Как бы жутко ни становилось Таше при мысли о том, что уготовил ей Воин – то, что мог сделать с ней Рейн, представлялось куда отчётливее.
От этих мыслей впервые за вечер ей стало по-настоящему страшно.
– Ещё раз приблизишься к ней, убью.
Новый голос, прозвучавший в стороне, был негромким, чуть хрипловатым. Не угрожающим: констатирующим факт.
Казавшимся иным, чем запомнился Таше по снам и зеркальному разговору.
Наёмники мгновенно съёжились, замкнувшись в молчании. Человек в чёрном, шагнув вперёд из теневых отблесков, встал у костра и сложил руки на рукояти меча; огонь высветил рваные полоски шрама на его щеке.
Таша зажмурилась прежде, чем встретила его взгляд: она не могла отвернуться, но не желала играть по правилам того, кто сломал её жизнь.
– Поздравляю с дебютом в свете. Видел, ты искала меня на балу. Польщён. – Его голос был насмешливым, но злым – ни капли: то была скорее добродушная насмешка родителя, чем злорадство душегуба. – Понимаю, наша встреча там напрашивалась, но это мы оставим для чьей-нибудь другой сказки.
Закрыв глаза, Таша слушала тишину.
– Ты бы хотела, наверное, знать, почему ты здесь? Чего мы ждём? Что я хочу?
Она могла не отвечать, но не могла не слушать. И забыться – тоже. Это было хуже, чем смерть, хуже, чем пытки: лежать перед ним марионеткой с обрубленными нитками, лежать и знать, что ты ничего, ничего не можешь сделать…
Его плащ прошуршал совсем близко.
Таша вздрогнула, когда чужие пальцы коснулись её руки, но удержалась от того, чтобы взглянуть на него. Следом исчезло ощущение давления на ладонь, с которым она успела свыкнуться: это Палач снял платок, которым Алексас перевязал её рану. Невесть откуда повеяло мятой, зверобоем и подорожником.
Когда ладони ласково коснулось что-то прохладное и вязкое, успокаивая боль приятным холодком, Таша хотела вывернуть руку – и не смогла.
– Не бойся. Я не причиню тебе вреда, – сказал враг, возясь с её раной, втирая в кожу целительную мазь. – Ты слишком хрупкая и дорогая игрушка, чтобы бездарно тебя испортить. – Она почувствовала, как шёлк платка вновь обвивает руку, затягиваясь крепким узелком. Следом услышала, как Палач встаёт. – Сколько лет я замыкал этот круг! Если бы ты только знала, как много интересного ждёт тебя на уготованном мною пути… Так и тянет рассказать – но, увы, испорчу эффект…
…это куда больше походило на речь злодея. Только вот Таша не могла отделаться от ощущения, что в интонациях сквозит нечто нарочитое: словно он играл злодея – столь же усердно, как заставлял её играть потерянную принцессу.
Холод мурашками побежал по Ташиной спине, когда он поставил её на ноги, взяв за плечи цепкими пальцами, пахшими мятой:
– Посмотри на меня.
Она лишь зажмурилась крепче, вдруг осознав, что от него не пахнет ничем, кроме этой проклятой мяты – будто тело его было лишь сгустившимся воздухом.
– Я ведь могу и заставить. – Он говорил так тихо, что голос почти сливался с шипением огня. – Но если будешь вести себя хорошо, сниму заклятие.
Вдалеке глухо заворчала громом грозовая туча.
Таша разомкнула веки.
Его глаза были серыми, отливающими в голубой. Светлыми, совсем не злыми, жуткими в своей участливой человечности.
…Таша никогда не знала, что такое ненависть. Ей просто некого было ненавидеть.
Сейчас ненависть была единственным, что у неё осталось.
Если б только можно было разбить в кровь это лицо, ударить, избить, разодрать – чтобы он ощутил хоть сотую часть её боли; если б можно было отнять у него всё, что ему дорого, стереть это в порошок, в прах – но у него, верно, и нет ничего, чем бы он дорожил…
Я хочу, чтобы ты умер, мразь. Хочу, чтобы ты лежал мёртвый, холодный, в земле, где только черви составят тебе компанию…
Он усмехнулся как-то странно… весело?..
Разжал руки, отступил на шаг – и Таша поняла, что стоит на ногах. Сама.
– Пытаться бежать или перекидываться не советую. – Палач с интересом ждал её реакции. – Не забывай, кто я. Далеко не убежишь, сильно не навредишь.
Она посмотрела на амадэя, чьи одежды казались отрезом ночной тьмы. Обвела взглядом наёмников у костра, стену леса вокруг маленькой площадки, отвесный обрыв позади.
Опустила глаза на тело Алексаса у своих ног.
– Он просто спит. Ничего серьёзного.
Плевать, что попытка бегства обречена, думала Таша. Было бы плевать, если бы не…
– Освободи Лив. И мальчишек. – В её голосе не было страха. – Я же у тебя, ты своего добился.
Он покачал головой:
– Боюсь, ты наделаешь глупостей, если будешь знать, что тебя ничто не держит.
Таша сжала кулаки, и утихшая было боль вновь резанула ладонь.
– Чего ты хочешь? – всё-таки спросила она.
Палач улыбнулся, и от этой улыбки жуть пробрала Ташу до костей.
– Увидишь.
– Лиар!
Услышав знакомый голос, один её кукловод обернулся – чтобы увидеть, как выходит на свет второй.
Некоторое время Воин и Зрящий, выбредший из темноты, просто смотрели друг на друга: две тени, разделённые неровным пламенем костра. Потом первый, не отводя взгляда, махнул рукой. Наёмники мгновенно вскочили – двое сгребли за руки Ташу, не рискнувшую вырываться, ещё двое подхватили Алексаса, и пленников оттащили в сторону, освобождая амадэям место для долгожданного свидания.
– Здравствуй, Арон. – Воин сделал шаг вперёд, и мягкая безрадостная улыбка скривила его губы. – Рад тебе несказанно. Сколько лет, сколько зим… сотня, полторы?
– Приветствую, Лиар, – сказал Зрящий, двинувшись ему навстречу – без намёка на улыбку.
– Не желаешь, чтобы я здравствовал?
Алексаса бесцеремонно швырнули на землю, Ташу – следом, прямо на него. Амадэи, даже не взглянув в их сторону, остановились в нескольких шагах друг от друга: тот, кто воплощал тьму – склонив голову набок, как любопытный мальчишка, тот, кто воплощал свет – держась ровно и прямо, чуть вскинув подбородок.
– Как тебе моя новая игра? – не дождавшись ответа, вымолвил Палач весело.
– Превзошёл сам себя. Даже я не ожидал, что ты сможешь пойти на такое.
– Взглянем правде в глаза, брат: твои ожидания на мой счёт редко соответствуют действительности. Иначе мы бы не оказались здесь.
– Отпусти их, Лиар. Я здесь, чтобы закончить игру. Сейчас.
– Не бежишь с поля боя? Неожиданно.
– Я хочу спасти их.
– Не больно ты рвался кого-то спасать, когда Таша выкрадывала сестру из трактира. Ты ведь прекрасно знал, что я рядом. Встреться мы тогда лицом к лицу, я бы мог ещё оставить её в покое… Во всяком случае, не подвергать всему, что в итоге её ждало.
– Лжёшь. С чего бы тебе обрывать игру, толком не начав?
– В начале всё бывает иначе. – Лиар потянулся к застёжке плаща, и тот небрежными складками опал на колючую хвою, покрывавшую глину. – Но ты сам пожелал продолжить – и всё пошло по-моему.
Сухая гроза бурчала громом, медленно приближаясь к карьеру. Зарницы ниточками мелькали в черноте между небом и землёй.
Арон смотрел на противника так внимательно, что это внимание маской скрывало все эмоции.
– Хочешь, чтобы я отпустил их? Тогда – поединок. – Лиар взялся за рукоять меча, и языки пламени отразились в обнажённом на полпальца клинке. – Победишь – освобожу всех. Нет – мне решать, что с вами делать.
Вместо ответа Арон протянул руку за спину.
Амадэи не могли обратить свои силы друг против друга. Но мечи – пожалуйста.
Клинки они обнажили одновременно. Одинаково беззвучно. Только двуручный меч Воина оказался куда массивнее оружия Зрящего.
– Неплохо ты всё спланировал. Не могу не признать. – Отшвырнув поодаль пустые ножны, Арон наконец взглянул в Ташину сторону. Не на неё: на тех двоих, что стояли рядом. – Кажется, мы знакомы?
В горле Рейна заклокотал глухой рык. Другой оборотень нервно переминался с ноги на ногу.
– И долго им пришлось латать раны? Я не больно-то вежливо с ними обошёлся. – Лезвие клинка Зрящего золотилось в темноте. – Пришлось мечом, увы. С твоей стороны было весьма предусмотрительно снабдить их такими же безделушками, какую ты оставил Таше. В каждую заключил частицу себя?.. Не самый сложный обряд, зато мои силы оказываются бесполезны.
– Не мог же я допустить, чтобы ты не остался без лошади, не задержался в трактире и не встретил нашу девочку, которую я вёл навстречу тебе. Сейчас они в форме, не беспокойся. Целительные мази творят чудеса.
– Да, ты можешь позволить это для своих наёмников.
– К твоему сожалению.
Они посмотрели друг другу в глаза: одна непроницаемая серая сталь против другой.
Когда мечи скрестились, с клинка Зрящего в воздух выбился сноп золотых искр.
– …а теперь, Таша-лэн, прошу доложить обстановку.
Она вздрогнула – не то от молнии, вспышкой хлестнувшей её по глазам, не то от шёпота в самое ухо. С трудом отведя взгляд от амадэев, повернула голову; светлые волосы, давно освободившиеся от лент, волной скрыли лицо Алексаса.
– И давно вы не спите? – прошептала она ему в самое ухо.
– Достаточно. Двоедушники отходят от многих заклятий легче обычных людей. Сделайте вид, что плачете. – Его шёпот больше походил на свистящие выдохи – и, сообразив, что это поможет замаскировать переговоры, Таша послушно задрожала в притворных рыданиях. – Кто нас стережёт?
– Четыре наёмника. – Вздрагивать, думала Таша. Не забывать, что ты плачешь. – Двое оборотней. Есть идеи?
Мгновения, которые он искал ответ, отдавались в её ушах песней скрещённых клинков. Она даже различала слова – точнее, слово. Всего одно.
«Убей».
– Атакуйте их.
Таша изумлённо распахнула глаза:
– Что?
– Атакуйте. Или бегите. Отвлеките их. Вас они не убьют, а мне нужно время, чтобы встать и достать оружие. Они ведь шпагу не отобрали?
– Нет…
– Отлично. Тогда действуйте.
Песня мечей ускоряла темп.
Таша коротко вдохнула – и, скатившись наземь, прошмыгнула между ног Рейна. Зайцем кинулась к лесу, поскальзываясь на глине, не успевшей высохнуть после дождя.