– Любопытство наказуемо, – ядовито ответил альв, прикрывая глаза.
Кое-как пристроившись на пятачке между щерившимися колючками чертополохами, Таша отвела взгляд от костра и посмотрела в небо, на котором не было звёзд. Чернота вверху казалась идеальной, обливая небосвод абсолютным мраком, будто явившимся из пропасти в её душе.
Во тьме, подступающей к одинокому костерку со всех сторон, ей снова слышались шепотки.
…ты потеряла мать…
…ты потеряла его…
…ты. Убила. Их.
День в мнимом несуществовании был почти хорош. Но за днём неизменно приходит ночь. И темнота.
И время всех потом.
…время, расплывшееся в жидком льду. Немеющее тело, боль в усталых руках. Меркнущий кружок над головой.
Следом день закончился, и свет исчез.
Таше казалось, что колодец стал глубже, а стены сблизились, чтобы в какой-то миг сомкнуться окончательно, навсегда похоронив её в темноте. Она даже упёрлась руками в камень, чтобы не дать ему сдвинуться, но в какой-то момент в голове её зазвучали странные шепотки.
…зачем ты борешься? Всё тщетно, ты знаешь это сама…
…конец всё равно настанет, прими его, как облегчение: ведь тебе больше не придётся прятаться, лгать, терпеть нелюбовь того, от кого ты так ждёшь любви…
…всё закончится, и станет легче…
В том колодце, куда её бросил умирать неродной отец, она почти сдалась. Но конец настать не успел.
Её нашли мама и колдунья из Нордвуда. Мариэль уезжала, чтобы привезти чародейку в Прадмунт – нужно было наложить на яблони ежегодные заклятия плодородия, – и та годилась не только на заговаривание цветов. Колдунья без лишнего шума разыскала Ташу, вытащила её из колодца и облекла иллюзией одежды, а дома приготовила целебный отвар и сплела защитную паутинку, чтобы избежать осложнений. О том, что дочь пропала, мама сделала вывод сама: Альмона не обеспокоило, что та не возвращается, пропустив ужин и вечерний чай.
Загуляла. Бывает.
После Таша спросила у мамы, почему колдунья помогла ей, да ещё и не привлекая всеобщего внимания к её природе. «Потому что маги тоже отличаются от всех», – последовал ответ; и в тот день Таша впервые задумалась, что наделённым Даром живётся, возможно, немногим легче оборотней. А ещё с того дня она ненавидела темноту.
Ведь именно в ней она впервые узнала, что такое «потом».
…непрошеные воспоминания лезли в голову, пока Таша лежала, глядя во тьму, и время размывалось в этой тьме. Лежала – и впервые с ночи, когда она вернулась с того света, снова чувствовала сладостный зов небытия, с которым познакомилась в том колодце и который так часто сулил освобождение от боли, с тех пор как она покинула дом.
Лежала, пока не наступила тишина, отозвавшаяся звоном в ушах, и кто-то не коснулся её руки:
– Как ты?
– Ты должен спать, Алексас.
– Позволь мне решать, что я должен. – Краем глаза Таша видела, как он растягивается на чертополохе рядом с ней – на боку, подложив руку под голову, так, чтобы видеть её лицо. – Джеми наложил заклятие, но переговоры поручил мне. Можешь спрашивать что угодно, нас не услышат.
Таша смотрела вверх.
– Для начала можно задать пару вопросов касательно наших дальнейших планов и твоих новых знакомых. А там, глядишь, и разговор завяжется.
Таша едва слышно вздохнула.
– Он спас меня, Алексас. Воин. От оборотня. Это он убил его, не я. – Она сжала руку, которую поранила вчера. От раны уже не осталось и следа: целебная мазь, которой её так заботливо смазали, сделала своё дело. – И он всё ещё здесь. Рядом. Ищет меня.
Таша никогда не думала, что проявление чьей-то заботы может быть пыткой.
Как мало, оказывается, она знала о пытках.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю. Чувствую.
Она и правда чувствовала его взгляд в окружающем мраке. Враг был где-то здесь: следил за ней, искал её, но не мог найти… пока.
– Ну конечно, – задумчиво пробормотал Алексас. – Амадэй должен это уметь.
– Что уметь?
– Покидать тело. Странствовать разумом. Я ещё подумал об этом, когда он так легко исчез… как будто он сотворил временное тело, а потом развеял чары.
– Значит, тот поединок изначально был нечестным?
– С чего ты взяла?
Алексас произнёс это с осторожностью человека, голыми руками касающегося открытой раны.
– Раз тело не настоящее… в таком состоянии магу наверняка ничего не угрожает.
– Нет. Если убьют временное тело, а маг не успеет его покинуть, его разум умрёт вместе с ним. И с настоящим телом случится удар. Кровоизлияние в мозг.
Таша помолчала.
Если это и могло её утешить, то не сильно.
– Мне казалось, на Равнине магия не действует, – нарочито спокойно произнесла она. – И тем не менее вы колдуете.
– Магия, несущая зло, на Ложных землях не действует. Или искажается. Мы же зла не несём. Зато магам крови лучше сюда не заглядывать. Единственное, что здесь имеет настоящую силу и вес – твоя душа: заклятия, оружие – всё второстепенно.
…возможно, это и было причиной, по которой Палачу приходилось проявлять осторожность в её поисках. Едва ли темнейшая душа в королевстве могла появиться здесь без опаски – даже при всём её чародейском могуществе.
Жаль только, Таша не могла поселиться на Равнине навечно.
– Мы наделали столько шума, – пробормотала она. – Не больно-то осмотрительно.
– Какая теперь разница? Кеары ведь знали, что мы здесь. Вот когда будем пробираться к порталу, тут придётся действовать тихо.
– К порталу?..
– В Арпагене ждёт наш человек. Оттуда есть налаженный ход в адамантскую штаб-квартиру.
– И с чего вы взяли, что её не постигнет участь Камнестольнской?
Таша понимала, что вопрос её далёк от деликатности. Но сейчас ей было не до того.
– Из «Тёмного венца» выжили мы четверо, – сказал Алексас, – и за нас я ручаюсь. В конце концов, не столь глуп предатель: ясное дело, что подозревать будут кого-то из выживших. Он один из тех, кто остался в штаб-квартире и погиб… якобы.
– Думаешь?
– Готов поклясться. Я знаю Герланда и знаю Найджа.
– Но в вашем сообществе есть не только человек короля, предавший вас, но и человек Палача, который помог нам встретиться. Если не сам Палач. Вы с братом должны это понимать.
– Тогда почему ты согласилась к нему присоединиться?
– У тебя есть что предложить мне в качестве альтернативного варианта? – равнодушно спросила Таша. – Втроём нам с амадэем не справиться. Хотя бы часть твоих сообщников будет на моей стороне – и только на моей.
– Не факт, что с Венцом исход не будет тем же, чем и без него. Если не хуже. – Алексас резко сел, заставив ковёр из одуванчиков захрустеть. – Я очень хорошо знаю Герланда. Я знаю, что стоит тебе переступить порог штаб-квартиры, и он будет диктовать каждый твой шаг. Все они… ты и шага без дозволения сделать не сможешь. Кто-то будет любить тебя, большинство – уважать, но в конечном счёте ты снова будешь разменной монетой, только в другой игре. Я сомневаюсь, что даже если все мы доживём до твоего вступления на трон, что-то изменится. Они никогда не оставят тебя в покое. И на престол хотят возвести с единственной целью: чтобы править самим.
– Я понимаю.
– И принимаешь это так спокойно?
Таша скатывала в пальцах кончики крупных, перистых, горечью пахших листьев.
– Чтобы спасти Лив, я готова…
– А если они не смогут её спасти?
Слова замерли на губах нитью, оборвавшейся посреди очередного стежка.
– Я уже говорил: я очень хорошо знаю Герланда. Лучше, чем он думает. И то, как он говорил с тобой… Он не может спасти твою сестру. – Алексас говорил спокойно – и с той же горечью, что разливали в воздухе израненные одуванчики. – Ему об амадэях ведомо больше, чем мне, чем Найджу, чем кому бы то ни было. В Лесном Королевстве ещё живут те, кто был с ними знаком. Герланд знает, что ему не победить, да только ему и нет дела до твоей сестры: ему нужна ты. Только ты. А она – твоё слабое место. Ты пойдёшь за Венцом ради неё, а когда её не станет, сломаешься окончательно. И подчинишься любым приказам, потому что тебе будет всё равно.
– Тогда я умру.
– О, нет. Не умрёшь. Они этого не допустят. Есть много способов возродить в человеке желание жить. Красивые речи о тех, кто отдал свои жизни ради твоей. Напоминание о любимой матушке, которая желала бы тебе долгих счастливых лет, причём на троне. Они не остановятся ни перед чем, даже если придётся магически вмешаться в твоё сознание. Герланд ещё далеко не самый беспринципный в этой компании.
…у неё из-под ног выбили все опоры, и она летела вниз, цепляясь ногтями за случайные выступы, которые на миг замедляли падение – а потом выворачивались, ускользали из-под пальцев, вновь не оставляя ничего, кроме пустоты и неумолимо приближающегося дна. Её бросили одну в тёмном лабиринте, и сейчас она блуждала по бесконечным коридорам нескончаемого мрака; порой впереди мелькал свет, но в который раз она заходила в тупик, когда тот оказывался лишь губительным миражом.
В непроницаемой тьме ведь часто мерещится свет…
– Ты бывала здесь раньше?
– Да, – едва слышно откликнулась Таша, механически размыкая губы.
– И какой тогда была Равнина?
– Одуванчики – белыми. Небо – голубым.
Она не знала, зачем её спрашивают об этом. Старалась лишь не нырнуть слишком глубоко в память, немедля растянувшую перед глазами картинку плоского камня и сидящей на нём фигуры в фортэнье.
…сколь бы многого ни утаивал от неё Арон Кармайкл, хотя бы две вещи в итоге оказались правдой. Он любил её – как она его.
– Ложные Земли отражают души пришедших. Чувства, царящие в них. Они каждому видятся по-своему. – Алексас обвёл рукой темноту. – Какой ты видишь Равнину сейчас?
Таша подняла взгляд, посмотрев во мрак – и только сейчас осознала, насколько холоден ветер, скользивший по её лицу, и до чего колюч окружавший их чертополох.