, но, к счастью, они не успевали сделать ей по-настоящему больно. Еще один любил, когда им командуют, когда его бранят за непослушание. Был даже такой, который обожал играть в наездников. Он становился на четвереньки, а Бэлль должна была голой скакать у него на спине. Казалось, по меньшей мере половина ее клиентов не способна заниматься обычным сексом.
Бэлль вспоминала, как Этьен советовал ей пытаться полюбить своих клиентов. Задача непростая, но она ко многим испытывала неподдельный интерес, поскольку все мужчины были умными. Ей всегда удавалось вести себя так, как будто каждый из них был особенным. Бэлль преуспела в этом, потому что многие просили о последующих встречах и договаривались с Паскалем увидеться с ней еще раз.
Почти каждый день Бэлль считала заработанные франки. Сейчас у нее было достаточно денег, чтобы отправиться домой, но она чувствовала, что должна заработать еще, чтобы вернуться с триумфом, гордой победительницей с хорошим начальным капиталом, и открыть шляпный магазинчик. Она не хотела зависеть от мамы и Мог.
Бэлль мечтала о том, как войдет в родную кухню и увидит Мог. Она как наяву слышала радостные крики и чувствовала, как ее обнимают родные руки. Сложнее было представить реакцию матери: она, разумеется, обрадуется, что ее дочь вернулась домой, но Энни никогда не проявляла своих чувств, не демонстрировала любовь.
Потом Бэлль вспоминала о Джимми. Наверное, он уже женат, по крайней мере имеет подружку, но Бэлль была уверена, что он захочет с ней повидаться, хотя бы ради прошлого, поэтому с нетерпением ждала встречи с ним.
Тем не менее, как бы она ни мечтала вернуться домой, как бы ей этого ни хотелось, девушка прекрасно понимала, что никогда не сможет наслаждаться там такой свободой, как в Париже. Бэлль иногда разговаривала с англичанами, которых встречала в кафе на Монмартре и Сен-Жермен, и те уверяли, что больше всего в Париже им нравится отсутствие высокомерия и ощущение праздника. Бэлль и сама заметила, что парижане не слишком-то обращают внимание на происхождение; они полагают, что художники, поэты, писатели и музыканты так же необходимы обществу, как врачи и адвокаты. Ее никогда не спрашивали, чем она зарабатывает себе на жизнь, и хотя она подозревала: большинство из тех, с кем она познакомилась, догадывались, что у нее есть собственный источник дохода, Бэлль была абсолютно уверена, что, если бы она призналась, что работает танцовщицей или актрисой, о ней не стали бы думать хуже. Дома такое было бы невозможно.
К тому же в Париже Бэлль редко чувствовала себя одинокой. Девушка болтала с другими постояльцами, большинство из которых приезжали в Париж максимум на пару дней. Она познакомилась с завсегдатаями кафе, где часто обедала и пила кофе. В довершение ко всему она чудесно проводила время со своими клиентами, ходила в «Мулен Руж», театры и оперу. Она побывала во многих роскошных парижских ресторанах, танцевала в ночных клубах, проводила ночи в шикарных гостиницах и великолепных домах. Будет непросто вернуться к прежней жизни, когда ей будут указывать, что делать, когда все вокруг в Севен-Дайлс будут с любопытством глядеть на нее, потому что ее так долго не было дома.
Именно поэтому для Бэлль было очень важно вернуться домой с деньгами и открыть свой шляпный магазин. Она побывала у лучших парижских шляпников, увидела последние модные фасоны. Бэлль покупала специализированные журналы для модисток и внимательно их изучала. По вечерам, когда девушка одна сидела в своем номере, она рисовала эскизы, размышляла, как можно сделать ту или иную модель. Бэлль даже подумывала над тем, чтобы найти небольшую квартирку, где можно было бы поставить необходимые инструменты и хранить материалы для будущих шляпок. Тогда она могла бы вернуться домой с высоко поднятой головой и заявить, что стала шляпницей.
В Париже она была счастлива, однако существовала одна незначительная проблема — Паскаль. Вначале Бэлль относилась к нему очень настороженно, потому что чувствовала: он хочет ее. Но потом решила, что ей это показалось, поскольку, как только он стал ей доверять, их непосредственные контакты сошли на нет.
Указания о том, кто ее клиент, где и когда он хотел бы с ней встретиться, она получала через посыльного. В Париже была тьма парнишек, которые за пару сантимов готовы были доставить письмо. Потом клиент протягивал Бэлль запечатанный конверт с «гонораром». Она видела Паскаля только тогда, когда встреча с клиентом проходила в «Ритце», и даже в этом случае они всего лишь кивали друг другу в знак приветствия.
Но в начале марта он прислал ей записку, в которой просил о встрече в одном из кафе на Монмартре. Раньше Паскаль никогда не просил о личных встречах. Бэлль решила: вероятно, он хочет положить конец их договоренности, потому что боится, что о его махинациях узнает хозяин. Или же на нее пожаловался один из клиентов.
Паскаль уже сидел в «Ле-Мулен-а-Вен», где царила такая же гробовая тишина, как в базилике Сакре-Кер. Консьерж потягивал абсент. По его сгорбленной спине и кислому выражению лица было видно, что это не первый бокал. Бэлль ожидала неприятностей.
— А, Бэлль! — воскликнул Паскаль, завидя ее, и попытался подняться.
Он подозвал официанта и заказал бокал абсента для Бэлль, но девушка отказалась и попросила вина. Паскаль попытался убедить ее, что в Париже пьют исключительно абсент, но Бэлль пробовала его раньше и ей не понравился этот напиток. С тех пор она заметила, что абсент пьют только пьяницы.
— Зачем вы хотели со мной повидаться? — поинтересовалась Бэлль, когда ей принесли вино. — Что-то случилось?
— А что плохого в том, что я пригласил вас выпить со мной? — удивился Паскаль.
— Ничего, — ответила Бэлль. — Но предложение довольно необычное, поэтому я подумала, что у вас проблемы.
— Так и есть, — подтвердил консьерж, одним глотком опорожнил бокал и довольно громко попросил принести еще. — Моя проблема в том, что вы проводите ночи со всеми, только не со мной.
Сердце Бэлль ухнуло вниз — она знала, что Паскаль не из тех, кто будет флиртовать. Он говорил серьезно.
— У нас деловая договоренность. Нельзя смешивать работу и удовольствие, — улыбнулась она, надеясь, что он не обидится.
— Я бы вам заплатил, — сказал он.
Внутри у Бэлль все сжалось. Дело в том, что Паскаль вызывал у нее отвращение. Он был каким-то скользким. Она видела, как он разговаривает с постояльцами «Ритца», как он заискивает перед ними. Паскаль мазал волосы бриолином, который удушливо пах фиалками, а руки у него были слишком белыми и гладкими. Но больше всего ее пугал его взгляд — напряженный, расчетливый. Глаза Паскаля напоминали глаза рептилии и точно так же ничего не выражали. В нем не было ни теплоты, ни радости. Казалось странным, что такому мужчине вообще нужна женщина.
— Нет, месье Паскаль, меня устраивает наша нынешняя договоренность. Я не хочу ничего менять.
Бэлль не возражала против того, что его доля от заработанных ею денег, вероятно, даже больше, чем ее. Она понимала: чтобы сохранить место, он вынужден угождать важным постояльцам, а также хозяевам и управляющим гостиницей. Но было в нем что-то еще, что Бэлль не могла объяснить словами — что-то темное и, скорее всего, опасное.
— Называйте меня Эдуар, — попросил консьерж, накрывая ее ладонь своей белой мягкой рукой и подаваясь вперед.
Бэлль почувствовала, что от него воняет чесноком.
— Я мог бы дать вам гораздо больше, чем вы имеете сейчас.
Бэлль чувствовала, что самый разумный выход из сложившейся ситуации — не относиться к ней слишком серьезно.
— У меня есть все, что нужно, — заверила она Паскаля, убирая руку. — И мне кажется, сэр, что вы немного пьяны и завтра пожалеете о сказанном.
Вскоре она покинула кафе, но на сердце у нее было тяжело — Бэлль чувствовала, что это еще не конец.
Многие уверяли, что Париж обязательно нужно посетить весной. На окнах в горшках уже распустились желтые нарциссы, на деревьях появились первые листочки, а дни становились теплее. Тем же вечером Бэлль решила: неожиданный инцидент с Паскалем вовремя напомнил ей о том, что пора возвращаться домой. Она собиралась пожить в Париже еще пару недель, до Пасхи, которая выпадала в этом году на первую неделю апреля, а потом исчезнуть.
После Пасхи, во вторник утром, мальчик-посыльный принес Бэлль записку от Паскаля. В ней говорилось, что она должна быть готова сегодня в семь вечера. За ней заедет фиакр и отвезет ее к Филиппу Лебрану на Монмартр. Бэлль обрадовалась. Она уже три ночи провела с Филиппом. Ей нравился этот большой веселый человек, владелец виноградников в Бордо и двух больших ресторанов в Париже. Всего неделю назад Бэлль купила в комиссионном магазине у Шанталь красивое серебристое вечернее платье и туфли и только и ждала подходящего случая, чтобы надеть обновку. Филипп был из тех мужчин, которые любят покрасоваться на публике с эффектной девушкой. Бэлль знала, что он повезет ее в кабаре; вечером ее ждет вкусная еда, напитки, танцы и смех, а не только секс в гостиничном номере.
Она тут же приняла расслабляющую ванну и направилась в парикмахерскую, расположенную рядом с «Мирабо», чтобы вымыть голову и уложить волосы в прическу.
К семи часам Бэлль спустилась вниз и стала ждать экипаж. Габриэль что-то писала за столом. Она подняла голову и улыбнулась.