ных деталях, да и то лично для меня.
Подумав еще немного, я решил, что лучшая защитная маскировка — поступать так, как поступает здешний Колин Трэффорд. Пусть он и не работает в «Объединенных электрофизических предприятиях», но у него хотя бы есть дом, куда можно пойти…
Хороший многоквартирный дом, пружинящие ковры, цветочные композиции с подсветкой в коридоре — таким оказался Хогарт-Корт. Однако я не увидел портье, поэтому направился прямиком к лифту. Дом не выглядел достаточно большим для пятидесяти четырех квартир, поэтому я рискнул нажать цифру пять, надеясь очутиться на пятом этаже. И действительно, вышел прямо к квартире 54. Я вытащил связку ключей, вставил в отверстие замка наиболее, по моему мнению, подходящий, и дверь открылась.
Я оказался в небольшой прихожей. Ничего примечательного: белая краска, легкий узор на обоях, плотный темно-красный ковер, журнальный столик с телефоном и несколькими цветами в вазе, над ним большое зеркало в подарочной оправе, жесткий стул, коридор, множество дверей. Я остановился.
— Привет, — сказал я наудачу и уже громче добавил: — Привет! Есть кто дома?
В ответ тишина. Я закрыл за собой дверь. Что теперь? Стоп-стоп, возьми себя в руки! Я ведь был здесь Колином Трэффордом! Я снял верхнюю одежду. Вешать ее было некуда. Повторно оглядевшись, я нашел встроенный шкаф для верхней одежды, где уже висело несколько пальто. Мужское и женское… И еще женские галоши… Я поставил свои рядом.
Я решил тщательно осмотреть квартиру — возможно, мелочи подскажут мне что-то…
Описывать увиденное мною в деталях, думаю, ни к чему, но квартира была очень хорошей. Больше, чем она показалась мне на первый взгляд. Приятно и со вкусом обставлена, без экстравагантности, но и без особой скромности. К тому же здесь, несомненно, чувствовался дизайнерский стиль, не мой, хотя, в конце концов, что такое стиль в интерьере? Чувство, ограниченное определенным периодом времени, или рафинированный выбор под влиянием быстротекущей моды. Думаю, что здесь имел место как раз второй случай, однако такая мода казалась для меня странной и потому непривлекательной.
Кухня по-настоящему интриговала. Холодильник, отсутствие стиральной машины и сушилок для посуды, единственная раковина, ламинированные поверхности, довольно старомодная электрическая плита, пакет мыльного порошка, никаких синтетических моющих средств, любопытная панель освещения на потолке площадью около трех квадратных футов, и не было миксера…
Гостиная была просторная, кресла удобные. Все прочное и добротное. Большая радиола, изящно украшена, без FM-диапазона на шкале частот. И снова освещение выполнено в виде потолочных панелей и больших квадратных штуковин, похожих на стеклянные контейнеры для пирогов на подставках. Нигде не было телевизора.
Я осмотрел все, что только было можно. В спальне чувствовалась женская рука, но обстановка не была слишком вычурной. Две односпальные кровати. Ванная комната выложена белой плиткой. Гостевая спальня, маленькая двуспальная кровать. И так далее. Однако в конце коридора находилась комната, которая заинтересовала меня больше всего. Нечто вроде кабинета. Стена закрыта книжными полками: одни казались очень старыми, другие нет. Мягкое кресло, простой стул. Перед окном стоял широкий стол с обтянутой кожей столешницей, в окно заглядывали оголенные ветви деревьев, крыши вдали, открытое небо. На столе стояла печатная машинка в чехле, лампа с регулировкой, были здесь также несколько папок с кое-как уложенными листами бумаги, коробка сигар, металлическая пепельница, пустая и чистая, а также фотография в отделанной кожей рамке.
Я внимательно изучил фотографию. Очаровательная девушка. Ей, должно быть, двадцать четыре — двадцать пять? Лицо интеллектуалки. Счастливая на вид, она наверняка была интересным в общении человеком, однако абсолютно мне незнакомым…
Слева от стола стоял комод, а на нем небольшой застекленный шкафчик, в котором было выставлено всего восемь книг. Книги в ярких суперобложках смотрелись задорно и молодцевато. Крайнюю справа книгу я уже видел сегодня утром в «Хетчардсе» — «Юность жизни». Все остальные издания тоже были под авторством Колина Трэффорда. Я сел на вращающийся стул за столом и несколько минут смотрел на эти книги. Затем, преисполненный нездорового любопытства, я взял «Юность жизни» и открыл ее.
Прошло примерно полчаса, а может, и больше, когда я услышал звук, с которым поворачивается ключ в двери. Я отложил книгу, лихорадочно соображая, что мне делать. Наконец я решил, что лучшей стратегией будет раскрыть свое присутствие, нежели ждать, когда меня найдут. Поэтому я открыл дверь. В конце коридора я увидел женскую фигуру в сером замшевом пальто ниже колен, надетом поверх твидовой юбки. Женщина ставила пакеты на стол в прихожей. Услышав, как открывается дверь, она повернула голову. Несомненно, это была та девушка с фотографии, однако лицо ее вовсе не выглядело счастливым. Когда я начал к ней приближаться, она смотрела на меня с нескрываемым удивлением. В выражении ее лица читались и другие чувства, но ни одно не ассоциировалось у меня с приветливостью любящей жены, встречающей мужа.
— А, — сказала она, — ты здесь. Что случилось?
— Случилось? — повторил я, надеясь, что она мне что-нибудь подскажет.
— Ну, как я поняла, у тебя сегодня днем была запланирована одна из тех чрезвычайно важных встреч с Дики в Би-би-си, — сказала она, как мне показалось, довольно резко.
— Ох! Встреча, все верно. Да, он попросил ее перенести, — ответил я неловко.
Она окинула меня внимательным взглядом. Еще и с некоторым недоверием, как мне показалось. Я стоял и глядел на нее, не зная, что делать, и клял себя за то, что не разработал какой-нибудь план — что говорить и как себя вести, когда неизбежно столкнусь с ней лицом к лицу, вместо того чтобы впустую тратить время на «Юность жизни». Я даже не догадался выяснить ее имя. Очевидно, что я с самого начала принялся говорить какую-то чушь. Кроме того, в девушке явственно чувствовалось что-то такое, что совершенно вывело меня из состояния равновесия. Впечатление было столь сильным! Я не испытывал ничего подобного уже много лет, а может, и вообще никогда… Каким-то образом, когда вы доживаете до тридцати трех лет, то уже не ожидаете, что с вами может случиться такое, а если и случится, то совсем не так. Не с таким сильным биением сердца, не с таким озарением — словно мир вдруг стал внезапно светлым и живым, а вы только-только начинаете жить.
Итак, мы стояли и смотрели друг на друга: она с трудно скрываемым недовольством, я — смущенный своим душевным подъемом и замешательством, не способный вымолвить ни слова.
Она отвела взгляд и начала расстегивать пальто. Казалось, что она тоже пребывала в замешательстве.
— Если… — начала она говорить, но ее прервал телефонный звонок.
Облегченно вздохнув от этого не давшего ей договорить звонка, девушка взяла трубку. В тиши прихожей я услышал, как женский голос просит позвать Колина.
— Да, — сказала она, — он здесь. — И передала мне трубку, посмотрев на меня весьма удивленно.
— Алло, — сказал я. — Колин у аппарата.
— Ах, конечно же, — ответил голос. — И что он там делает, можно поинтересоваться?
— Э-э… Я не совсем… — начал было я.
Женский голос резко прервал меня:
— Послушай, Колин. Я торчу здесь уже битый час. Думала, что если ты не можешь прийти, то отыщешь хоть толику порядочности, чтобы позвонить и объясниться. А теперь я узнаю, что ты просто сидишь дома. И это совершенно ненормально для наших отношений, Колин.
— Я… э-э… Кто это? Кто это говорит? — единственное, что я мог придумать, чтобы оттянуть время и понять, что делать дальше. Я чувствовал, что молодая девушка рядом со мной замерла на месте, так и не сняв пальто.
— О боже! — сказал раздраженный голос. — Что за глупые игры? А ты как думаешь, кто это?
— Я ничего не думаю, поэтому и спросил, — ответил я.
— Перестань паясничать, Колин. Если это потому, что Оттили все еще там, а я абсолютно в этом уверена, то ты ведешь себя как тупица. Она сняла трубку, поэтому знает, что это я.
— Стало быть, спрошу у нее, кто вы такая, — предложил я.
— О-о-о! Ты, должно быть, в стельку пьян. Ну, так иди и проспись! — Она с грохотом бросила трубку.
Я тоже положил трубку. Девушка смотрела на меня с выражением искреннего замешательства и непонимания на лице. В тихой прихожей она, должно быть, слышала каждое слово, произносимое женщиной в трубке, так же хорошо, как и я. Она отвернулась, сняла пальто и убрала его на вешалку в шкаф. Сделав все очень аккуратно, она наконец повернулась ко мне.
— Я ничего не понимаю, — сказала она. — Ты ведь ничуточки не пьян? Что все это значило? С дорогой Дики все закончено?
— Дики? — спросил я.
Морщина между ее бровей стала еще глубже.
— Ну же, Колин. Если ты думаешь, что к этому времени я не смогу узнать голос Дики по телефону, то…
— Ах это, — сказал я. Какой ляп с моей стороны, довольно любопытный и непростительный. На самом деле, трудно представить себе более нелепую ошибку, чем когда мужчина вдруг начинает путать пол своих друзей. Если я не хотел, чтобы меня приняли за сумасшедшего, нужно было срочно предпринимать решительные шаги, чтобы спасти положение.
— Послушай, давай пойдем в гостиную. Мне нужно тебе кое-что рассказать, — предложил я.
Она смотрела на меня с непонятным выражением на лице.
— Думаю, Колин, что я не хочу ничего слушать.
— Пожалуйста, — сказал я, — это очень важно. Очень…
Она чуть поколебалась, затем нехотя согласилась.
— Хорошо, если это действительно нужно…
Мы ушли в гостиную. Она включила обогреватель и села в кресло.
— Итак? — спросила она.
Я сел напротив, думая, с чего бы начать. Что ж, пусть я и добился кое-какой ясности в произошедшем со мной, но объяснить это другому было очень трудно. Какими словами сказать, что, несмотря на то, что физически я выгляжу как Колин Трэффорд и на самом деле являюсь Колином Трэффордом, фактически я совсем другой Колин Трэффорд — не тот, кто пишет книги, кто женился на ней, а некий альтернативный Трэффорд, случайно очутившийся здесь, Колин из другого мира? Мне казалось, что нужно было найти такой подход, который не даст ей повода немедленно вызвать психиатра, а такой подход найти было ой как непросто.