– Так вот я не хочу, чтобы ты жила такой, – сказал он, прочтя ответ в её лице.
– Алексас, если я не приму помощь Венца…
– Мы можем обратиться к Норманам. К Мастерам Школы.
– Не можем. Ты знаешь. Правда о том, кто я, рано или поздно всплывёт, и то будут уже не байки о последней Морли.
– Я знаю одно. Венец для тебя – неверный путь. И попробовал бы кто сказать мне об этом пару шестидневок назад, я бы рассмеялся ему в лицо. Но тогда я ещё не знал тебя так, как знаю сейчас.
Таша отшвырнула лиственный комок во тьму. Вспоминая всё, что услышала сейчас, и то, что видела и слышала когда-то.
«…его душа – свет. И чистота таит силу, какую зло не может даже представить.
Пускай могущество врага стократ больше, сегодня Дракону не дано победить…»
Слова с книжных страниц всплыли в сознании сами собой. Всего лишь глупые сказки для глупых девочек.
Или…
Таша взглянула в ночь. Сжала в пальцах зеркальце, прятавшееся под рубашкой. Равнина… Учитывая, что они с Ароном встретились неподалёку, можно считать, что здесь и началась игра.
Забавно, но судьба любит всё закольцовывать.
– Джеми, – произнесла она наконец, пытаясь не думать об откровенном безумии того, что делает.
– Да? – спросил мальчишка мигом позже.
– Как думаешь, Равнина позволит ему воплотить временное тело здесь?
Джеми не потребовалось уточнять, о ком идёт речь.
– Думаю, да, – поколебавшись, сказал он. – Но даже это ему будет даваться тяжелее обычного, и покинуть тело – тоже. Если вдруг вздумает явиться, окажется заперт в магической оболочке… хотя бы на время. – Он попытался улыбнуться: – Таша, тебе нечего бояться. Даже если он придёт, Найдж и Герланд…
– К слову, о них. У тебя есть средство, которое позволит мне пройти мимо них незамеченной? Подозреваю, они не оставят без внимания моё желание прогуляться по Равнине, стоит мне встать.
Джеми пытливо уставился на неё.
– Таша, что…
– Я должна встретиться с Палачом. Лицом к лицу. Снова. Так есть или нет?
…терять ей всё равно нечего. Блефовать бессмысленно, все карты открыты.
Остаётся сделать последнюю ставку – на всё.
– Ты…
– Он не причинит мне вреда, – сказала Таша. – Сам знаешь. Но насчёт вас с братом не уверена.
– Мы с тобой. До конца.
Она не стала возражать. Возможно потому, что сама этого хотела. Возможно потому, что в голосе мальчишки прозвучали особые нотки, ясно указавшие – возражения не примутся.
– Конец может быть не столь далёким, каким кажется, – только заметила Таша.
– Ты сама вчера сказала, что умереть за тебя – наш долг. – Легонько шевельнув пальцами, Джеми скользнул ладонью по воздуху, будто аккомпанируя на невидимых струнах заклятию, пролившемуся с его губ. – Идём?
– Так просто?..
– Они не ожидали удара. Не от меня. Хотя, если мы вдруг вернёмся, меня живьём съедят за то, что я остановил личное время беззащитных отдыхающих. Течения ближайших шести моментов они попросту не заметят, и за это время нам желательно оказаться достаточно далеко, чтобы нас не нашли.
– Здесь невозможно найти кого-то, если Равнина того не хочет, – сказала Таша, поднимаясь на ноги, почти повторив то, что слышала от Арона вечность назад.
Оставалось последнее.
– Поклянись мне… поклянитесь, что не будете вмешиваться, если я не попрошу. Вы знаете, чем это обернётся на Равнине. Для вас – в первую очередь.
– Но…
– Клянитесь. Иначе я отдам вам приказ остаться здесь. Или останусь сама, но едва ли это поможет мне в конечном счёте себя обезопасить, как Алексас любезно мне указал.
Его «клянусь» прозвучало так тихо, что почти слилось с голосом ветра. Но всё-таки прозвучало.
Таша шагнула вперёд по шуршащим одуванчикам, – и в ночь они двинулись вместе.
Джеми не знал, сколько они шли сквозь холодную серую мглу. Звёзд не было: во все стороны простирался лишь мрак. Не было тропы, не было направлений, осталось лишь бесконечное поле да чертополох, цепляющийся за ноги. Будущее струилось в прошедшее, пока Таша, не проронив ни звука, шла вперёд – уверенно, не сбиваясь с шага, будто её влекла непреодолимая сила.
Когда время приготовилось окончательно размыться в бесконечность, лицо обдул влажный ветер – и Джеми понял, что Таша замерла в паре шагов от реки.
Река появилась внезапно. Бурно ревущий поток плевался в лицо ледяными брызгами, мост, пересекающий его, был грубо сложен из кое-как наваленных каменных плит. Следом пришло внезапное осознание, что всё это отчётливо видно: ночь сменилась предрассветной серостью.
Говорят, темнее всего перед рассветом; но та предрассветная пора, когда солнце подбирается снизу к горизонту, не является самой тёмной. Она… серая. Не свет, не тьма, что-то между ними.
Все маги знали: опаснее всего не абсолют – он устойчив и постоянен. Опаснее всего вещи на грани.
– Что ты видишь? – спросила Таша.
– Реку. – Джеми недоумённо посмотрел на неё. – А ты?
– Когда я была тут в прошлый раз, здесь тёк ручей. – Таша будто не расслышала вопроса. – С мостом коромыслом.
– А… наверное, ручей тоже отражает твою душу. И её состояние.
Таша не ответила.
Она стояла на краю бездны, где плескалась меж краёв сизая мгла. Она видела мост, тянувшийся над широкой полосой жадной черноты: верёвочный, ненадёжный, с хлипкими деревянными досками, местами треснувшими, местами сломанными… но порой Таше казалось, что вместо пропасти перед ней ручей, тускло посверкивающий в зарождающемся свете; что холодный ветер сменяется тёплым и мягким, что жёсткая колкость чертополоха уступает солнышкам цветущих одуванчиков, а на краю зрения мелькает резной парапет каменного коромысла.
Всё зависело лишь от того, как посмотреть. От того, какая Таша смотрела.
Та, что хотела поддаться зову всех своих потом – или та, что хотела жить.
– Идём дальше?
– Нет. – Таша неотрывно смотрела на воду. – Мы должны встретиться здесь.
– А он как об этом узнает?
Вместо ответа Таша прикрыла глаза – и сжала зеркальце в кулаке.
– Палач…
Какое-то время она слушала, как шуршит чертополох.
– Палач.
Она слушала, как гудит ветер, гуляя между кромками каменистого обрыва.
– Лиар!
Она слушала, как тяжело и напряжённо дышит Джеми, ждавший в паре шагов.
«Не ожидал, что ты соскучишься так скоро».
Голос амадэя смехом раскатился в ушах, – и Таша сглотнула, смачивая пересохшее горло.
– Я хочу поговорить.
«Весь к твоим услугам».
– Я не буду разговаривать с призраком. Я хочу видеть твоё лицо. Хочу смотреть в твои глаза.
Ту пару мгновений, в которые ничего не происходило, Таша думала, что этого следовало ожидать. Что, естественно, амадэй не мог на это купиться.
Потом узнала чувство, которое уже испытала однажды – будто кто-то тянет нитку, привязанную к руке, – и, повернув голову, увидела, как к ней движется мрак.
Мрак был бесформенным, бесплотным. Сгусток черноты без очертаний, заставлявший свет на своём пути исчезать. Но чем ближе он становился, тем отчётливее Таша различала в нём нечто, напоминающее длинный плащ с капюшоном.
Таша смотрела, как приближается чёрная тень, облекавшаяся материальностью на её глазах, – и когда им остался друг до друга только шаг, Палач остановился, насмешливо вскинув безоружные руки, вглядываясь в её лицо.
– Что ж, – произнёс он, – смотри.
Таша расслышала судорожный вдох за своей спиной.
– Джеми, не вмешивайся.
– Таша…
– Ты поклялся мне!
Когда мальчишка отступил назад, Таша почти физически ощутила, как её окатывают волны гнева из-за постигшей его участи безмолвного зрителя.
Нет, Джеми. Здесь и сейчас – есть только я и он.
– Полагаю, ты достаточно умна, чтобы не пытаться вершить месть на Ложных Землях, – сказал Лиар, опуская руки.
– Верно.
– Зачем звала?
– Поговорить.
– Идеальное место для переговоров? Моя магия здесь обернётся против меня, это верно. – Его улыбка была почти благосклонной. – О чём же?
– Что я должна сделать, чтобы положить всему этому конец?
Он рассмеялся так, что не барахтайся Таша уже в болоте безнадёжности, сейчас она рухнула бы в него с головой.
– Ты отомстил Арону, – проговорила она. – Чего ещё ты хочешь?
– Сложный вопрос. – Палач лениво склонил голову. – А ты уверена, что хочешь положить этому конец?
Ветер Равнины леденил её щёки.
– Ты была рождена для иной судьбы, чем ждала тебя, останься всё так, как было. Я знаю, тебе хочется верить, что ваша с матерью деревенская идиллия длилась бы вечно, но, поверь, она закончилась бы куда быстрее и куда трагичнее, – голос его звучал скорее печально, чем вкрадчиво. – Сколько ещё лет вам удавалось бы скрывать свои большие и маленькие тайны? Сколько лет, в которые Ленмариэль Бьорк беспрерывно тосковала бы о жизни до восстания, а ты – о жизни, которой никогда не знала и не смогла бы узнать?
– Я не просила об этом, – сказала Таша еле слышно. – Ни о чём из этого.
– Тем не менее в моих силах дать тебе всё, что ты хочешь. Стоит лишь перестать бороться и убегать. Подумай об этом.
Её ресницы дрогнули.
…она не могла видеть, но знала: Равнина распростёрла вокруг него бездну его собственной души. И она куда страшнее, чем бездна, которая открылась Таше вместо ручья.
Из лабиринта зла не бывает выхода. Чем отчаяннее ты пытаешься выбраться, чем больше мечешься во тьме, тем скорее отдаляешься от спасения и стремительнее тонешь во лжи самому себе. Ведь предпочтение одного тёмного пути другому тёмному пути – не выбор. Ты можешь достичь центра, ты можешь упасть на дно и оттолкнуться от него, но после уже бесполезно выбираться из мрака через мрак: нужно поднять голову и увидеть проход там, где над пеленой тьмы ждёт свет. Да только тот, кто стоял перед ней, слишком долго бродил по лабиринту собственной души. Бродил – и бродит до сих пор.
Теперь, наверное, неспособный увидеть солнце без того, чтобы оно не выжгло ему глаза.