– Как тебя звать? – спросила девица. Голос её звучал устало.
– Бе… Бе… – выдавил ученик художника, поперхнулся и зашёлся кашлем. Девица смотрела на него не то с сочувствием, не то с презрением.
– Ну и набрался же ты, приятель, – вслух посетовала она. – Ладно, герр Бе-Бе, слушай меня внимательно и постарайся понять. Я с той стороны, снаружи. Меня послал господин Бертель Энтенс де Мантеда, слыхал о таком? Вижу, что слыхал. Только не спрашивай, как я сюда попала – это к делу не относится. У меня важные известия, очень важные, айе. Ты можешь проводить меня к кому-нибудь из командиров?
Бенедикт хотел ответить, но опять не смог, только помотал головой. С его шляпы полетели брызги.
– Чёрт. – Девушка закусила губу. – Ну и везёт же мне… Но хоть кто-то в этом городе думает об осаде или все только пьянствуют, как ты? Мне надо поговорить с кем-то, кто имеет власть!
– Я… – Бенедикт откашлялся и окончательно овладел собой. – Если позволите, юнгфрау, я немного знаком с господином Теобальдом Фогтом.
– Это что за птица?
– Э-это второй секретарь господина ван дер Верфа.
– А это ещё кто?
– Бургомистр.
Девушка нахмурилась.
– Может, я чего не знаю, но ведь бургомистра Лейдена зовут ван дер Бронкхорст.
– Ах, фреле! – печально сказал Бенедикт и поправил очки. Привычный жест немного его успокоил, и он продолжил: – Вот теперь я верю, что вы давно не были в Лейдене. Дирк ван дер Бронкхорст уже месяц как скончался. Новым бургомистром назначен как раз господин ван дер Верф. А Теобальд Фогт – его второй секретарь. Я э-э… друг его семьи и как бы немного… э-э… дружен с его дочерью. Да, дружен.
– «Как бы немного дружен»! – передразнила его девушка. – Послушай меня, парень, если ты и дальше будешь таким мямлей, ты ничего в жизни не добьёшься, айе. – Она плотнее запахнулась в плащ и переступила на холодных досках. – Ладно, чёрт с тобой, раз так, веди меня к этому своему господину Теобальду… друг семьи.
– Может, подождём до утра? – предложил Бенедикт. – Я живу здесь, недалеко, моя комната в вашем распоряжении. У меня есть уголь, вы обогреетесь.
«Чёрт, – лихорадочно думал он меж тем, – откуда она всё-таки взялась? Нет, определённо пора с выпивкой завязывать».
Девушка покачала головой:
– Нет, господин Бе-Бе, до утра я ждать не могу.
Ученик художника покраснел.
– Меня зовут Бенедикт.
– Это дела не меняет. Сегодня никому спать не придётся. Пошли.
Если десятью минутами раньше дозорный посмотрел на Бенедикта с завистью, то теперь, когда увидел его в сопровождении молодой женщины, и вовсе застыл соляным столпом. Бенедикт ощутил что-то вроде злорадного удовлетворения. Ступени были мокрые, спускаться приходилось осторожно. Бенедикт смотрел на шею девушки, на её босые ноги с тонкими лодыжками, а перед глазами всё ещё стояло её нагое тело с маленькими грудями и крепкими, почти мальчишескими бёдрами. Он сглотнул. В голове его было пусто и гулко.
– Э… юнгфрау, подождите…
– Ну что ещё? – обернулась та. – Говори скорее – у меня ноги мёрзнут.
– Если вам холодно, мы можем зайти ко мне домой. Кофе в городе закончился, но я вскипячу воды… и у меня есть немного картошки. И вторая пара башмаков.
– Обойдусь как-нибудь. Это всё, что ты хотел сказать?
– Как ваше имя?
– Зови меня… ну, скажем, Альбина.
– Я не могу взять в толк… вы приплыли по реке?
– Если хочешь, можешь так считать. И что?
– Я… я бы хотел написать ваш портрет, – запинаясь, сказал Бенедикт.
– Ты ещё и художник, – с горькой усмешкой сказала та.
– Нет, но я учусь!
– Ладно, чёрт с тобой, – сдалась она. – Пошли в твою каморку, а то я и в самом деле продрогла. Похоже, парень ты неплохой, хоть и ведёшь себя как дурак. Но даже не думай, что я у тебя задержусь. Это не шутки! Завтра или послезавтра флот разрушит ваши рабатсы. Город будет затоплен.
– Затоплен? Как затоплен? – В голове у Бенедикта разом всё смешалось. – Для чего? Зачем?
– Затем, что нет иного способа прогнать испанцев и доставить вам припасы, – сказала, как отрезала, ночная дева. – Вы должны подготовиться. Так что веди меня к этому своему господину Теобальду. Только держи руки при себе, иначе я тебе яйца оторву. А свои башмаки и плащ получишь обратно следующим вечером, это я тебе обещаю.
…От бургомистра Зерги вырвалась злая, как дьяволица. Она хлопнула дверью, оттолкнула секретаря, стуча каблуками и путаясь в юбках, сбежала по лестнице, выскочила на улицу и лишь тогда остановилась, сверкая глазами, как разъярённая кошка. Бенедикт, который бежал следом, не поспел за нею и догнал только на пороге дома.
– Что… что случилось? – выдохнул он. – Куда мы бежим?
– Что случилось? – обернулась к нему Зерги. Топнула ногой. – Что случилось! Он ещё спрашивает! Будто сам не можешь догадаться! Эти надутые боровы даже не соизволили меня выслушать! – Она состроила обезьянью рожу и заговорила, передразнивая картавого ван дер Верфа: – «Вы говойите стьянные вещи, юнгфьяу, будто вы – посланница господина Буазо и пьоникли в гойод, минуя посты. Но чем вы подтвейдите ваши слова? У вас нет пьи себе ни письма, ни письменного пьиказа. И где, позвольте спьосить, ваши документы? Вы тьебуете, чтобы я отдал пьиказ о язьюшении плотин, но это даже не смешно: гойод понесёт огьёмные убытки, огьёмные! Да как вам вообще пьишла в голову такая мысль? Уж лучше осада! И вообще, юнгфьяу, сидели бы вы дома, ибо женщина должна знать своё место, не стоит ей лезть в мужские дела!» Тьфу! – плюнула она. – Аж повторять противно. Ах, сволочи! Сволочи! – Она снова топнула ногой. – By Got, угораздило же меня родиться женщиной… Говорила я Яльмару, что эти жирные ублюдки и слушать бабу не захотят. Бьюсь об заклад – они совсем не прочь сдать город! Dam, я буду только рада, если они утонут, но ведь эти-то как раз спасутся!
Последнее она сказала так громко, что одинокий прохожий шарахнулся прочь.
Так они стояли в зыбком световом круге от фонаря и молчали, каждый о своём. Бенедикт растерянно хлопал глазами. Снял очки, протёр их и водрузил обратно.
– Но ведь это правда? – спросил он. – То, что вы сказали, – правда? Морские гёзы в самом деле хотят разрушить плотину?
– Правда, разрази меня гром. Такая же правда, как то, что я сейчас стою перед тобой.
– М-может, вы сможете вернуться на корабль и сказать им… попросить их подождать…
Зерги смерила его презрительным взглядом и фыркнула.
– Парень, – сказала она, – они взорвут эту плотину в любом случае, не важно, вернусь я или нет. А вы со своими сундуками и тряпками пойдёте к чертям на дно.
Девица была злая, растрёпанная и ругалась как баржевик, но Бенедикт против воли залюбовался ею. Золотистые волосы, упрямый лоб, поджатые губы, серо-зелёные глаза, изогнутая линия бровей – всё в ней притягивало взгляд, просилось на бумагу. В платье она смотрелась ещё лучше, хотя картина, где она явилась Бенедикту из дождя, нагая, до сих пор стояла у него перед глазами. «Я напишу её портрет, – подумал он в который раз. – Я непременно его напишу!» – и тотчас одёрнул себя. В самом деле, городу грозит потоп, а его одолевают такие никчёмные мысли.
Почему-то он поверил ей сразу. Может, потому, что был свидетелем её странного появления, а может, потому, что сам был не местным и ему было легче поверить, что кто-то так вот запросто способен затопить целый город, только бы добраться до врагов. Но и бургомистра Бенедикт понимал прекрасно. Ведь в самом деле, трудно принять мысль, что кто-то решил за тебя твою судьбу и судьбу твоего дома. И куда проще подумать, будто некая девица спятила от голода, войны и ставшего невыносимым ожидания, нежели допустить, будто она явилась из-за стен, пройдя через двойной кордон, чтобы предупредить горожан об опасности. Хотя, если вдуматься, женщины как раз намного более крепки в вопросах ожидания и терпения.
Сперва всё шло хорошо, даже отлично. Они зашли в мансарду к Бенедикту, где он сварил «белого кофе» и одолжил девице чулки и башмаки, после чего они сразу направились к дому секретаря. Герр Фогт не стал их прогонять, наоборот, выслушал со всем вниманием; им даже не пришлось будить его – в последнее время он страдал бессонницей. Он тоже почему-то сразу поверил этой женщине. Ещё не пробило час, а к бургомистру уже отправили рассыльного с донесением и стали собираться. Дочь господина Фогта, Агнес, одолжила Зерги платье и рубашку – та поморщилась, но платье надела, хотя чувствовалось, что ей в нём не по себе. Бенедикт списал всё на разницу в размерах – Агнес была выше и крупнее, хотя в последнее время сильно похудела и ушила половину гардероба. Вдобавок дочь господина Фогта была не очень красива, и кто-то проболтался ей об этом. На Зерги она смотрела как на соперницу, а на Бенедикта бросала испепеляющие взгляды. Зерги не обращала на это внимания, гораздо больше её обрадовали туфли, ибо в Бенедиктовых башмаках её ноги болтались, как орехи в скорлупе.
Дальше было хуже. Адриан ван дер Верф, встревоженный запиской Фогта, срочно созвал магистрат, но, когда выяснилось, откуда поступила весть, не на шутку рассердился. Напряжение последних месяцев сказалось и на прочих членах патрициата, и вердикт был однозначен. Теобальд Фогт получил серьёзный нагоняй и лишился должности секретаря, а девушке указали на дверь. Последствия этого Бенедикт сейчас и наблюдал.
– Проклятие! – негодовала Зерги. – Мне, конечно, плевать на этих идиотов, но люди-то, простые горожане, в чём они виноваты? И что теперь делать?
– Может, предупредить их самим? – неуверенно предложил Бенедикт.
– И как ты это себе представляешь? – скривилась Зерги. – Что мне, хватать их за руку на улице и каждому говорить: «Собирай пожитки и вали на крышу: завтра город затопят»? – она фыркнула. – Да никто же не поверит!
– Слухи расходятся быстро.
– Не так быстро, как хотелось бы. Dam, я должна успеть до рассвета… успеть до рассвета… – Зерги оглянулась с таким видом, словно рядом мог обнаружиться выход. – Ну что за невезенье! Как ни крути, а всё идёт к чертям, – бормотала она. – И что я суечусь? В конце концов, это не моё дело… Потонут – и чёрт с ними, сами виноваты. Так ведь нет, зачем-то бегаю, пытаюсь что-то доказать… Ох, дура же я, ох, и дура…