- Дедушка Никита, что с тобой? Разбойники на тебя напали что ль? - спросил кучер.
- Барыня! барыня! ключ у ней возьмите! - сам не свой говорил Никита.
- Христос с тобой, дедушка!.. Это нечистый ему почудился, - говорила кухарка.
- Он нездоров, ей-Богу! Ложись, дедушка, я за тебя пойду караулить, -отозвался с печи молодой работник.
Никита ничего больше не говорил, он швырнул в угол заступ и замок и лег на лавку, закрывшись с головой.
- И откуда это он такой замок приволок? Большущий! - говорила кухарка, подняв замок и разглядывая его. - Надо приказчику показать.
Никита бредил всю ночь. У него сделался жар. То мерещилась ему барыня с ключом, то он молился и просил Бога простить его грехи, то покупал каких-то коров и лошадей. У него сделалась горячка, и он долго прохворал.
Когда дедушка Никита оправился от болезни, то собрался на богомолье и ушел странствовать. Домой он больше не возвращался, и так никто никогда и не узнал, почему дедушка Никита захворал и почему так неожиданно, выпросившись у господ на богомолье, остался навсегда жить в монастыре.
III.
Весной приехал Федя в Елисаветино, и ему сказали, что дед Никита ушел и что в ту ночь, как ему заболеть, он принес какой-то замок, который и показали Феде. Федя узнал замок и понял, что хотел сделать Никита, и как страшно он за то пострадал. Теперь один только Федя знал, где находится клад. И Федя ни за что не сказал бы никому, где зарыт клад, потому что он боялся, что кто-нибудь, как Никита, захочет его украсть.
Федя с детских лет был сердечным мальчиком, любил делать добро, ничего не ждал. Когда он стал вырастать и остался на свете одиноким, сердце его стало не чувствительно; некому было любить его, не пришлось и ему отвечать кому-нибудь любовью. Сначала в дворянском пансионе, где он воспитывался, он очень привязался к одному бедному и слабому мальчику. С ним он делился всем, что у него было. Но мальчика этого взяли из пансиона, и Федя почувствовал себя опять совершенно одиноким. Когда Федя вырос, он стал скупой, перестал делать добро, перестал помогать бедным и старался больше и больше накопить себе денег. Однако он все-таки не решался вырыть бабушкин клад и помнил её слова: «до тех пор не вырывай из земли клад, пока не понадобятся деньги на доброе дело».
Феде казалось, что такое доброе дело никогда не представится, и вот начал он раздумывать: «Зачем так глупо пропадают деньги в земле? Лучше их взять и получать на них проценты, я еще побогатею. Да и не заперт сундук, замок оторвался, надо его хоть запереть...»
Думал, думал так Федя и решил вырыть сундук. Купил он себе в Москве новую большую железную лопату, и отправился раз ночью к тому месту, где был зарыт сундук. Земля, отброшенная еще Никитой, так и лежала бугром в сторон.
Федя не хотел брать сундук в дом. Он думал, не вынимая его из земли, перенести из него ночами понемногу все богатства. Он принялся копать, но потрудившись недолго, Федя так устал, что бросил и ушел домой.
На следующую ночь он опять не мог спать, так его и тянуло к дубу. Он взял замок, вложил в него ключ, который берег всегда у себя, запер, опять отпер замок, вынул ключ и положил в карман. Крадучись, тихонько пошел Федя на недоброе дело и снова принялся за работу. Дело непривычное, он скоро утомился, ноги и руки ломило сильнее вчерашнего, но он рыл и рыл. Вдруг чувствует он, что его точно подкосило, ноги его вдруг отнялись, он зашатался и упал. Ноги стали как мертвые, он не чувствует их и не может сдвинуться с места. Федя испугался, но тотчас же подумал, что у него много денег, и доктора, а то и заграничная поездка вылечат его; а главное ему не хотелось, чтобы его нашли тут, у клада, и, взяв под мышки заступ, он пополз на руках, с трудом таща свои больные ноги, прочь от дуба и старался выбраться на дорогу.
Долго тащился он по лесу, сквозь кусты и деревья, отдыхал, ложился и опять полз, полз, чтобы добраться до дороги. Наконец, он дополз и лег, терпеливо ожидая утра.
Часов в пять утра проехал водовоз с бочкой. Федя окликнул его. Водовоз сначала испугался, потом удивился, как попал барин ночью на дорогу.
Федя начал выдумывать, что бы ему сказать, но путался в словах и, наконец, сказал, что ему не спалось, что он пораньше утром хотел выкопать и пересадить из лесу в сад молодые дубки, но вот случилось с ним это горе; отнялись ноги, и он не может идти.
Федю привезли домой и положили в постель. Начали лечить доктора, но как ни лечили Федю, ничего не помогло. Он ходить больше не мог, и его катали в кресле. Горько показалось Феде, еще такому молодому, быть убогим и беспомощным. Стал он сильно скучать, перестал заниматься делами. Именья его пришли в упадок, дела расстроились, и он обеднел. Но клад он уже боялся трогать и не любил даже вспоминать о нем. Наконец, все было прожито, осталось одно Елисаветино, маленькое подмосковное именье, где и жил Федя.
______
Было лето, рабочая пора. Весь народ, чуть только занималась заря, уходил в поле на работы, а ночью мужики и ребята стерегли в ночном лошадей, бабы, усталые, засыпали лишь только до зари, с зарей они снова начинали работы.
Раз в праздник ночью, часу во втором, разбудили Федю страшные крики: «Горим, пожар!» Через несколько минут ударили в набат, и вместе со звоном колокола послышались отчаянные вопли баб и детей. Федя хотел вскочить, но ноги не двигались, и он упал на кровать. Он видел сквозь опущенную стору окна красное зарево пожара и стал громко звать человека. Человек, ходивший за ним, проснулся, но, увидав в окно зарево пожара, бросил своего барина и побежал в село помогать родным выгонять скотину и выносить имущество.
Феде страшно стало одному; село было тут же, вблизи его усадьбы: ну, как и его дом загорится, а он ни встать, ни выйти не может и сгорит, сгорит наверное один, без помощи.
Он стал молиться Богу.
Вдруг слышит он, что-то сильно ударило в крышу его дома, отскочило и куда-то упало.
Это упала огненная головешка; ее принесло с села сильным ветром, и она зажгла господский дом. Федя стал прислушиваться. От села долетали страшные крики, и треск падавших крыш и разрушающихся изб был ужасен.
В первый раз с давних пор почувствовал Федя горе за чужое несчастье, и ему жалко стало людей. «Бедные! что будут они теперь делать. Все у них сгорит, где и как будут жить старики, старухи, какой была и моя бабушка...»
Вдруг из соседней комнаты стал проходить к нему дым, потом послышался треск, и пламя осветило всю соседнюю комнату.
«Боже мой! и я горю! - подумал Федя. - Я не могу убежать, и я сгорю в страшных мучениях!»
Федя попытался встать, но не мог. В отчаянии он опустил голову на подушку, закрыл глаза и стал молиться. «Да будет воля Твоя!» повторял он. Вспоминал он свои грехи, вспоминал, как мало он сделал добра, и ему страшно стало умереть. Молясь, обещал он Богу, что если он будет спасен, то всю жизнь свою посвятит на добро.
А между тем в комнате делалось душно от дыма и жарко от огня. Где-то сбоку начинало что-то трещать... И в то же время кто-то сильным ударом кулака разбил окно, рама разлетелась, и человек Феди вскочил в комнату. Он схватил сильными руками Федю, поднял его е кровати и в одну минуту вынес в сад и посадил в катающееся кресло, оставленное с вечера в беседке:
- Иван, это ты? Спасибо, голубчик, ты спас меня от смерти. Ты один меня вспомнил... А там, там у вас все ли выскочили? Детей, стариков повытаскали ли? Ах, Боже мой, Боже мой, какое несчастье!
- Бог милостив. Все налицо. А я как глянул, - барский дом-то горит! Бросил все, побежал, сгорит, думаю, наш барин.
- Ну как же теперь, небось все твое добро и сгорело.
- Что делать! Божья воля. Бог дал, Бог и взял. Дело нажитое.
Барина свезли в уцелевшую от пожара людскую избу и там и положили. Сгорела вся почти деревня и весь барский дом. Спасли очень мало.
На другой день Федя попросил вывезти его в кресле на пожарище. Еще ничего не успели прибрать. Сундуки, кадушки, колеса, чашки, самовары, тряпье, лавки, столы - все валялось на улице. Бабы выли, малые ребята кричали на непривычных им местах. Привязанные к телегам коровы мычали, бегали растерянные куры. Мужики растаскивали баграми и заливали догоравшие бревна; Некоторые сгоревшие избы, с торчавшими почерневшими трубами, еще дымились.
Федя взглянул на все это и горько заплакал. Он с детства знал всех этих мужиков, все росли вместе с ним. Вон Петька, с которым он раз в детстве пропал в лесу, теперь он мужик с бородой; у него дети, и вот он унылый ходит по обгорелой избе что-то ищет. А вот Тараска, - веселый был мальчик, черноглазый, бойкий, плясал, бывало, так смешно, что бабушка тряслась от смеха, а Федя радовался, что бабушка одобряла его друга. У Тараски тоже сгорел дом, а он чахоточный и у него четверо детей, все маленькие. А вот пробежал дурачок Авдошка, усердно дует на что-то и очень удивлен; но лицо у него жалкое, и куда он теперь денется со старухой матерью?
«Как помочь? Как помочь?» думал Федя и вспомнил он слова бабушки: «Тогда вырой клад, когда понадобится на доброе дело».
Федя вдруг просиял, сердце забилось от радости. «Да, теперь я могу вырыть клад и отдать его этим несчастным, я могу помочь им и сделать доброе дело».
Федя подозвал старосту и еще несколько мужиков, знакомых ему, и сказал:
- Не горюйте, друзья, Бог пошлет нам помощь. Слушайте меня, берите лопаты, заступы, у кого что цело, и идите за мной, туда, куда я велю везти себя.
Мужики испугались, думали, что барин с горя и испуга сошел с ума. Но Федя улыбался доброй улыбкой и продолжал:
- Что же, братцы, я не шучу, я в своем уме, слава Богу. Везите меня, куда укажу, и идите за мной.
Мужики собрали, где могли, заступы и лопаты и пошли за барином, которого везли в кресле, куда он указывал.
Наконец, подъехали к старому дубу.
- Ройте, ребята, живей! На этом месте клад зарыт. Мы тут с покойницей бабушкой в 1812 году хоронили от французов клад, и теперь он нам, после пожара, всем пригодится!