– Мы загадываем желания на звёзды, – пояснила Таша невозмутимо. – Но их падает куда меньше, чем Лив хочется. Зато если небо потрясти, они точно на местах не удержатся.
Смеяться Гаст не стал. За десять лет дружбы – с момента, когда они случайно сели за одну школьную парту, – он давно привык к её выдумкам.
– Твоя идея? – просто спросил он.
– Чья ещё.
– Я не такая умная, как Таша, – грустно сказала Лив. – А то сама бы придума… ай, ну вот, ещё одна упала, а я не успела ничего загадать! Ты меня отвлёк, дурак!
– Чай готов!
Мамин голос глухо прозвенел в синей темноте, приглушённый яблоневыми просторами, отделявшими полянку от дома.
Четыре пятки, облитые тонким шевретом летних туфель, одновременно ударились о плед.
– Не обзывайся. – Сев, Таша легонько щёлкнула сестру по носу. – Завтра ещё по крайней мере пару звёзд свалим, стрекоза.
Та не утешилась, и всё время, пока Таша сворачивала лоскутное покрывало, стояла надувшись.
– Гаст-балласт, – буркнула Лив.
– Я кому сказала?
– Наш Гаст патласт, ушаст, бородаст…
– Лив!
– Не вижу ничего плохого в бороде, – сказал Гаст, смущённо почесав слегка щетинистую щёку: зимой на ней впервые показались редкие светлые волоски, пока не знакомые с бритвой.
– Борода может быть красивой, а вот твои поросёночьи шерстинки – точно нет!
Отряхивая плед от земли и травы, Таша не видела лица друга. Зато прекрасно слышала, как тот скрежещет зубами.
К детям нужно быть снисходительным (особенно когда тебе восемнадцать, ты уже почти закончил школу и, выходит, почти что взрослый), но порой это дамнарски сложно.
– Мелкая ты ещё, чтоб в мужской красоте разбираться, – процедил Гаст наконец.
– Будь я мальчиком, ты бы мне сейчас врезал, да? – проницательно заметила Лив.
– Таша б мне не дала. Но на подзатыльник ты напрашиваешься.
Хихикнув, довольная Лив уцепилась за руку сестры; Таша только вздохнула стоически.
– Лучше скажи, ты брался за задание по истории? – спросила она, направившись к дому, одной рукой прижав покрывало к груди.
– Неа. – Гаст на ходу сорвал с ближайшей ветви недозрелое яблоко. – Всё равно одна добренькая отличница даст мне списать.
– На этот раз – не дам.
– Кажется, я это слышал уже примерно… сто раз?
Выпустив ладошку Лив, Таша ткнула нерадивого друга под рёбра – судя по громкому ответному «ай», плотный лён рубашки не смягчил удар.
После она не раз вспоминала тот вечер. Детские препирательства, детские проблемы, казавшиеся тогда такими важными. Незагаданные желания. Невыученные уроки. Незначительные, трогательные пустяки, ничем не предвещавшие грядущего.
Самое страшное в жизни редко предупреждает о себе. Оно приходит без приглашения, в самый обычный день, когда ты не успеваешь и даже не собирался прибраться к его визиту. И никогда не спрашивает, готов ли ты его принять.
К такому невозможно быть готовым.
– Кажется, я не раз высказывала своё отношение к тому, что кто-то обрывает яблони без спроса, – сказала мама, когда они поднялись по деревянным ступенькам на террасу. Гаст как раз дожёвывал огрызок вместе с косточками, невесть каким образом не морщась от невыносимой кислоты. – Добрый вечер, Гаст.
Обе стрелки настольных часов приближались к двенадцатому делению из шестнадцати. Многие отправляли детей спать в одиннадцать, как только темнело, но Мариэль Фаргори придерживалась иных взглядов на воспитание. На террасе ночь расступалась, развеянная магическим светильником посреди стола: шарик ровного золотистого света в резной меди ажурной оправы. Вокруг дымились чаем глиняные кружки и тлели в курильнице травы, отпугивая назойливую мошкару. Пахло дымом, мёдом и майским днём – Таша не помнила точный состав смеси, но туда входила бузина.
– Да ладно, тётя Мариэль. – Гаст ответил той обезоруживающей улыбкой, что сводила с ума бо́льшую часть деревенских девчонок. – Всего одно яблочко. Таша разрешила.
Мама тоже улыбнулась – только глаза остались холодными.
– Пейте. – Скользнув по лицу старшей дочери, её взгляд потеплел. – Не буду вам мешать.
– Золото, а не мать, – сказал Гаст, когда Мариэль ускользнула в дом, а они расселись по соломенным креслам вокруг стола. – Моя в жизни не ушла бы. Как же так, дать сыну спокойно поболтать, а она не узнает, о чём… – друг отхлебнул из своей кружки: Мариэль, осведомлённая о грядущем визите, накрыла на троих. – Видно, деликатность у вас в голубой крови. К некоторым маленьким врединам не относится.
– Просто тебя подозревают в чём-то нехорошем, – умудрённо заявила Лив. – Нас подозревать не в чем, а твои грязные секреты нашей маме неинтересны.
Таша промолчала. Взяв печенье из плетёной корзинки, откинулась на спинку кресла и посмотрела на море яблоневой тьмы, шелестевшее вокруг островка магического света.
Даже днём отсюда виднелись только зелёные кроны да крохотный кусок дороги за калиткой. Сады Фаргори являлись главной достопримечательностью уездной деревеньки Прадмунт, в остальном совершенно заурядной; и если обычно достопримечательности украшали собой центральную площадь, то здесь знаменитые сады раскинулись почти на отшибе. В детстве Таша представляла, что это заповедные альвийские леса, и нет вокруг ни деревни, ни сенокосных полей, а их белёный каменный дом на самом деле – дворец Королевы Лесной: мама ведь так похожа на королеву…
В одном соседи бы с ней согласились – аристократического высокомерия Мариэль Фаргори было не занимать. Аристократической красы, впрочем, тоже. Многие находили, что бывшая королевская фрейлина странно смотрелась в семье деревенских сидроделов, но восстание шестнадцатилетней давности причудливо перетасовало придворные судьбы.
Тот факт, что Мариэль только рада жить в стороне от сельской жизни, никого не удивлял. И почти не вызывал неприязни. У обитателей Прадмунта было немного причин гордиться своей малой родиной – помимо той, что сидр Фаргори вот уже полвека пили при дворе, и даже новый король не отказался от привычки, заложенной предыдущей династией. Причуда судьбы, закинувшая к ним настоящую столичную аристократку, добавляла к этим причинам ещё одну. Фрейлина – это, конечно, не королева, но всё равно голубая кровь; и ей прямо-таки положено быть высокомерной, иначе какая ж она аристократка?..
– Что ты сегодня забыл у кузницы? – спросила Таша, отряхнув штаны от крошек.
Гаст безмятежно хрустнул ореховой печенюшкой:
– Выкраивал момент, чтоб испортить мехи старика Лира.
– Зачем?!
– А нечего было рожу кривить, когда я просил себе гвоздь на удачу выковать. Что ему, жалко один паршивый гвоздь? А мне б перед выпускными экзаменами так пригодился!
– Не жалко, если б его сын не ходил с синяком под глазом, который там возник не без твоего участия.
– Лир-младший сам напросился. Нечего было язык распускать.
– Лир тебя обидел? – полюбопытствовала Лив, болтая ногами под столом.
– Если б меня. – Гаст покосился на Ташу. – Он твою сестру назвал… нехорошим словом, в общем.
– А чем Таша его обидела?
– Тем, что больно хороша для безмозглого страшилы вроде кузнецкого сынка.
Подумав над этими словами, Лив серьёзно кивнула.
– Ты его правильно стукнул. Таша не виновата. Хотя даже если б была виновата, его всё равно надо было стукнуть, – подумав, резюмировала она.
– Вот и я о чём.
– А дядя чем докучал в этот раз? – Таша решила сменить тему, от которой щёки расцветали сердитым румянцем.
Запустив пятерню в свою непослушную русую шевелюру, Гаст взъерошил вихры на затылке.
– Как обычно. Безобразничаю, учусь спустя рукава, на кого ж отец деревню оставит, когда Пресветлая приберёт… – он неподвижно смотрел на тёмное чайное зеркальце, обрамлённое жжёной глиной. – Так тошно иногда, Таш. Всё уже за меня решили.
– Как будто тебе плохо. Станешь старостой, как твой отец. Будешь всеми здесь командовать. Если кое-кто не прекратит вредничать, отомстишь за детские обиды и заставишь кое-кого стричь свою роскошную длинную бороду.
Лив, от которой намёк не укрылся, скорчила рожицу.
– Отец никем не командует. Это дядюшкина прерогатива. – Гаст рассеянно сжал кружку в ладонях. – Может, мне и правда плохо. Может, я не хочу всю жизнь в Прадмунте провести. Сколько родители на своём веку в город выбирались – на пальцах пересчитать можно… А я хочу мир повидать. И приключений.
Тёмные глаза на родном добродушном лице – орех, мох и сумрачная болотная зелень – смотрели так тоскливо, что Таше сделалось не по себе. Она слишком привыкла видеть в них безалаберную беспечность.
– Приключения ему подавай…
– Как будто ты от них отказалась бы. – Когда Гаст поднял взгляд, в него уже вернулся привычный шальной огонёк. – Скажешь, не мечтала победить какое-нибудь чудище, как в сказке – по-настоящему? Мне можешь не врать, я сам с тобой в колдунов и паладинов в этом саду играл. И в великие деяния Ликбера тоже.
Таша вспомнила, как они увлечённо фехтовали палками на заднем дворе. Тайком от мамы. Та одобряла разве что игры, где Таша изображала пленённую в башне принцессу, но самой Таше это казалось ужасно скучным. Сидеть без дела, пока кому-то достаётся всё веселье? Уж лучше она сама сразит злого колдуна. Благо Гасту нравилось заматываться в занавеску (ткань была тёмно-серой, но они притворялись, что она чёрная) и зловеще хохотать.
Нет, Таша не отказалась бы от приключений, если б те преподнесли ей на блюдечке – красиво сервированными и с приправой в виде обязательного счастливого конца. Пуститься в дальние странствия. Сразиться с коварными злодеями за правое дело. Побывать в альвийских лесах и Подгорном королевстве, станцевать со Звёздными Людьми и выпить с цвергами (в конце концов, ей уже шестнадцать, можно разок позволить себе что-то покрепче чая). А потом, совершив славный подвиг во имя спасения Долины, выслушать благодарность от самого Его Величества – на балу при столичном дворе, в окружении сиятельных особ всех четырёх провинций…