– Постойте-ка. – Дождавшись, пока дэй осадит Принца, Таша спрыгнула наземь. Подбежав к мерину, положила ладонь на мягкую серую морду. – Думаю, я могу помочь.
Глядя в несчастные тёмные глаза с длинными ресницами, она сосредоточилась и вспомнила…
…тьму на четырёх когтистых лапах…
…красные щели глаз, оскаленную пасть…
– Эй, эй! – Алексас едва удержался в седле, когда мерин с испуганным ржанием отпрянул, порываясь встать на дыбы. – Что вы…
– Тише. – Таша в упор смотрела на коня, дожидаясь, пока он успокоится. – Я ещё не закончила.
Интересно, что покажется безопасным убежищем для лошади? А, была не была…
…пыльная дорога вьётся из-за горизонта…
…они стоят рядом с частоколом – высоким, надёжным…
…двор, ярко озарённый светом костра, копны сена, горы овса…
Конь, замерев, неуверенно тряхнул гривой – и Таша удовлетворённо отвернулась.
Когда она снова вспрыгнула позади Арона, чтобы их маленькая процессия могла продолжить путь, мышастый уже не отставал.
– Чудеса, – уважительно бросил Алексас в Ташину спину. – Значит, оборотни и такое умеют?
– Мы можем мысленно общаться с животными, – подтвердила она, не оборачиваясь.
– Забавно. – В тоне юноши, впрочем, особой забавы не слышалось. – Если позволите, хотел спросить: я ещё в первый день нашего знакомства…
– То есть вчера.
– Правда? А кажется, будто вечность вас знаю. – Таша так и не обернулась, но издёвка в его лице без труда угадывалась по голосу. – В общем, я заметил, что у вас интересный кулон.
Таша сдержала порыв нащупать камень под рубашкой.
– Корвольф, я так понимаю?
– Верно понимаете, – после секундной заминки ответила она.
– И не слетает даже со звериной ипостаси?
– Цепочка зачарована. Увеличивается или уменьшается под шею.
– А это символично или?..
Таша будто наяву увидела серьёзные мамины глаза – в момент, когда Мариэль Фаргори, урождённая Бьорк, вкладывала подвеску в ладонь старшей дочери.
…«я рассказывала тебе про Харта Бьорка? Он был королём, и королём мудрым, но он родился в Ночь Середины Зимы и был оборотнем, и внутри него жил зверь. Однажды он уступил этому зверю, и медведь, которым он стал, задрал его маленького сына. На Харта объявили охоту и затравили собаками, и, оплакав его, на трон сел его брат»…
…«это непросто, возвращаться назад из разных обличий. Бесконечно держать барьер между собой и зверем даже мудрейшие не в силе. Поэтому никогда, слышишь? – никогда не пересекай ту грань, за которой инстинкты берут верх над разумом. Не уступай зверю в себе. Иначе он потом не уступит тебе»…
…«зеваешь, да? Знаю, скучно. Но однажды ты поймёшь. Дай-ка застегну… замечательно. И под платье подходит. С днём рождения, малыш. Какая же ты у меня красавица»…
– Можно и так сказать. Мамин подарок.
– А где же ваша матушка?
– Её нет.
Слова прозвучали быстрее и резче, чем Таша хотела бы их произнести.
– Соболезную.
Кроме этого Алексас не сказал ни слова, и лишь молчание его казалось странно задумчивым.
Впереди тропа разветвлялась, расходясь двумя дорогами. Свернув на ту, что уходила в лес, прочь от тракта, двое коней помчались сквозь раннюю кромку дня; и хотя едва слышное «был бы ты железным, Серогривка» уже не было предназначено ей, Таша всё равно его услышала.
Что ж, ничего не скажешь – имя для рембельского мерина, чья волнистая пепельная грива едва не цеплялась за рыжие сосновые стволы, выбрали подходящее.
Арон позволил им передохнуть лишь у окраины леса, когда между деревьями замаячило травяное поле.
– Сейчас вернусь. – Алексас, спешившись, нырнул в лесную тень.
– Только далеко не отходите, – крикнул дэй вдогонку.
Таша тоже спрыгнула наземь, всерьёз размышляя, не достать ли из сумки плащ – ветер, волновавший поле впереди, сквозил странным, не летним холодом. В лесу и так царил полумрак, но через сосновые кроны видно было, что золотую монетку солнца и растущую Аерин спрятало тучевое пасмурье.
– Который час?
– До темноты успеем. – Арон с лёгким шелестом прохаживался взад-вперёд по колючему хвойному ковру. – Поешь.
– Не хочется. – Заметив, как цепко он всматривается в лесную темень, Таша и сама сощурилась. – Что тебя тревожит?
– Перемена погоды.
– А что в ней тревожного?
– Не люблю непогоду.
Прозвучало убедительно. Слишком убедительно, чтобы быть правдой.
Вернувшийся Алексас тоже торжественно отказался от перекуса, и вскоре кони уже выехали из леса.
Поле переливалось синим и фиолетовым: ветер тревожил цветущую живокость и кипре́й. Почти заросшая тропа скорее угадывалась, чем виднелась. Стена оставшегося позади леса уползала вправо, к зубьям гор, рвущим небесное полотно, по которому вкрадчиво перекатывалась чёрная туча с грязно-жёлтым брюхом.
Туча молчала тем зловещим молчанием, что обычно предшествует грозе. Но Таша всегда чуяла близость дождя – и эта туча не была грозовой. Она просто…
…закрывала солнце.
Мурашки пробежали по спине до затылка, вздыбив волосы: не то от холода, не то от мелькнувшей догадки.
– И с ветром нам подсобили, – сказал Арон, от которого её мысли явно не укрылись. – Это ведь живокость чаровальная, если не ошибаюсь.
– А что вас в ней смущает? – поинтересовался Алексас.
– Пыльца живокости чаровальной ядовита! – затараторил Джеми в его голове. – Она опьяняет, усыпляет, может даже сердце остановить! А у этого вида пыльца очень обильная, и…
Крупные цветы шевельнули синими лепестками; Алексас затаил дыхание, когда ветер швырнул ему в лицо горсть жёлтой пыли.
– …пора цветения приходится на липник[12], – закончил брат.
– Вопрос отпадает, – изрёк Алексас, отплёвываясь. – Милая травка. Джеми мне только что про неё поведал.
– Вообще она довольно полезна, – подала голос Таша, хорошенько отфыркавшись. – В лекарственных целях.
– Отваром живокости чаровальной лечат желтуху и воспаление лёгких, а примочки отлично помогают при болезнях глаз, – разглагольствовал Джеми. – В малых дозах пыльцу используют как снотворное. Только с дозировкой надо быть очень осторожным, иначе выйдет галлюциноген вместо…
– Подожди-ка. – Алексас вскинул голову. – Это не из неё получают дурман «эйфорин»?
– Не знаю, не интересовался.
– Зато я интересовался. – Когда Алексас повернулся к дэю, яд в его голосе можно было бы сцеживать. – Изволите объяснить, какого дамнара вы нас завели на поле с дурманом, святой отец?
– Я не странствовал этой тропой, – пожал плечами тот. – Мне о ней рассказал знакомый, а ему – его знакомый. Я видел в его воспоминаниях, что первоисточник бросил некую странную фразу, но не придал ей значения.
– Что за фраза?
– «В неудачное время придётся пробираться, затаив дыхание».
– О, зато теперь нам сполна открылся смысл этих слов.
– Повернём назад? – неуверенно предложила Таша.
– Там нас ждёт кое-что пострашнее эйфорийной пыльцы. – Арон натянул поводья, придерживая нетерпеливого Принца. – Но уверен, что Джеми может нам помочь.
– Шлемовые чары! – радостно откликнулся тот. – Они, правда, всего пару часов действуют…
– Думаю, больше нам и не понадобится, – сказал дэй, прекрасно слышавший голоса в чужих головах. – Алексас, уступите брату место на секунду.
Открыв глаза, Джеми не стал терять времени зря. Пропел заклятие, взмахнул рукой в замысловатом пассе – и миг спустя на мир взирал уже через зыбкую прозрачную сферу, красовавшуюся вокруг его головы.
– Странная штука. – Таша удивлённо коснулась своей сферы: пальцы свободно проходили сквозь призрачные стенки, не разрушая их. – И как она работает?
– Это своего рода шлем. – Джеми удовлетворённо оглядел творения рук своих, украшавшие обоих коней и троих всадников. Сферы угадывались лишь по лёгкому перламутровому отливу, как у мыльного пузыря. – Нейтрализует проходящие сквозь него яды, будь они в воздухе, в жидкости или в твёрдом предмете. Пыльцой всё равно надышимся, но без последствий.
Сфера вокруг головы дэя поколебалась, словно отвечая его кивку:
– Тогда в путь.
Они припустили по узкой тропке среди разнотравья, задевая живокость, достающую коням до груди.
Лес в конце концов исчез за задней кромкой горизонта. Взгляду путников докучали лишь синие волны с фиолетовыми гребнями да горы в пасмурной дали. Справа медленно проплывали предгорные холмы.
Не считая шелеста трав и стука копыт, приглушённого подмятыми стеблями, в воздухе висела тишина.
– Святой отец, может, стоит поберечь лошадей? – нарушил молчание Алексас.
– Как доберёмся до Аларета, там и побережём.
Припомнив свою тканую карту и уроки краеведения, Таша наконец сообразила, где они находятся: на равнине Лилиас, в народе Приречной, которую Аларет отделял от болот Шэдвар, в народе Заболотья.
– И вы уверены, что…
– До ближайшего моста от Пвилльской переправы не близко, с паромщиками кэны вряд ли найдут общий язык. Так мы выиграем время. – Дэй зачем-то оглянулся. – Во всяком случае, если всё пройдёт по моему плану.
– А вдруг «хозяин» уже ждёт нас по ту сторону Аларета? Что мешает ему устроить резню где-нибудь на том берегу и создать новых кэнов, ближе к нам? Я бы на его месте так и сделал.
– Сомневаюсь, что он захочет привлекать к себе лишнее внимание. Скорее сбить нас с пути и направить туда, где уже расставил ловушку.
– Откуда вы…
– Иначе кэны не выстроились бы с расчётом гнать нас к горам.
Таша оглянулась.
Пять тенистых дорожек веером пролегали в травяном море слева от них.
– План действий, святой отец? – миг спустя невозмутимо вопросил Алексас.
– Они не слишком быстры. Я давно их заметил, расстояние между нами сокращается медленно.
– Не могу сказать, чтобы это очень успокаива…
Воздух рассёк звук.
Не плач, не вой, не крик – странный и страшный визг кэнов ввинчивался в голову тупой иглой. Он заставил Ташу зажмуриться в отчаянном и неосуществимом желании зажать руками уши, а коней шарахнуться в сторону и в панике понести вправо, к холмам.