Глава третьяБраки и помолвки
Клаусхебер спал. Лишь лунный свет искал лазейки сквозь витражные окна, расцвечивая пол пёстрыми узорами. В синих коридорах царила идиллическая тишина – в которой тем громче казались лёгкие девичьи шаги и шорох подола ночной рубашки Лавиэлль, вышедшей из спальни.
Девушка шагала быстро, но слегка неуверенно, как человек, не вполне доверяющий своим ногам. В лунном сиянии ледяные метки на её лице казались голубыми, как казались чёрными длинные ресницы, дрожавшие на сомкнутых веках – словно их обладательница по-прежнему лежала в постели и видела беспокойный сон.
– Лео!
Оклик далеко разнёсся по замку, нехотя просыпавшемуся вместе с хозяйкой. Кисти на раздвигавшихся портьерах тянулись к Лавиэлль, словно пытаясь ухватить её за плечо, но она шла вперёд – и во сне, выгнавшем её из тёплых объятий одеяла и перин, хватала ладонями пустоту, стараясь угнаться за кем-то.
– Лео, подожди!
По лестнице она спускалась почти бегом, удивительно ловко для того, кто перебирал босыми ногами ступеньки, не открывая глаз. Толкнув входные двери, которые очень не хотели поддаваться, выскользнула в сад.
Дорожка, вившаяся среди вязов и шиповника, привела её к фонтану.
Шагнув к тёмной фигуре, ждавшей на бортике, Лавиэлль улыбнулась так, словно могла её видеть.
– Вот ты где, – сказала она, бредя навстречу тому, кто звал её в колдовском видении, развернувшемся в её голове. – Ты обещал, что больше не будешь прятаться так, чтобы я не могла тебя найти.
Фигура, неторопливо поднявшись на ноги, развела руки в стороны, точно для братских объятий… и дёрнулась, когда в одну из этих рук впились чужие пальцы, соткавшиеся из воздуха.
– Не сегодня, Кэйрмиль, – сказал Арон, проявляясь из лунной тьмы, сталью сжимая тонкую девичью кисть.
Джеми, чары с которого спали секундой позже, оказался подле Лавиэлль как раз вовремя, чтобы девушка, которую больше не держали незримые ниточки эйрдалевой ворожбы, вместо жёсткой брусчатки упала ему на руки.
– И всё же тебе не мешало бы больше времени проводить с прекрасными лэн и меньше – с учебниками, – прокомментировал Алексас, когда Джеми, чуть не повалившись вместе с Лавиэлль, кое-как уложил её наземь. – Осторожнее. Нежнее. Ты всё-таки возлюбленную держишь, а не стопку книг. Хотя нет, как раз с книгами ты обращаешься с большим пиететом…
Джеми удержался от ответа. Слишком хорошо знал брата, чтобы не понимать: тот шутит, желая скрыть досадливую горечь осознания, что они оба купились на элементарный обман в виде невинного личика и оленьих глаз.
Выпрямившись, Джеми посмотрел на Кэйрмиль: она так и застыла в замешательстве, переводя взгляд с одного мужчины на другого.
Впрочем, когда девушка заговорила, в певучем голосе её замешательства не было – как и страха, и злости, и любых интонаций, которых ждёшь от эйрдаля, пойманного за руку на месте преступления.
– Что вы здесь делаете? Зачем следили за моей племянницей среди ночи? И кто… а, вы, наверное, отец Кармайкл? Вас легко узнать… хотя, не могу не отметить, молва не передаёт и половины вашего истинного величия. – Звуки веяли вкрадчивым очарованием – казалось, можно было ощутить, как тает в воздухе их сладкий аромат. Понимание произнесённых слов мгновенно ускользало куда-то, терялось, оставляя вместо себя лишь чувство упоительного восторга. – Сожалею, что не смогла лично вас встретить. Мой муж был решительно против этого, он хотел вернуться в Клаусхебер после того, как вы его покинете… Однако судьбе всё-таки угодно было, чтобы мы увиделись.
Даже в молчании, пронизанном журчанием воды и шёпотом шиповника, Джеми слышал эхо её голоса: завораживающий напев, звучащий в памяти, когда музыкант давно уже взял последнюю ноту.
– Не смотри на неё, дурак!
Выкрик Алексаса с трудом пробился сквозь отзвуки речей Кэйрмиль, речным прибоем раскатывавшиеся в сознании. Впрочем, стоил ли он того, чтобы слышать его отчётливо?
Был ли какой-то смысл в его словах?..
– Вы… – после волшебного голоса Кэйрмиль речь самого Джеми казалась карканьем простуженного ворона, – вы хотели напасть на Лавиэлль.
– Напасть? С чего вы так решили? Бедняжка давно уже ходит во сне, а я как хозяйка особняка имею право быть где хочу и когда хочу. Прогуляться по ночному саду – в том числе. – Герцогиня перевела взгляд на Арона: тот как-то странно улыбался, крепко сжимая её запястье. – А вот почему вы следили за моей племянницей… Хотя забудем. Я так рада встрече с вами, что не стану требовать ответов. Не суть важно, в конце концов. – Отзвуки её голоса объясняли, уговаривали, нашёптывали о том, что невозможно выразить людским языком – только почувствовать сердцем. – Давайте лучше вернём милую Элль в её спальню и пройдёмся по саду. В свете Никадоры он ещё красивее, чем днём. Как думаете?
Удивительно: когда они столкнулись вчера, Кэйрмиль выглядела почти простушкой, но в лунном сиянии казалась выточенной из мрамора. Ожившая безупречность, воплощение Богини, один взгляд которой уносил тебя на гребне тёплой волны блаженства. Этот взгляд чаровал, этот взгляд обещал…
…и лишь где-то очень, очень глубоко в нём прятались нетерпение и…
…голод.
– Так ты ещё и ворожить умеешь, святоша? – холодные скрежещущие нотки, вдруг возникшие в её голосе, резанули слух почти ощутимо.
– Вам можно, а мне нельзя? – с губ Арона не сходила жёсткая улыбка-насмешка. – Это не ворожба, герцогиня, однако и вам я ворожить не позво… О, а это уже невежливо. – Дэй даже тон не изменил, но прянувшая вперёд девушка отшатнулась, будто от пощёчины. – Законы гостеприимства велят хозяевам не вредить гостям, а вы пока ещё имеете право распоряжаться под крышей Клаусхебера… пока. Нет, и сбежать не пробуйте. Я вас не отпускал.
Чувствуя, как в мысли возвращается ясность, Джеми смотрел на Кэйрмиль. За пару моментов всё очарование слетело с неё туманной маской на ветру: от неземной красы не осталось и следа – только мертвенная бледность да тень бессильного бешенства на лице. Она хотела бы вырваться, хотела бы напасть, но не могла; лишь стояла под смеющимся взглядом серых глаз загнанной волчицей, пока ярость искажала её лицо с безжалостностью кривого зеркала.
– Как вы спрятались? – это Кэйрмиль уже прошипела – и Джеми наконец увидел чёрные звёзды, зиявшие на месте её зрачков, окружённые неестественным фосфоресцирующим блеском радужек. – Я не могла не услышать вас, не…
– По счастью, в арсенале колдунов есть заклятия, позволяющие скрыться даже от эйрдалей.
Беседу прервал недоумённый возглас «тётя?..», с которым очнувшаяся Лавиэлль привстала на локтях и обвела собравшихся у фонтана почти испуганным взглядом.
– Что здесь происходит? – судя по тому, как стремительно Лавиэлль поднялась на ноги, голос её прозвучал куда слабее, чем она себя чувствовала. – Святой отец? Джеми-энтаро?..
– Элль, помоги мне! – Кэйрмиль отчаянно рванулась, пытаясь выкрутить руку из пальцев дэя. – Они…
– Замолчите, – одно негромкое слово из уст Арона заставило герцогиню вновь застыть каменным изваянием. – Сами поведаете племяннице, как она лишилась родителей, или предоставите эту честь мне?
Застыв рядом с Джеми, благоразумно не вмешивавшимся, Лавиэлль взирала на дэя так, словно надеялась, что он вот-вот рассмеётся и признает всё это дурной шуткой.
Если бы одним желанием можно было испепелить – под взглядом Кэйрмиль, радужки которой светились тёмным багрянцем, Арон давно бы осыпался кучкой пепла.
– Я вас понял. – Дэй снова улыбнулся. – Как пожелаете.
…девушка, казавшаяся Ташей, тем временем обнаружила то, что искала среди замковых коридоров, комнат и галерей.
Она замерла напротив зеркала. Под наблюдением портретов, равнодушно смотревших со стен нарисованными глазами, взглянула на своё отражение и улыбнулась.
Зеркала всегда отказывались играть по общепринятым правилам. Тем более волшебные. И часто показывали не то, что видели все – они показывали суть.
Светловолосая девушка коснулась барельефных ирисов на деревянной раме. Сдвинув их вбок, сблизила свою ладонь с чужой ладонью: той, что за серебристой зеркальной гранью тянула ей навстречу синеглазая женщина с русой косой.
Их пальцы почти встретились, когда стекло продавилось, дрогнуло, и одна рука оказалась продолжением другой.
Спустя пару ударов сердца портретам осталось созерцать лишь рябь, расползавшуюся по стеклу водными кругами, и опустевшую картинную галерею.
– Итак, Кэйрмиль Норман, в девичестве Дориэл, – произнёс Арон. – Конечно, вы не жительница Пвилла. И герцога впервые встретили вовсе не в окрестных лесах, а в Арпагене, за год до смерти его жены. Собственно, вы бы предпочли… нет, вы настаивали, чтобы смерть эта случилась раньше, но даже эйрдалевы чары не могли заставить Орека убить любимую супругу. Поэтому в конце концов вы взяли дело в свои руки и наняли убийцу сами. Лишние разговоры и подозрения были вам не нужны, так что вы подождали пару лет, прежде чем «встретить» герцога официально, – однако сперва в Броселиан, а после в Пвилл перебрались вместе с ним. Вам требовалось часто видеться с Ореком, дабы чары не развеялись. Потому-то герцог и полюбил охоту по вашему наущению: встречаться с ним в лесу, не попадаясь на глаза посторонним, было нетрудно. К тому же вам было чем заняться в эти годы… к примеру, расправиться с законными хозяевами Клаусхебера.
Кэйрмиль хранила молчание.
Лавиэлль вцепилась в плечи Джеми, едва ли осознавая, за что цепляется: широко распахнутые глаза выдавали, что сейчас она ухватилась бы даже за змею, лишь бы не упасть.
– Конечно, первой следовало устранить герцогиню. Например, ядом. «Поцелуй Смерти», кажется?.. Да, вижу. Отличный выбор: ни вкуса, ни запаха, ни дурноты, а спустя два часа после приёма – спазм сердечной мышцы. «Яд королей», как его называют, дорогой и сложный. Но в ваших руках были все средства, которые оправдали бы цель. После не стоило труда сжить со свету Диаманда, внушив ему пристрастие к спиртному, а по ночам потихоньку выпивая безутешного вдовца. Его смерть никого не удивила, но после вы вновь предпочли затаиться и потерять время, зато отвести от себя все подозрения: в конце концов, когда умирали родные Орека, для всех окружающих вы с герцогом даже не были друг с другом знакомы. А прежде чем решиться убить новообретённых племянников, вы снова выждали пару лет, но в ожидании не забывали делать всё, чтобы Леогран не смог вступить в законное право наследования. Теперь вы взялись за Лавиэлль, только вот пить её прямо в Клаусхебере не осмеливались: его ведь не зря воздвиг Мастер Школы. Так что заставляли племянницу во сне покидать стены замка, чтобы кормиться без страха. Следующим был бы Леогран, а там и Орек недолго задержался бы на этом свете. Ваш муж жил бы ровно до тех пор, пока не унаследовал законным образом всё имущество Норманов… которое потом перешло бы к его вдове.